Уйдет ли Турция на Запад?

В последнее время появились признаки того, что политика Анкары может стать более прозападной. На это указывают, прежде всего, назначения в новом правительстве.

Сохранив власть после выборов 14 мая, президент Турции Тайип Реджеп Эрдоган практически полностью сменил состав правительства, удалив из него ряд влиятельных фигур. Среди них — глава Минобороны Хулуси Акар, глава МВД Сулейман Сойлу (некоторые эксперты называли его «антизападным ястребом»), и глава МИД Мевлют Чавушоглу. В то же время в правительство введены фигуры, для которых характерна прозападная ориентация.

Министр финансов, Мехмет Шимшек, один из авторов турецкого экономического чуда, уже занимал свой пост с 2009 по 2015 гг. Он имеет опыт работы в крупных западных финансовых структурах (например, в течение семи лет работал экономистом в лондонском отделении банка «Merrill Lynch») и может рассматриваться как фигура, пользующаяся доверием крупного западного капитала.

Хакан Фидан, бывший руководитель всемогущей MİT — Национальной разведывательной организации, пользующийся особым расположением президента, стал главой МИД. Он зарекомендовал себя как дипломат, добившийся улучшения отношений Турции с рядом ее партнеров, включая страны Ближнего Востока и Россию. Но обращает на себя внимание то, что западные коллеги Фидана отзываются о нем очень положительно.

В целом, приоритет при назначении министров отдавался не лояльным аппаратчикам, а профессионалам и технократам, либо откровенно прозападным фигурам. Турецкие СМИ указывают на то, что среди них есть выпускники Стэнфорда и Гарварда, причем трое имеют иностранное гражданство — американское, британское и бельгийское.

Да, разумеется, Турция — член НАТО, но в последние годы она много себе позволяла. Эрдоган маневрировал между Западным блоком и Россией. Иногда Анкара принимала решения в пользу Вашингтона (закрытие для российских военных кораблей Черного моря, ссылаясь на конвенцию Монтре, поставки новейшего оружия Украине, столкновения с силами лояльного России режима Асада на севере Сирии), а иногда в пользу Москвы (переговоры по Сирии с Россией и Ираном в рамках Астаны, отказ присоединиться к анти-российским санкциям, закупки российских энергоносителей и систем ПВО С-400, сотрудничество в области ядерной энергетики).

Такая политика балансирования продолжает традиции Османской империи (иногда ее называют «неоосманской»). Она позволила извлекать геополитические выгоды, усиливая международное влияние Турции. Время от времени Анкара сообщает каждой из сторон — если вам что-то не нравится, мы можем обратиться с теми же предложениями к вашим оппонентам. Так было с системами ПВО, их купили у России, вызвав гнев Запада после того, как США отказались передать Турции (на ее условиях) американские «Пэтриоты». Российско-украинский конфликт резко усилил позиции Эрдогана, позволяя ему выполнять уникальную роль посредника между Москвой и ее оппонентами, будь то мирные переговоры или «зерновая сделка».

Так что же изменилось?

Изменилась экономическая ситуация в Турции и в мире. Именно этими переменами вызвано гипотетическое (но пока не состоявшееся) смещение турецкой политики в сторону Запада.

Всякая политика, будь то в области внутренних, международных отношений или в области вооружений, неизбежно сталкивается с экономическим фактором. Без сильной промышленности и новейших технологий, подкрепленных мощными финансами и прочными торговыми связями, политика остается пустым сотрясением воздуха. Для того, чтобы все это получить, сохранить и преумножить, Эрдогану нужно решить множество политико-экономических проблем.

Главная из них — тяжелейшее состояние турецкой экономики. Несмотря на большие успехи в прошлом (вышеупомянутое турецкое экономическое чудо), несмотря на экономический рост (валовой внутренний продукт в 2022 году вырос на 5,6%, составив $10,6 тыс. на душу населения) положение отчаянное. Инфляция составляет почти 40%, причем цены на продукты питания растут намного быстрее.

