По разные стороны прицела

События 3−4 октября 1993 года известны в новой российской истории как расстрел сторонниками Ельцина Белого дома, вернее, народной власти в лице Верховного совета России. Несмотря на короткий временной промежуток, эта кровавая страница в истории страны почти забыта или преподносится тенденциозно, вперемешку с многочисленными мифами.

У «СП» появилась уникальная возможность посмотреть на эту трагедию, как говорится, с противоположных сторон баррикад. 17 лет назад наш корреспондент, капитан первого ранга Сергей Турченко (тогда он работал в другом издании) освещал события, находясь в рядах защитников законодательной ветви власти, а наш нынешний постоянный автор, руководитель Центра военного прогнозирования, полковник Анатолий Цыганок стоял под знаменами Ельцина. Предлагаем вниманию читателей их беседу.

СТ: — События 17-летней давности коротко можно охарактеризовать как конфликт между двумя ветвями власти — законодательной в лице Верховного совета и исполнительной в лице президента Ельцина, который был разрешен с помощью оружия и насилия со стороны исполнительной ветви. Если брать глубже, то велась борьба между сторонниками правового развития страны и криминально-рыночных преобразований. К сожалению, победили последние. Вам сегодня не стыдно, что вы активно способствовали этому?

АЦ: — События 3−4 октября 1993 года это второй этап российской буржуазной революции, начавшейся в августе 1991 года. Она дала мощный импульс рыночным преобразованиям в России, в этом её заслуга, а не, как вы считаете, беда. Но были ошибки. Самая главная ошибка Бориса Ельцина в то время заключается в том, что он встал в позу победителя, посчитал выше своего достоинства что-то объяснять, а интерпретацию октябрьских дней 1993 года позволил давать своим идеологическим противникам. Оценка названия проходившей на улицах и площадях Москвы стрельбы зависит от того, кто оценивает эти события. Либеральная интеллигенция, поддержавшая тогда Бориса Ельцина, приветствовала окончательный слом советской власти. Противники Бориса Ельцина, наоборот. Большая часть публикаций и Интернете говорит о «расстреле Белого Дома», меньшая — о ликвидации власти Советов.

СТ: — Как ни назови, это все-таки преступление и политическое, и человеческое. Политическое — потому что одна ветвь власти расстреляла другую. А человеческое — потому что по ходу дела были убиты сотни совершенно непричастных людей. Я был вечером 3 октября 1993 года в Останкино, куда часть представителей законодательной власти пришла с требованием дать ей выступить по телевидению. Собралось множество местных жителей, были мамы с калясками, дети на велосипедах. И вдруг подошли присланные Ельциным бронетранспортеры, и началась стрельба даже с применением крупнокалиберных пулеметов. При этом пули не различали, кто защитник Белого дома, а кого мама притащила сюда на коляске. Тут даже не важно, на чьей стороне была политическая правда. Разве не преступно стрелять в толпу?

АЦ: — Я этого не видел. Зато знаю, что крови было бы больше, если бы к власти пришли другие.

СТ: — Если бы да кабы — это не оценка историка. Случилось так, как случилось, и «легетимность» нынешней власти стоит своим фундаментом на крови. Но вернемся к фактам истории. 17 лет назад вы возглавляли штаб так называемых народных дружин, которые действовали в интересах сторонников Ельцина, и были свидетелем принятия решений о расстреле Белого дома. Что вы можете вспомнить?

