Чиновник, верни деньги из эмиграции!

Президент РФ Владимир Путин призвал усовершенствовать способы возвращения из-за границы средств чиновников, которые те получили в результате преступной деятельности.

«Нужно выявлять несоответствие расходов муниципальных и госслужащих их доходам. На повестке дня и совершенствование механизмов возврата из-за рубежа активов, полученных преступным путем», — сказал Владимир Путин на заседании коллегии Генпрокуратуры.

Для этого президент призвал эффективно использовать возможности межведомственной рабочей группы, которую уже создали под эгидой Генпрокуратуры.

В последнее время власть стала больше говорить о борьбе с коррупцией. Так, в декабре прошлого года генпрокурор Игорь Краснов выступил за наделение следователей правом в неотложном порядке арестовывать имущество коррупционеров, а также говорил о необходимости предусмотреть арест тех активов, которые не получены преступным путем, но были переданы третьим лицам для сокрытия. По мнению Краснова, это позволит «конфисковать преступные активы в случаях, когда осуждение лица невозможно». Впрочем, эта инициатива пока не была реализована.

Всего за 2020 год по коррупционным преступлениям в России взыскали более 2,3 млрд руб., говорил в декабре глава Следственного комитета Александр Бастрыкин. Арест был наложен на имущество стоимостью 8,1 млрд руб.

Несмотря на то, что цифры выглядят внушительно, можно предположить, что по сравнению с реальным объемом коррупции это капля в море. В конце концов, у одного только печально известного полковника Захарченко было обнаружено более миллиарда рублей наличными и активов еще почти на 10 миллиардов. По данным Банка России, общий объем сомнительных операций по выводу денег за рубеж только в 2019 году составил 66 млрд. рублей.

Генеральный директор Института региональных проблем Дмитрий Журавлев считает, что увещевания и призывы к совести чиновников бесполезны. Без осознания неотвратимости наказания, когда каждый коррупционер будет знать, что за свое преступление обязательно окажется в тюрьме с конфискацией имущества, а не где-нибудь на своей вилле в Европе или тропических островах, искоренить системную коррупцию невозможно. Проблема в том, что процесс выстраивания такой системы долгий и кропотливый, и нет уверенности в том, что власть действительно готова им заниматься.

— Перевоспитать чиновников может только жизнь. Если наказание за коррупцию станет неотвратимым, это их перевоспитает. Других альтернатив просто не существует. Рассчитывать на людей, которые будут Дон Кихотами, когда все вокруг грабят, а они остаются честными, конечно, можно, но не слишком реалистично. Это не системный подход.

Единственный способ воспитания — это создание системы, при которой брать взятки будет просто не рентабельно, потому что опасность будет выше доходов. Если вас точно поймают, посадят и все отберут, зачем брать взятки? Если же такой системы нет, все остальное не поможет. Уговорить волка стать ягненком невозможно.

«СП»: — Будет ли у нас выстроена такая система, или за коррупцию по-прежнему будут сажать преимущественно тех, кто с кем-то не поделился или пошел против системы?

— Главная проблема не в том, будут ли выбирать «неправильных» людей и наказывать, а «правильных» не трогать, а в том, как вообще их выявлять. Мы можем выявить только одно, о чем и говорил президент, — несоответствие доходов и расходов. Это повод для подозрения, но не для наказания. Потому что может оказаться, что есть жена, теща, бабушка в городе Надыме, которая является акционером нефтяной компании. Бабушка дает денег, поэтому и расходы превышают доходы.

Да и то, это несоответствие не так просто выявить. Нужно либо рассчитывать на декларацию чиновника о доходах и расходах, либо проводить очень тонкое исследование Росмониторинга. Это очень непростая задача, и есть вероятность, что в результате мы будем знать, что человек ворует, но ничего с этим сделать не сможем. Коррупция вообще очень трудно выявляемое преступление, если говорить о доказательной базе.

