Сто лет на краю земли

Ледяные капли вперемешку с мокрым снегом летят на горящие свечи. Бледно-жёлтые огоньки вздрагивают, мечутся на ветру, гаснут. Их зажигают снова. Мурманск. 24 мая — День славянской письменности и культуры. На Площади Первоучителей рядом с каменным молчанием Кирилла и Мефодия — стихи. О славянском родстве, не только кровном, но и духовном, скреплённом Словом. Читают в основном молодые ребята, старшеклассники. Серьёзные, открытые лица. Читают осмысленно, с чувством.

Мать — Украина, а Север — отец,

Правда, с фамилией Крайний.

Но по корням словарей и сердец

Крайний роднится с Украйной!

Самый крупный в мире город за Полярным Кругом накануне своего столетия…

Мурманск был последним городом, основанным в Российской империи. Город имперский по самой своей сути. Не случайно его первое название — Романов-на-Мурмане. Ещё чиновники царской России поняли, что в двадцатом и последующих веках стране как никогда прежде понадобятся надёжные ворота в арктическую ширь, и дальше — в геополитическое безбрежье Атлантики.

В конце 19-го века начали появляться планы, как России потвёрже стать на скалистом выступе в Ледовитый океан — Кольском полуострове, омываемом студёными, но незамерзающими в самые лютые морозы, благодаря Гольфстриму, водами Баренцева моря.

Планы планами, однако Романов-на-Мурмане рождался спешно, в уже охваченной предреволюционной лихорадкой России. Завязшей в Первой мировой войне империи необходима помощь союзников. Балтика и Чёрное море перекрыты противником, архангельский порт может принимать грузы менее шести месяцев в году, когда Белое море не скованно льдами, а на фронте — «снарядный голод».

И вот в невиданно короткие по тем, да и по нынешним временам сроки прокладывается 1053 километра железнодорожных путей среди болот, скал и вечной мерзлоты. Прокладывается усилиями десятков тысяч рабочих, среди которых были не только русские, но и китайцы, канадцы, военнопленные австрийцы, венгры, чехи. Строительства подобного масштаба в условиях Крайнего Севера, да ещё и в воюющей стране, прежде не бывало.

Железная дорога, построенная чуть более чем за год, обрывалась у голого берега Кольского залива, где ещё только предстояло появиться будущему городу-герою Мурманску.

Парадокс в том, что неимоверные усилия, потраченные строителями, почти не помогли русским солдатам Первой мировой. Большая часть военных грузов так и не попала на фронт. В марте 1918 года союзники уже не существовавшей Царской России высадились на берег Кольского залива под предлогом защиты от немцев и финнов огромных запасов оружия иностранного производства, хранившегося на мурманских складах. Так началась интервенция, а, по мнению некоторых историков и Гражданская война в России.

Однако, закон сохранения затраченной нацией энергии, видимо, является одним из основополагающих в истории. Спустя 23 года после окончания Первой мировой войны, началась война Великая Отечественная. И вот тогда-то ещё как пригодился стране незамерзающий порт и ведущая из него в центральные районы СССР железная дорога.

У последыша умершей менее чем через год империи в XX веке была славная история. Впрочем, империя, хоть и в другой форме, вскоре возродилась. Да, было десятилетие сразу после окончания Гражданской войны, когда Мурманск превратился в глухой и, казалось бы, бесперспективный посёлок. Всерьёз, кстати, рассматривался вопрос о закрытии построенной с такими усилиями железной дороги из-за малого числа грузов, перевозившихся тогда по ней. Большевикам, грезившим о мировой революции, арктические окраины казались ненужной обузой. (Это, видимо, неизбежное следствие любой революции в России — тщетная попытка отказаться от своей цивилизационной геополитической сущности. В 90-е годы либералы точно также решили, что Крайний Север — слишком дорогое удовольствие. И всё, что нужно от него — полезные ископаемые, которые, дескать, можно добывать вахтовым методом, не тратясь на содержание городов в суровых погодных условиях.)

Однако к концу 20-х годов революционные грёзы начали отступать, и на первое место вышла суровая реальность. Вот тогда-то начался быстрый промышленный рост Мурманска. Побывавший в Заполярье в 1929 году Максим Горький, написал в своём очерке «На краю земли»: «В Мурманске особенно чувствуешь широту размаха государственного строительства». (Эти слова, кстати, до недавнего времени можно было прочитать на стеле, украшающей одну из главных городских лестниц. Сейчас стелу убрали, и, на мой взгляд, совершенно зря.)

Писатель не кривил душой: город рос, буквально, не по дням, а по часам. Его население за годы Советской власти выросло почти в двести раз. С двух с половиной тысяч в конце Гражданской войны до 440 тысяч к концу 80-х годов прошлого века.