АЦ: — Миф о том, что тогдашний министр обороны Грачев поддержал президента, лично руководил стрельбой танков верен только отчасти. Фактически организацией борьбы с Белым домом 3−4 октября руководили два человека. Первый - советник президента по военным вопросам генерал-полковник Дмитрий Волкогонов (кстати, бывший начальник управления пропаганды Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота), второй — назначенный президентом начальником штаба для взаимодействия с воинскими структурами генерал армии Константин Кобец. Штаб располагался в здании правительства России на Старой площади. Министерство обороны в те дни практически предало президента Бориса Ельцина, бросив на произвол судьбы столицу, постоянно заседая под лозунгом «Армия вне политики». Однако значительная часть офицерского корпуса посчитала своим долгом стать в ряды Московской городской народной дружины, которая объявила о своей поддержке новой российской власти. В ряды дружинников, выступивших на стороне президента, записалось около двух тысяч действующих и «запасных» офицеров и прапорщиков. Большую часть из сорока баррикад, возведенных вокруг московской мэрии и Кремля, возглавили офицеры. Подбор экипажей и сопровождение танков в Москву проводил руководитель аппарата Дмитрия Волкогонова полковник Анатолий Волков, пользуясь личным знакомством с командирами дивизий.

СТ: — Приходилось слышать, что народные дружины были впопыхах созданы специально к событиям октября 1993 года. Это так?

АЦ: — На самом деле к этому времени я уже полгода был начальником городского штаба Московской народной дружины, и подчинялся первому заместителю мэра Москвы Эрнесту Бакирову. Ему была поставлена задача в кратчайшие сроки создать при правительстве Москвы новое государственно-общественное формирование по аналогии с Российской национальной гвардией и ёе Московской бригадой (недолго просуществовав, она была расформирована из-за отсутствия нормативной базы). С 9 марта 1993 года началось формирование московской дружины. В каждом округе и муниципальном районе были наши штабы. И когда утром 3 октября появились первые жертвы на Смоленской площади, дружина, как структура была вполне дееспособна. Уже к середине дня люди стали подтягиваться к штабу. Первыми пришли отряды, оборонявшие Белый дом в августе 1991 года, «Дельта», «Россия». Пришли ребята из отряда «Август-91» под руководством Александра Долгалёва (одновременно он был командиром городского оперативного отряда).

Штабу была поставлена задача — информировать правительство Москвы о том, что происходит на улицах города, собирать в отряды надёжных людей, по мере сил не допускать в центр города праздношатающихся и зевак. К обеду в городском штабе народной дружины собралось около двух тысяч человек. Оперативные дежурные назначались из офицеров. Группу информации возглавил полковник Александр Шаравин, офицер Главного оперативного управления Генштаба. Группу оформления в дружины людей возглавлял генерал Кириллов. Действия народных дружин на метрополитене, железной дороге, речном транспорте координировал полковник Манаков. С ГУВД и его окружными отделами взаимодействовал капитан милиции Михальчук. Питанием ведал майор Большаков.

Для выяснения обстановки в городе мы организовали десять разведывательных групп по три-пять человек. Командирам я выдал удостоверения, заверенные печатью. Первую информацию о ситуации в городе я довёл до Бакирова около 15 часов, затем каждые тридцать минут докладывал уже мэру. Из Центроспаса прибыла медицинская дружина числом более ста человек. С пяти часов дня шел стихийный митинг под окнами мэрии на Тверской, люди выступали, взобравшись на подогнанную к мэрии пожарную машину. Выступали Лев Пономарёв, Валерия Новодворская. Я с этой трибуны призвал людей записываться в народные дружины. К 18 часам нами уже было построено 25 баррикад по всему центру Москвы — вокруг мэрии, Центрального телеграфа, по улице Тверской. Милиция, как и армия, попряталась и охраняла саму себя.

По сути, началась гражданская война, трудно было определять, кто свой, а кто чужой.

Как и в 1991 году, сотрудники «Мосфильма» предложили подогнать к нам бронетехнику — танки и бронемашины, которую они используют для съемок. Только попросили оказать помощь в заправке машин. Танки могли подойти в первой половине 4 октября. Президент «Автолайна» привел на Тверскую девять боевых разведывательно-дозорных машин, которые готовил к продаже. Мы посылали людей охранять «Известия», радиостанцию «Эхо Москвы».

В 21.30 с балкона мэрии Константин Боровой потребовал раздать оружие собравшимся на площади. Мы связались с Егором Гайдаром, он пообещал, что даст МЧС распоряжение выдать под мою ответственность несколько тысяч автоматов.