«СП»: — Но как же цифровизация? Налоговая, например, уже собирается заниматься «подозрительно бедными» семьями, разве нельзя выявить и «подозрительно богатых» чиновников?

— Да, цифровизация повысит эффективность борьбы с коррупцией, но вряд ли сделает ее стопроцентной. Уверен, что идея изъятия имущества, переданного третьим лицам, не получит поддержки ни в Верховном, ни в Конституционном суде, потому что если доход не является преступным, то на каком основании что-то конфисковывать. Суд наверняка скажет, что такие действия нарушают великий принцип частной собственности.

Если сосредоточится на одном человеке, доказать его причастность к коррупции можно, но для этого придется плюнуть на всех остальных. Если иметь бесконечное время и бесконечные ресурсы, поймать можно всех, вопрос в том, есть ли у нас это время и ресурсы. Продолжать работать во всех направлениях по борьбе с коррупцией необходимо, но нужно понимать, что это будут тактически успехи.

«СП»: — Звучит не очень оптимистично, получается, что коррупцию среди чиновников не победить?

— Теоретически понятно, что как это можно сделать. Нужно снижать уровень коррупциемкости, то есть уровень принятия решений. Коррупция появляется тогда, когда вопрос можно решить так или эдак. И за то, чтобы его решили эдак, платятся деньги. Должны существовать более четкие процедуры, чтобы исключить этот фактор.

Но, во-первых, никто на это не пойдет, потому что чиновники не захотят терять свой доход, а, во-вторых, не все процедуры могут быть четкими. Железные процедуры работают только в неизменных условиях, как только меняются правила игры, эти процедуры перестают быть железными, и это проблема.

Депутат Саратовский областной думы от КПРФ Николай Бондаренко считает, что слова президента о борьбе с коррупцией среди чиновников расходятся с действительностью.

— Власть и господин Путин щедры на обещания и красивые формулировки, в том числе в части борьбы с коррупцией. Но за последние 20 с лишним лет, что они управляют государством, все это остается только на словах. Напротив, из года в год мы видим смягчение ответственности и подхода к чиновникам, госслужащим и сотрудникам правоохранительных органов, которые совершают коррупционные преступления и превышают должностные полномочия.

Власть не просто игнорирует очевидные факты этих нарушений, которые обнародуются в результате расследований или в рамках внутриклановой борьбы и сливов информации. Она на законодательном уровне продвигает инициативы по смягчению ответственности за коррупцию.

В частности, можно вспомнить законопроект прошлого месяца о «вынужденной коррупции», когда с чиновника снимают ответственность, если коррупционные правонарушения были совершены вследствие обстоятельств непреодолимой силы, например, стихийных бедствий, эпидемий и так далее. Параллельно с этим по инициативе господина Путина был фактически упразднен институт конфискации имущества в нашей стране. На сегодняшний момент все коррупционеры, которые попались за руку, остаются с нечестно нажитыми деньгами.

«СП»: — Можно ли что-то сделать с системной коррупцией?

— Самое важное — это понятие неотвратимости наказания, которое в нашей стране не сформировано, хотя очевидно, что именно этого нужно добиваться. 20 статья Конвенции ООН против коррупции *, о которой вся оппозиция, в первую очередь Коммунистическая партия, на протяжении многих лет говорит, как об основном направлении, которое будет наносить удар по коррупции, властью также игнорируется.

В результате мы видим красивые заявления с высоких трибун, которые полностью расходятся с реальными инициативами и работой власти.

---

* Статья 20 («Незаконное обогащение») Конвенции ООН гласит:

«При условии соблюдения своей конституции и основополагающих принципов своей правовой системы каждое Государство-участник рассматривает возможность принятия таких законодательных и других мер, какие могут потребоваться, с тем, чтобы признать в качестве уголовно наказуемого деяния, когда оно совершается умышленно, незаконное обогащение, то есть значительное увеличение активов публичного должностного лица, превышающее его законные доходы, которое оно не может разумным образом обосновать».