Настоящих буйных мало

Протестная активность жителей России существенно снизилась. К такому выводу пришли социологи «Левада-Центра», на основании проведенного не так давно опроса общественного мнения по этой проблеме.

Результаты исследования свидетельствуют, что в сравнении с 2011 годом, когда протестная активность была на подъеме, сегодня желающих принимать участие в уличных акциях существенно поубавилось. Только 13% респондентов изъявили желание участвовать в митингах в защиту своих прав или против падения уровня жизни. Что касается политических требований, то здесь готовых протестовать еще меньше — 9%.

Причем, жители провинции (малых и средних городов) с большим энтузиазмом пойдут отстаивать свои экономические интересы, чем политически свободы (12−14% против 8−9% соответственно). А вот для москвичей ущемление экономических и политических прав равнозначно — по 16% активных граждан готовы выступить в их защиту.

Вообще не собираются принимать участие в массовых политических акциях 80% опрошенных, а 75% не станут протестовать против падения уровня жизни.

Получается, что все заявления о нарастающем социально-политическом недовольстве в обществе абсолютно голословны.

Так ли это? Чем объясняются «пассивные» цифры социологов? И навсегда ли ушли в историю времена «Болотной» и «Сахарова»?

— Действительно, сегодня можно говорить о том, что политический протест 2011−2012 гг., он спал. Причем спал в силу достаточно объективных факторов, — признает эксперт Института глобализации и социальных движений (ИГСО), независимый политолог Алексей Симоянов. — Вся эта протестная компания не дала какого-то ожидаемого эффекта. То, ради чего люди выходили на улицу, практически ничего не получилось, и это дискредитировало саму идею. Но я бы не стал утверждать, что потенциал у протестного движения иссяк.

То есть, дело не только в желании людей участвовать в каких-то политических акциях. Но и в их визуальном отношении к происходящему в стране и обществе. А неудовлетворенность социальная может проходить по очень многим направлениям: кто-то уходит в муниципальные протестные кампании, кто-то — в общественную деятельность. Может это проявляться и в достаточно негативных тенденциях — скажем, в росте преступности, алкоголизации и т. д. То есть, на самом деле, уровень непосредственных протестных настроений, скорее, даже растет. Просто этот рост аккумулируется на таком низовом, узко-социальном, можно даже сказать, личностном уровне. В тоже время какой-то политической подоплеки этот рост не имеет, конечно.

«СП»: — Кто «слил» протест? Почему так произошло?

— На самом деле, все. И я бы не стал тут искать какого-то конкретного виновника, конкретного человека, партию, либо движение. Потому что все этим занимались по мере сил и возможностей. Был либеральный блок — несистемная оппозиция, которая выводила людей на улицу с абсолютно непонятным лозунгом «Мы — за честные выборы!». Да, на первом этапе это было актуально, когда еще била энергия в процессе избирательной кампании. Но на третий, на четвёртый, на пятый раз один и тот же лозунг использовать было откровенно глупо. Был «слив» и откровенно «левой» части политического спектра, которая также пошла под лозунгами «Мы — за честные выборы!», «Мы против нечестной власти!», при этом социальная подоплека использовалась очень ограничено и безграмотно, я бы сказал. Не было конкретных требований, конкретных программ, конкретных лозунгов. Да, писали «Мы против тарифов ЖКХ». Хорошо. А где программа реформы топливно-энергетического комплекса? Или программа реформы жилищно-коммунального хозяйства? Ничего предложено не было. Причем, даже не потому, что людей не пускали выступать с этими программами. Их просто нет по факту у подавляющего большинства несистемных левых партий и движений.

«СП»: — Чего, наверное, нельзя сказать о парламентских партиях…

— А для них политическая деятельность закончилась, как только подвели итоги парламентских выборов, …даже не президентских. Сразу же все программы, которые были написаны в ходе избирательной кампании, были убраны в стол до следующего голосования. И на этом вся деятельность политическая этих партий, по сути, закончилась. В этом плане мне они напомнили американскую республиканско-демократическую партию, которая фактически организационно распускается на время отсутствия выборов. Они там собираются за год до выборов, проводят праймериз, в выборах участвуют, и потом организационные структуры у них уходят на такие каникулы многолетние. Вот так поступили системные партии, фактически упустив повестку дня. Но проблема ключевая даже в другом.

«СП»: — Поясните?

— Проблема в том, что нет у нас институтов мобилизации населения. Ни в одной стране мира — ни в Европе, ни в Америке — протестные акции не организуются стихийно: вот что-то произошло, и люди сами выходят на улицу. Обычно есть какие-то институты мобилизации. Это профсоюзы, которые достаточно сильные в Европе, это различные общественные организации — пресловутые «зеленые», анархические… их там огромное просто количество. Индивидуально они имеют небольшое влияние, но в совокупности могут мобилизовать сотни тысяч людей. В России все это находится в зачаточном состоянии до сих пор.