СТ: — В Белом доме был арсенал с автоматами, но их не выдали созданному по инициативе, как говорится, снизу полку охраны народной власти, состоящему из офицеров.

АЦ: — Но и нам автоматы так и не выдали — мэр запретил.

СТ: — Так уже не было необходимости — нашлись воинские подразделения, которые согласились за деньги стрелять по согражданам. Что же было дальше?

— В 23.30 стало известно, что комендантом Москвы назначен генерал-лейтенант Александр Куликов. Под утро от профсоюза авиадиспетчеров России стало известно, что в подмосковном небе находятся самолеты, которые якобы вызвал Руцкой. Связались с Кобецом, тот сказал, что борты летят по распоряжению не Руцкого, а правительства России. Около часа ночи был объявлен указ президента о введении чрезвычайного положения в Москве. Одним из пунктов указа был раздел о закрытии коммунистических газет. Между часом и двумя ночи я стал высылать дружинников на закрытие газет «Советская Россия», «День», «Правда», «Литературная Россия», «Пульс Тушина». Мне докладывали, что всё прошло очень спокойно. Особенно никто не возмущался. Из полумиллионного отряда самой крупной организации Компартии России не нашлось даже десятка коммунистов, готовых защищать свою газету.

С питанием нам помогали многие предприниматели. В штабе организовали выдачу справок для москвичей, которые несколько дней не были на работе. Тогда ведь процентов 75 директоров предприятий в Москве поддержали Верховный Совет РСФСР, и они людям грозили увольнениями за прогулы. Городским штабом дружины выдали только москвичам более 3700 таких удостоверений. В штабе была группа каскадёров под руководством кинорежиссера Андрея Ростоцкого. В начале ночи 4 октября пришел ко мне войсковой старшина и объявил: «Сотня войска Донского прибыла для защиты президента Ельцина».

СТ: — Какие конкретно подразделения стреляли по гражданам в Останкино и расстреливали из танковых орудий Белый дом?

АЦ: — Я к этому отношения не имел.

СТ: — Если всё было, как вы считаете, сделано чисто, то почему нынешняя российская власть дистанцируется как от августа 1991 года, так и от октября 1993 года?

АЦ: — Возможно, потому, что уж слишком сильны сейчас позиции тех, кто проиграл в августе 91-го и и октябре 93-го. Возможно, потому, что многие представители нынешней власти не участвовали в тех событиях, а выжидали, чтобы оказаться на стороне победителя. Возможно и потому, что не считают нужным оглядываться назад, всё их внимание сосредоточено на том, как удержаться у власти сегодня.

СТ: — Вы — простой офицер, который 17 лет назад зачем-то боролся за интересы либеральной буржуазии. Что же вы приобрели? Нашли свое счастье в рыночно-криминальном государстве?

АЦ: — Мы наивно считали, что, сломав машину Советской власти, приблизим золотую пору свободы и счастья. Действительность оказалась значительно сложнее. За все годы, прошедшие после этих двух этапов Российской буржуазной революции (1991 и 1993 годы) ни в среде элиты политической и предпринимательской, ни среди народа не выработалось понимания того, что Россия не усеченный СССР, у неё другие возможности, другие задачи, другие соседи и партнеры, другие угрозы. Старое оказалось живучим, и в действительности все фундаментальные основы советской государства: структура государственного аппарата, государственное устройство, силовые, правоохранительные и дипломатические структуры в сущности остались в новой России прежними.

СТ: — Похоже, вы опять заблуждаетесь. Если бы это было так, то кучка олигархов не отсасывала бы 90 процентов народного или государственного достояния. Октябрь 1993 года дал свободу и «счастье» именно криминально-рыночным элементам. А для нас с вами, хотя мы и стояли по разные стороны баррикад, одинаково не предвидится «светлое будущее». Согласитесь?

АЦ: — Поживем — увидим.