Около половины турок получают минимальную зарплату. Турецкая лира быстро падает. Чтобы ее поддержать правительство вынуждено было распродавать запасы валюты и влезло в долги. В текущем году оно должно выплатить в общей сложности более 200 млрд долларов долга. А есть еще огромные дополнительные внутренние обязательства — социальные пакеты, которые Эрдоган обещал своим избирателям перед выборами 14 мая, и помощь жертвам землетрясения, включая приблизительно 3 млн вынужденных переселенцев.

Турецкий рост в последние годы был неразрывно связан с инфляцией и падением турецкой лиры. Эрдоган сознательно проводил политику низких процентных ставок и высоких государственных трат на строительство и инфраструктуру. Он закачивал в экономику деньги, несмотря на рост инфляции. Вопреки экономической теории, он утверждал, что инфляция в конце концов сократится до минимальных приемлемых значений. Этого так и не произошло.

Фактически, происходило обнищание значительной части населения, прежде всего рабочего класса. За счет падения реальной зарплаты работников, бизнес смог увеличивать свои доходы. Прежде всего это относится к экспортно-ориентированным компаниям.

С другой стороны, часть бизнеса, особенно строительные компании, получают от Эрдогана госзаказы таких масштабов, что их не беспокоит инфляция. Обычно указывают, что политика низких процентных ставок, политика дешевых кредитов, которую использовал Эрдоган, нацелена на завоевание поддержки «Анатолийской буржуазии» — той части крупного капитала, которая сильно поднялась за время его правления.

Турецкий обозреватель, Фатих Яшли, высказался на эту тему следующим образом: «Когда турецкий капитализм повернулся лицом к экспорту и начал работать на международных рынках, он понял, что это возможно только в условиях „ценовой конкуренции“. Для этого были необходимы две вещи — снижение затрат на рабочую силу, т.е. снижение заработной платы в реальном выражении, и низкий курс турецкой лиры. Чем ниже будет стоимость этих двух, тем дешевле будет турецкая продукция и тем больше покупателей она найдет [за рубежом].​​​​​​​. То, что мы сейчас переживаем, — это атака класса капиталистов на народ сверху, и эта атака означает передачу богатства снизу вверх, делая богатых еще богаче, а бедных еще беднее».

Проблема Эрдогана и связанных с ним групп бизнеса состоит только в том, что такая политика не может продолжаться вечно. Она имеет определенные экономические и социально-политические ограничения.

Недовольство в стране накапливается, около половины населения на выборах проголосовало против Эрдогана. В марте 2024 года предстоят муниципальные выборы, и они не сулят Эрдогану и его правящей Партии справедливости и развития ничего хорошего. Терпение работников Турции велико, но не бесконечно. Раздражение растет и оно может принять самые неожиданные формы.

В 2016 году в городе Бурса — одном из центров автомобильной промышленности — рабочие 4-х предприятий объявили забастовку, прогнали умеренных профсоюзников, захватили одно из предприятий и выбрали для руководства стачкой рабочий Совет. Они потребовали увеличения зарплаты на 40−50 процентов. Что, если такие события повторятся в масштабах страны? Хотя Эрдоган пользуется уважением в среде рабочего класса, вряд ли он сможет до бесконечности заставлять его платить бедностью за экономическое процветание верхушки страны.

К этим проблемам добавилось бегство капитала из Турции — многим предпринимателям (как турецким, так и иностранным) стало просто не выгодно получать доходы в падающей лире. В таком случае, неясно, как Турция сможет расплатиться с долгами? Наконец, турецкая экономика сильно зависит от импорта и расплачивается за него валютой. Как она будет платить за энергоносители, в условиях обесценивания лиры и истощения валютных запасов?

Другая проблема связана с изменениями в политике держав и международных инвесторов. Ее иногда называют «френдли-шоринг». По сути, это отказ от глобализации промышленности и перенос производственных цепочек в страны, проводящие дружественную политику по отношению к США и Евросоюзу.