«СП»: — «Болотная» и «Сахарова» конца 2011 года, когда эти площади собирали огромные массы людей, ушли навсегда?

— Я бы не сказал, что навсегда. На самом деле, пускай эта протестная масса и потеряла свой первоначальный запал, но какой-то потенциал будет сохраняться, и в случае, если случится какая-то кризисная ситуация (вроде опять нечестных выборов или резких действий силовиков против оппозиционеров), он может быть еще задействован. Но без роста социальной подоплеки, без формулирования конкретных экономических требований (от регионов, от других слоев населения), все будет бессмысленно. Напомню, что протест 2011−2012 гг. был преимущественно в российской столице — в Москве. Причем, среди определенных социальных групп, среди среднего класса. Бюджетники, допустим, и люди преклонного возраста в этом движении практически не участвовали. Более того, были мобилизованы другой политической силой — «Единой Россией», которая собирала этих людей на Поклонной горе. А эффективный рост протестной кампании может идти, скорее, при симбиозе разных политических сил и разных социальных сил. Социальных даже важнее: средний класс, рабочие, бедные, богатые, относительно богатые — чтобы все коллективно вышли на борьбу. Причем эта консолидация возможна только при конкретных программах, конкретных, четких и понятных лозунгах и требованиях. На основе буквально «дорожных карт»: мы хотим такой-то конкретной реформы финансового сектора, или такой-то реформы трудовых отношений, или такой-то реформы малого бизнеса. То есть только по такому направлению.

«СП»: — Но пока это невозможно…

— Зная специфику нашего политического класса… как либералов, так левых и националистов, я почти уверен, что это невозможно. К сожалению, уровень политической культуры их руководства на очень низком уровне, и что-то с этим поделать в обозримой краткосрочной перспективе возможным не представляется.

Активист движения «Солидарность», один из ключевых организаторов всех протестных акций оппозиции Петр Царьков не считает нынешний уровень политической активности в обществе критическим.

— Если снижение и имеет место, то оно незначительное. Во-первых, результаты социологических опросов все-таки не совсем точно отражают реальную картину. Во-вторых, занимаясь организацией акций, мы, например, пришли к выводу, что массовый протест возможен только в случае событий, очень важных для общественно-политической и экономической жизни страны, и затрагивающих абсолютно всех людей. Например, так было в 2011 году. Это были выборы. Это было в 2012 году 6 мая: на «Болотной площади» накануне инаугурации президента собралось тогда много людей, и они достаточно активно были настроены. То есть важнейшие события, конечно же, вызывают всплеск. Сейчас вряд ли можно говорить о том, что в настоящее время такие важнейшие события происходят. Мы видим завершение «болотного дела», видим, что восемь человек являются подсудимыми. Конечно же, сложно представлять, что за восьмерых выйдут десятки и сотни тысяч людей на улицу. Но, тем не менее, акции проводятся, и люди выражают в требованиях поддержку обвиняемым по этому делу. Поэтому я бы не стал утверждать, что активность сошла на «нет». Это не так.

«СП»: — Очередную акцию в поддержку «болотных узников» вы планируете на второе февраля. Она уже согласована? Сколько людей вы готовитесь вывести на марш?

— Ответ из мэрии еще не получен, рассчитываем, что он будет завтра. Количество людей, которые выйдут на акцию 2 февраля, для нас не является важным показателем протестной активности. Надеемся, что, если акция будет согласована, то выйдет примерно столько же, сколько выходило на предыдущие марши — от 10 до 30 тысяч человек. А если акция не будет согласована, то, конечно же, опасаясь задержаний, в ней примут участие… ну сотни людей только. Это объективный факт.

«СП»: — А что сегодня, в принципе, может заставить наших граждан массово выйти на улицу?

— Думаю, люди выйдут, если в стране произойдут события, которые напрямую коснутся каждого человека.

«СП»: — Что-то похожее на Майдан у нас возможно?

— На сегодня — нет. Абсолютно уверен. Никакого Майдана быть не может, поскольку нет острого события. Да, есть тяжелая экономическая ситуация, есть несоблюдение прав человека, есть отсутствие независимого суда,…есть много всего ужасного в нашей стране. Но острого события, которое одномоментно произошло, как это было на Украине с отказом вступать в Евросоюз — вот такого, определяющего судьбу страны события, у нас сейчас нет. Если оно произойдет, то, конечно же, люди точно также выйдут, и будет у нас свой «майдан».

Фото: Владимир Астапкович/ РИА Новости