Зачем России Лиссабон? Хватает и Владивостока

На Западе вновь заговорили о едином «общеевропейском доме» от Лиссабона до Владивостока. Возродить некогда популярный геополитический проект предложил всемирно известный американский мыслитель, ученый и общественный деятель Ноам Хомский. Соображениями на этот счет он поделился в письме-интервью для РИА «Новости».

Хомский отметил, что «предложение Горбачева об общеевропейском доме от Лиссабона до Владивостока без военных альянсов и общей работой над реализацией социал-демократического будущего имеет весомые достоинства». И выразил надежду, что идея будет востребованной «прежде, чем станет слишком поздно».

По его словам, не подлежит сомнению, что Соединенные Штаты при Билле Клинтоне нарушили договоренности с Советским Союзом о непродвижении НАТО на восток, а при преемниках 42-го президента США пошли еще дальше, отказавшись от нескольких ключевых соглашений в сфере контроля над вооружениями. «С моей точки зрения, ничего из этого делать не следовало», — подчеркнул собеседник агентства.

И признал факт существования в американских государственных архивах материалов, подтверждающих существование договоренностей о нераспространении НАТО между президентом США Джорджем Бушем-старшим и советским лидером Михаилом Горбачевым.

Хомский напомнил, что в начале 2010-х российские власти предлагали ЕС вернуться к идее создания интеграционного пространства «Большой Европы» в тех же границах. Но с подачи американцев на континенте, по его мнению, пока реализуется атлантистский проект, который с недавних пор «распространился на Индо-Тихоокеанский регион, где Штаты стремятся подписать Европу на конфронтацию с Китаем». Между тем, считает эксперт, если Европа останется «внутри системы, где доминируют США», и не восстановит связи с Россией, ее может ожидать упадок и, как предсказывают некоторые, «деиндустриализация».

Конфликт на Украине Хомский назвал «желанным подарком» для США. Потому что он не только привел к российско-европейскому размежеванию, но также загнал Брюссель в карман Вашингтона и усилил потребность в однополярном, «основанном на правилах» миропорядке.

Правда, формулировка «российское вторжение», которую автор использует, в данном контексте совершено неуместна. Поскольку противоречит фактам и самой сути нашей специальной военной операции на Украине.

Что касается идеи реанимировать проект «общеевропейского дома», то она кажется несколько заплесневелой. И даже из уст такого известного интеллектуала и последовательного критика американской политики, как Хомский, звучит почти утопически.

Опять же, Горбачев был не первый, кто мечтал о единой Большой Европе, которая простиралась бы от Лиссабона до Владивостока. Задолго до него об этом заговорил генерал Шарль де Голль, основатель и первый президент французской Пятой республики. Еще в 1959 г. он утверждал: «Вся Европа от Атлантики до Урала будет решать судьбы мира!» Правда, тогда в Москве его формулу не оценили, поскольку она фактически «обнуляла» европейские перспективы для тех территорий СССР, которые раскинулись от Урала до Тихого океана.

Потом, в 1991 г., случилось то, что Владимир Путин позже назовет «крупнейшей катастрофой XX века» — Советский Союз перестал существовать. О единой Европе тогда временно забыли, но Россия как правопреемница СССР продолжала активно выстраивать отношения с европейскими соседями. А в 1994-м на острове Корфу в Греции наша страна заключила Соглашение о партнерстве и сотрудничестве с ЕС.

Знаковый саммит в наших отношениях прошел в мае 2003-го в Санкт-Петербурге. Там было принято решение о создании четырех «общих пространств» Россия-ЕС: в экономике, свободах и правосудии, безопасности, а также в науке, образовании и культуре.

Тема единой Европы «от и до» вновь обрела звучание лишь в 2010 году. Тогда в крупнейшей немецкой газете Süddeutsche Zeitung была опубликована статья Путина (на тот момент премьер-министра РФ) «Россия и Европа: от осмысления уроков кризиса — к новой повестке партнерства», где он предложил создать «гармоничное сообщество экономик от Лиссабона до Владивостока», а в будущем — зону свободной торговли. По его словам, такой альянс позволил бы построить общий континентальный рынок объемом в триллионы евро и превратить Европу в мегафабрику, объединяющую ресурсные возможности России и технологический потенциал Европы.

Однако ничему из этого не суждено было сбыться. Проект общеевропейского дома с участием России так и не стал реальностью. Более того, многие из тех, кого еще совсем недавно мы называли «партнерами», сегодня погрязли в пещерной русофобии и хотят нанести нашей стране стратегическое поражение.

Можно ли на таком ненадежном «фундаменте» построить новый общеевропейский дом?

