М.К. Бхадракумар: Путин не отдаст Сирию Штатам — да она и сама не очень хочет отдаваться

Покойный Генри Киссинджер однажды прозорливо сказал: «На Ближнем Востоке нельзя воевать без Египта, а заключать мир — без Сирии». Эта поговорка актуальна и сегодня.

Сирия была искусным дипломатом в государственном управлении, что неудивительно, учитывая её происхождение как современного государства из руин Османской империи, её географическое положение, многообразное общество и непростые соседские отношения.

Достаточно сказать, что нет ничего удивительного в том, что президент Дональд Трамп видит огромный потенциал во временном главнокомандующем Сирии Ахмеде аш-Шараа в качестве собеседника, одновременно перестраивая свой курс на Новый Ближний Восток.

После того, как он принял президента Сирии в Овальном кабинете Белого дома, Трамп написал, что они «обсудили все тонкости мира на Ближнем Востоке, ярым сторонником которого он является».

Трамп — редкий западный лидер, который внимательно следит за действиями России с здравым уважением. Он не мог не заметить спокойную уверенность, с которой президент Владимир Путин перестраивает взаимодействие России с Дамаском и даже рассматривает реформированный треугольник Москва-Дамаск-Тегеран как опору региональной стабильности.

Фактически сразу после встречи Шараа с Путиным в Кремле в октябре, полпред президента на Ближнем Востоке Александр Лаврентьев посетил Тегеран, чтобы обсудить вопросы региональной безопасности, территориальной целостности Сирии и дальнейшего взаимодействия с российской делегацией.

Посол России в Тегеране Алексей Дедов также сообщил, что Россия и Иран проводят регулярные консультации по сирийскому вопросу и занимают «близкие позиции по ключевым аспектам урегулирования кризиса».

Как бы то ни было, российско-сирийское взаимное доверие достигает такой степени, что Дамаск ныне добивается патрулирования южных провинций силами российской военной полиции, что могло бы ограничить активность Израиля в приграничных районах. Сообщается, что Россия также провела первое патрулирование после смены власти — в районе Камышлы на северо-востоке Сирии, который Турция считает своей сферой влияния.

Однако наверняка американские силовые структуры окажут давление на аш-Шараа в связи с его контактами с Россией.

И США неизбежно воспользуются рвением сирийского лидера для налаживания более тесных отношений с Вашингтоном, что критически важно для снятия санкций, открывающего путь для иностранных инвестиций и восстановления Сирии (по оценкам Всемирного банка, стоимость которого составит 216 миллиардов долларов).

Вступление аш-Шараа в возглавляемую США антитеррористическую коалицию, борющуюся с остатками радикальных исламских структур в Сирии, укрепляет его имидж в международном сообществе. И всё же — разве аш-Шараа не знает о противоречивой истории США в отношении тех же ИГИЛ* и «Аль-Каиды"* как своих геополитических инструментов? Безусловно, знает.

Такой прагматизм становится отличительной чертой аш-Шараа, что Москва с самого начала понимала.

Младший брат аш-Шараа, Махер аш-Шараа, учился в России, окончил Воронежский государственный медицинский университет им. Н.Н. Бурденко в 2000 году и впоследствии много лет проработал в Воронеже акушером-гинекологом.

Он женат на гражданке России Татьяне Закировой, чья семья, как сообщается, имеет деловые интересы и связи в российском правительстве, что ещё больше укрепляет связи Махера с Москвой.

Сегодня Махер занимает ключевую должность генерального секретаря президентской администрации в Дамаске, напрямую взаимодействуя с президентом, разрабатывая указы, контролируя исполнение решений исполнительной власти, содействуя коммуникации между государственными учреждениями — в общем, играя стратегическую роль.

Однако это лишь часть истории впечатляющего восстановления роли России в Сирии за последние 10 месяцев после падения режима Асада. Если Россия была, есть и будет играть значительную роль в Сирии, то это обусловлено рядом причин, и не только геополитических.

