30 лет партнерства — «Леопардам» под гусеницы

Москва прекратит действие соглашения с Германией о военно-техническом сотрудничестве (ВТС), поскольку в нынешних условиях документ «утратил смысл и практическое значение». Об этом сообщили в Министерстве иностранных дел России.

Как следует из заявления, опубликованного на официальном сайте ведомства, формально действующий документ «не соответствует текущему состоянию российско-германских межгосударственных отношений из-за откровенно враждебной политики властей ФРГ и все более агрессивных милитаристских устремлений германского правительства». С учетом этого, отметили в МИД, российская сторона намерена выйти из соглашения, и сейчас «осуществляются соответствующие внутригосударственные процедуры».

На Смоленской также обратили внимание на то, что руководство Германии «целенаправленно идеологически обрабатывает население» в антироссийском ключе и провоцирует обострение военно-политической ситуации.

«Правительство ФРГ распирает от непомерных внешнеполитических амбиций, которые напрямую затрагивают жизненные российские интересы в области безопасности», — считают там. В заключение в дипведомстве напомнили, что итоги военных авантюр Германии хорошо известны.

Договор о ВТС между правительствами двух стран был подписан 14 июня 1996 года — т.е. во времена, когда у власти в России находился Борис Ельцин, а канцлером ФРГ был Гельмут Коль. И данное соглашение на тот момент служило неким символом российско-германского партнерства.

В документе сказано, что он действует в течении пяти лет, но автоматически продлевается каждые три года, если одна из сторон не уведомит другую о намерении выйти из соглашения. Договор предусматривает создание межгосударственных комиссий по военно-техническому сотрудничеству.

При этом правительства обеих стран не только обязываются содействовать сотрудничеству российских и немецких предприятий, но и соглашаются хранить секретность материалов, разработанных в результате совместной деятельности. Кроме того, 5-я статья документа предусматривает запрет на продажу или передачу третьим странам любой продукции, созданной в рамках сотрудничества, «без предварительного письменного согласия другой стороны».

Но времена изменились. Сегодня Германия не только один из главных доноров военной машины бандеровской Украины.

Уже и в самой Германии, не стесняясь, в полный голос начали реабилитировать нацизм и переписывать историю. И там снова звучат призывы воевать с Россией, правда теперь в коалиции с НАТО.

Иначе зачем бы нынешний министр обороны ФРГ Борис Писториус недавно предложил на предстоящем саммите в Гааге объявить Россию «самой большой угрозой» альянсу.

Более того, немецкие танки с белыми крестами на башнях недавно снова появились на русской земле в Курской области. Ненадолго, правда, потому что горят они, как доказали наши бойцы, точно так же как и восемьдесят лет назад.

Неслучайно во время недавней встречи с руководителями ведущих мировых информагентств на полях ПМЭФ президент РФ Владимир Путин, отвечая на вопрос, есть ли возможность у Германии стать посредником в украинском вопросе, сказал, что Москва рассматривает ФРГ «не как нейтральное государство, а как сторону, поддерживающую Украину, а в некоторых случаях — как соучастника этих боевых действий».

Но почему из соглашения о военно-техническом сотрудничестве с Германией мы решили выйти только сейчас? Ведь все очевидно было уже давно — с 2014 года, как минимум. Чего мы ждали?

Прокомментировать ситуацию «СП» попросила старшего научного сотрудника Центра европейских исследований ИМИ МГИМО МИД России, к.и.н. Артема Соколова:

— На самом деле, фактически соглашение не работало уже на протяжении долгого времени. И выход из него не является каким-то внезапным решением.

Почему мы объявили об этом только сейчас? На мой взгляд, этот шаг не лишен определенного символизма. У нас, несмотря на ухудшение в последние годы российско-германских отношений, не было прецедентов с расторжением крупных межправительственных, межгосударственных соглашений. И сейчас, пожалуй, первый такой прецедент создается.

Полагаю, наиболее важное значение здесь имеет 5-я статья этого документа, которая определяет порядок передачи третьим странам той продукции, которая производилась в рамках данного соглашения.

То есть, если речь заходит о таких поставках, то они должны быть одобрены обеими сторонами — российской и немецкой.

«СП»: Почему это так важно?

— Потому что в современных международных условиях это положение не то чтобы невыполнимо. В принципе, не может быть речи о том, чтобы велись подобные разработки, и чтобы они передавались третьей стране — неважно, с какой стороны здесь смотреть, с российской или немецкой.

Напомню, что для реализации этого соглашения в 90-годы была создана межгосударственная комиссия, которая и определяла основные направления совместной работы.

В частности, обсуждались вопросы обслуживания советской боевой техники, которая осталась Бундесверу в наследство от Национальной народной армии ГДР. Российские специалисты здесь были фактически незаменимы. Особенно это касалось самолетов МиГ-29, что оказались на вооружении Бундесвера после объединения Западной и Восточной Германии.

Но, опять же, поскольку время прошло, и российско-германские отношения сейчас находятся на крайне низкой точке — о чем неоднократно говорил президент Путин, в том числе на последней встрече с представителями зарубежных СМИ в Петербурге, — смысла в существовании такого соглашения больше нет никакого. О чем, собственно, МИД России в своем заявлении и указал.

«СП»: Российско-германские отношения сейчас находится, если можно так сказать, в двух шагах от точки невозврата. А какие тут перспективы?

— Как показывает история наших отношений со странами Запада, в том числе с Германией, периоды между конфронтацией и нормализацией очень часто разделяет короткий промежуток времени.

И улучшение качества диалога порой наступает в самых, казалось бы, неподходящих для этого условиях. К примеру, в 1983—1984 годах у нас еще пик холодной войны, а уже в 1987-м — новое политическое мышление. И развитие отношений с западными странами.

Если мы посмотрим на историю разрядки международной напряженности, то, опять-таки, менее пяти лет отделяет эту политику от Берлинского и Карибского кризисов, которые едва не привели к ядерной войне.

То есть я бы не сказал, что есть безусловная предопределенность наших кризисных взаимоотношений.

Более того, в наших руководящих документах, прежде всего, в актуальной версии доктрины внешней политики, четко прописаны механизмы нормализации диалога с западными, в том числе европейскими контрагентами. Эти условия достаточно понятны и прозрачны.

Поэтому перспектива изменения нынешнего негативного вектора всегда присутствует. И здесь нет какой-то, повторюсь, негативной предопределенности, как бы ни казалось нам иначе сейчас, в моменте.