Такая политика связана с растущим противостоянием между США и КНР. Американские администрации, будь то Трамп или Байден, настаивают на постепенном выводе из Китая капиталов. Неуклонный курс, которые не меняется в зависимости от смены президента, указывает на глубокие изменения в международной политике и экономике. Один из крупнейших современных экономистов, Бранко Миланович, назвал происходящее переходом от глобализации к политике экономических блоков (меркантилизму), сравнивая это с ситуацией перед мировыми войнами. Имеется в виду появление военно-политических альянсов, которые организуют более-менее свободные экономические пространства внутри себя, при этом превращаясь по отношению к остальному миру или по крайней мере, по отношению к своим оппонента, в автаркические (самодостаточные) империи.

Некоторые эксперты ставят во главу угла проблему с правами человека в Турции, указывая на то, что их нарушения, такие, как аресты оппозиционных политиков и журналистов, смущают международных инвесторов. Например, лидер оппозиционной прокурдской Демократической партии народов, Селахатин Демирташ, находится в тюрьме, самому популярному оппозиционному политику, представляющему Республиканскую народную партию, Экрему Имамоглу, мэру Стамбула, также грозит тюремное заключение.

Однако, данная точка зрения не подтверждается фактами. Совершенно наоборот, крупным компаниям бывает весьма выгодна диктатура и они охотно инвестируют в некоторых диктаторов. Если низкая заработная плата дополняется полицейскими дубинками, которые разрушают любую рабочую самоорганизацию, не позволяя бастовать, т.е. поднимать стоимость рабочей силы, то это практически идеальная ситуация с точки зрения как минимум части представителей глобальной бизнес-элиты.

Куда больше бизнес беспокоит то, является ли Турция дружественным государством по отношению к США и Евросоюзу. Если да, то это один разговор. А если нет? Турция уже попала под американские санкции после покупки российских систем ПВО С-400. Что если отказ Анкары присоединиться к анти-российским санкциям вызовет новые санкции по отношению к ней самой, или как минимум, рост недоверия со стороны администрации США?

Не менее существенна политика в области процентных ставок. Международные инвесторы не будут вкладываться в постоянно дешевеющую турецкой лиру. Это стало понятно, когда Мехмет Шимшек, новый глава Минфина, впервые за несколько лет начал осторожно поднимать процентную ставку. Но что будет с внешней политикой?

Накануне выборов 14 мая Турцию посетили представители международных инвестиционных фондов с общим объемом капитала в 1,5 триллиона долларов. Они пообещали превратить страну в «восходящую звезду развивающихся рынков». Их, конечно, интересуют не права человека, а две вещи — прекращение политики низких процентных ставок и переход Турции на более лояльные коллективному Западу позиции. Им не нужны проблемы, вроде конфликта Турции с Грецией или ее попадания под санкции из-за связей Анкары с Москвой. Очевидно, что Турция сможет получить их деньги, технологии, включая военные (от которых по-прежнему критически зависит турецкий ВПК), лишь став органической частью Западного блока или его ближайшим союзником.

Мы не знаем, пойдет ли Эрдоган на такие перемены. Скорее всего, он в обозримом будущем, постарается сохранить пространство для балансирования между Западом и Россией. Возможны и вероятны в ближайшей перспективе лишь некоторые уступки Западу, как это было например с предварительным согласием Турции на прием Швеции в НАТО в обмен на поставку Турции 120 новейших американских боевых самолетов F-16 блок 70 (предполагается, что турецкий парламент одобрит это решение только после одобрения поставок самолетов Конгрессом США). Не случайным стало и возобновление переговоров о вступлении Турции в ЕС.

Проблема в том, что мир политики плохо предсказуем. Любое изменение баланса сил может вызвать неконтролируемые процессы обвала. Поэтому в будущем нельзя исключать, что произойдет серьезное смещение Турции на Запад и обострение отношений между Москвой и Анкарой. Такой исход не предопределен, но возможен. С другой стороны, Эрдоган в последние годы показал себя как мастер политического маневра.