Этот вопрос «СП» адресовала доценту факультета международных отношений и зарубежного регионоведения РГГУ, политологу Вадиму Трухачеву:

— Должен сказать, что почти во всех наших концепциях внешней политики России — кроме последней — «Европа от Лиссабона до Владивостока» фигурировала. Это было и при Путине-президенте, и при Медведеве. Даже во времена, когда наши отношения с Западом портились, данная концепция продолжала существовать.

Но сейчас это идея из области «мечтать не вредно». Потому что, по крайней мере, в ближайшее время, осуществить ее невозможно.

Почему невозможно, понятно. Потому что отношения России и ЕС, а также почти всех европейских стран по отдельности, испортились почти безнадежно. И даже для того, чтобы возродить плохие отношения (как-никак, это все-таки отношения), надо будет сильно постараться. У нас сейчас нет отношений как таковых почти ни с кем.

«СП»: Кто должен постараться?

— Процесс этот взаимный. Но, прежде всего, кто рвал, тот и должен стараться. Речь о европейцах.

Еще одно препятствие состоит в том, что восприятие себя как Европы или не как Европы, у России противоречивое и неоднозначное. Маятник у нас качается туда-сюда постоянно. И сейчас он резко (может быть, даже резче, чем следовало бы объективно) качнулся в сторону, что мы себя Европой не считаем. И пока он придет с нашей стороны в равновесие, пройдет какое-то время, прежде чем мы будем считать себя, так скажем, «полусамобытными», но европейцами.

Но есть тут и второй элемент. Сами европейцы тоже не понимают, воспринимать ли нас кем-то совершенно другим или частью Европы. У них по этому поводу нет согласия. И, к слову сказать, то, что они не понимают, с кем в нашем лице имеют дело, их очень сильно раздражает.

Поэтому там тоже к определенному равновесию это дело должно прийти, чтобы можно было обсуждать какое-то подобие общего пространства.

«СП»: А им это нужно?

— Объективно, наверное, нужно. И в жизни лучше не класть все яйца в одну корзину. А в политике тем более.

Англосаксонский мир все-таки от континентальной Европы отличается. И довольно существенно. Кроме того, и Европа континентальная внутри себя не однородна. Юго-восточная православная ее часть — это в общем один с нами мир. А вот католическо-протестантская — явно другой.

Но сейчас это невозможно обсуждать. Должно поколение политиков в Европе (или, по крайней мере, лица) смениться.

«СП»: Проблема в том, что политики европейские с каждым поколением заметно мельчают. Ну, как, скажем, того же Вилли Брандта поставить рядом с Шольцем, а де Голля с Макроном?

— В основном — да. Тот же самый Себастьян Курц, бывший австрийский канцлер, не прижился среди них по той самой причине, что он-то как раз не измельчал. Но, может быть, к слову, именно он через какое-то время, когда речь все-таки зайдет о восстановлении отношений, в том или ином качестве будет востребован. И мы сможем до чего-то договориться.

Но договориться на куда более низких ступенях, нежели эта речь шла при Горбачеве и даже при де Голле.

Политики там, действительно, мельчают. Вопрос, насколько это глубоко зайдет и возможен ли обратный процесс. Потому что достигнувшей дна европейской политике могут все-таки потребоваться люди, которые собой что-то представляют.

«СП»: Не хотелось бы вступать в эту коалицию исключительно в роли поставщика ресурсов и сырья…

— Ни в коем случае. Мы четко должны понимать, на каких условиях готовы разговаривать.

Первое — это наша полная независимость во внешнеполитических делах. И установление отношений с условным не-Западом так, как мы считаем нужным. И второй момент: мы отказываемся играть только роль скважины и трубы.

«СП»: Что с сомнительными ценностями европейскими будем делать? От них как отгородиться?

— На самом деле, это уже естественным образом происходит. Не факт даже, что эти ценности в Европе всё завоюют, потому что, например, в Голландии и Швеции, которые больше всех на этом зациклены, есть люди и даже целые политические силы, которым это не нравится. То есть сопротивление существует.

Нам, конечно, тоже надо от этих сомнительных ценностей себя ограждать. И брать оттуда только то, что, действительно, может быть полезно.

В Европе, как к ней ни относись, есть такие вещи, которые перенять не мешало бы. Но, конечно же, это не ценностные составляющие. И это не отрицательный отбор политиков.

Опять же- никакого братания. Как говорится, у нас свой мир, у вас — свой. Родство мы признаем: трудно отрицать, что все-таки корни у нас одни — христианские. Но мы достаточно далеко разошлись, чтобы осуществлять братание и сливаться в экстазе.