Аш-Шараа к взаимодействию с Россией побуждают три основных соображения: во-первых, огромный вклад Советского Союза в экономику и инфраструктуру Сирии, особенно в таких областях, как здравоохранение. Россия традиционно не вмешивается во внутренние дела Сирии, даже при самом тесном участии, что является значимым критерием для аш-Шараа.

Во-вторых, у России превосходная репутация в сфере обеспечения безопасности. Министр обороны Сирии Мурхаф Абу Касра трижды посещал Москву за последние четыре месяца, последний раз — 28 октября, всего за неделю до запланированной встречи аш-Шараа с Трампом в Белом доме.

Принимая министра, министр обороны России Андрей Белоусов отметил: «Тот факт, что мы вновь здесь, за столом переговоров, свидетельствует о том, что контакты между нашими политическими лидерами и контакты между нашими военными министерствами действительно содержательны, плодотворны и имеют большой потенциал».

По оценкам, в Сирии всё ещё действуют около 2000 боевиков ИГИЛ, а в правительственных войсках преобладают радикальные исламисты, которые не склонны к примирению.

Кроме того, межконфессиональные разногласия угрожают национальному единству. Курды, в частности, сопротивляются интеграции. Любопытно, что именно в этой области Москва может оказать помощь, учитывая её давние связи с курдскими группировками.

Кроме того, существует угроза захвата земель Израилем. Приоритет Трампа — нормализация отношений Сирии с Израилем, принуждение Дамаска признать израильскую оккупацию Голанских высот и присоединение аш-Шараа к Авраамовым соглашениям. На первый взгляд, для аш-Шараа это слишком. Как и очевидно, что дальнейшее российское военное присутствие выгодно Дамаску.

В-третьих, аш-Шараа стремится диверсифицировать внешние связи Сирии. Он надеется вернуть стране наследие неприсоединения и стратегической автономии. Китай медленно, но верно взаимодействует с аш-Шараа на двусторонней основе, чтобы защитить свои интересы и сохранить каналы связи открытыми.

Посол Китая в Дамаске провёл встречи с аш-Шараа и министром иностранных дел Асадом аш-Шайбани, на которых сирийская сторона выразила стремление к «стратегическому партнёрству» и поддержке Китаем восстановления страны.

Пекин, похоже, признал, что аль-Шараа отказался от своего джихадистского прошлого. Агентство «Синьхуа» сообщило на этой неделе: «Аш-Шараа когда-то присоединился к „Аль-Каиде“ и разыскивался США как террорист, за его голову была назначена награда в 10 миллионов долларов, но много лет назад порвал связи с террористической организацией и возглавил повстанческие силы, которые свергли тогдашнего президента Сирии Башара Асада в декабре 2024 года, положив конец жестокой 14-летней гражданской войне в стране».

Смена режима в Дамаске, несомненно, нанесла серьёзный удар по региональной стратегии Ирана. Иранские командиры и военнослужащие, включая бойцов спецподразделения «Кудс», были оперативно эвакуированы из Сирии, пока повстанцы продвигались к Дамаску. Все иранские военные базы с тех пор были оставлены.

Однако в последнее время появились признаки того, что Тегеран изучает возможность неформальных, прагматичных отношений с правительством аш-Шараа. Хотя нынешний сирийский лидер однажды назвал победу над Асадом «концом иранского проекта», но эти слова были сказаны в пылу ссоры. Лакмусовой бумажкой служит вопрос о том, пытается ли Иран дестабилизировать правительство аш-Шараа. Здесь ответ — однозначное «нет».

На столь сложном фоне намерения США остаются крайне неоднозначными. Попытки аш-Шараа укрепить свои связи с США сталкиваются с серьезными препятствиями: от территориальных амбиций Израиля на юге Сирии и его стратегии сохранения слабости и разобщенности Сирии до курдского вызова на севере и разваленной экономики.

* Террористическая организация, запрещенная в России

---

Перевод и адаптация — Алексей Песков

Оригинал