Были в его столетней истории и чёрные страницы. Например, лето 1942 года, когда столица Заполярья была практически уничтожена немецкой авиацией. На город за годы войны было сброшено 185 тысяч бомб — больше за всю мировую историю досталось только Сталинграду. Однако мурманчане, лишившись домов, строили землянки и продолжали работать в торговом порту, принимая союзные конвои с оружием и продуктами, выходили на промысел в море на гражданских судах, несмотря на ежеминутный риск атаки из-под воды или с воздуха, ремонтировали боевую технику, лечили раненных. Это всё — работники так сказать тыла. Само собой, тысячи горожан воевали на всех фронтах Великой Отечественной.

И после победного 1945-го, когда город стал восстанавливаться из руин, всё более выкристаллизовывалась особая порода северян — мурманчане. Это были лёгкие на подъём, в большинстве своём доброжелательные, открытые люди. Они привыкли к трудностям климата, к широте земных и морских просторов, и потому сильными и широкими были характеры многих из них. Мне повезло застать эту породу в её расцвете, почувствовать её.

«Мы знали, что живём в лучшем городе Советского Союза. Друзья и родственники со всей страны жили у нас неделями, а то и месяцами», — это слова мурманчанки Валентины Петровны, вдовы мурманского поэта Виктора Тимофеева, строки которого я процитировал вначале. Мы встретились с ней в мае во время празднования Дня славянской письменности и культуры.

Слушая собеседницу, я думаю о том, что дело было, конечно, не в «длинном рубле», которым попрекали порой северян, и не в том, что Мурманск снабжался чуть исправнее большинства советских городов. Лучшим считали город за это ощущение молодости и широты жизни, которые он давал наперекор всем непогодам.

Мы пьём чай в «сталинском» доме в самом центре Мурманска. Из окна можно увидеть главную городскую площадь Пять углов и начало проспекта Ленина, который, согласно замыслу основателей города, должен был называться Николаевским.

Прямо напротив дом с потрескавшейся штукатуркой, с кирпично-кровавыми язвами на стенах. В центре Мурманска сейчас немало таких запущенных домов. Мне досадно, что в государственном бюджете огромной страны не нашлось денег на то, чтобы столица Заполярья смогла встретить первый большой юбилей в обновлённом виде. Так и не началась реконструкция Областного краеведческого музея, ремонт Мурманского драматического театра замер на середине, обнесён молчаливым строительным забором культовый для города кинотеатр «Родина». Завис и проект строительства первой в городе морской набережной. Чиновники, конечно, расскажут о благоустроенных скверах и выложенной плитке. Но мелко это для города с такой историей и с такой значимостью для страны. Да, в стране кризис. Но почему-то он не мешает цвести и развиваться таким городам, как Грозный, например…

Но не будем о грустном. Мурманск устоял в очень трудные для него девяностые годы, когда он оказался вторым в стране по потере численности населения после упомянутого уже Грозного. Устоял и продолжается жить и надеяться. Я знаю много мурманчан, которые и сегодня, несмотря ни на что, продолжают считать свой город лучшим.

В конце минувшего лета в Москве в библиотеке «Просвещение Трудящихся» на Шаболовке спонтанно был организован камерный вечер, посвящённый столетию Мурманска, «Просоленный нрав». Название ему дал одноимённый короткометражный фильм, снятый мурманской киностудией «Скальная, 20».

Насколько я знаю, эта литературно-кинематографическая встреча стала единственным мероприятием в Москве, посвящённым юбилею столицы российской Арктики. Это тоже некоторый штрих к тому, что за разговорами о важности Арктики для России кроется не так много дела. Одними военными арктическими бригадами огромные пространства за Полярным Кругом не удержать.

Упомянул я о вечере ещё и вот почему. На нём были показаны фильмы, снятые по произведениям современных мурманских авторов. Поэт, первый секретарь Союза писателей России Геннадий Иванов, участвовавший во встрече, заметил, что в этих фильмах нет хорошо знакомых ему мурманских «широких» характеров. Фильмы построены на полутонах, на оттенках человеческих отношений.

Это верное замечание. Характер мурманчан изменился. Это уже не те люди, для которых Север был пространством новизны, открытия, преодоления. Нынешнее поколение мурманчан родилось в Заполярье, для него снежные заряды в июне, летнее солнце в полночь — не экзотика, а особенность родной природы. Это поколение не покоряет Север, оно живёт здесь. Конечно, не могло не сказаться на характере мурманчан и то, что теперь это в гораздо большей степени сухопутный город, чем прежде. Число моряков среди его жителей резко сократилось, да и число заходящих в мурманский порт судов — тоже. Впрочем, думаю, это лишь этап в истории города на берегу Ледовитого океана. И, рано или поздно, морская составляющая Мурманска снова выйдет на первый план.

Но вернусь к началу. Я не случайно сделал отправной точкой этого эссе памятник Кириллу и Мефодию. Казалось бы, где Мурманск, а где Болгария, в которой проповедовали святые равноапостольские братья, создавшие кириллицу и переведшие на древнеславянский язык Библию.

Однако имперская сущность города неизбежно проявилась в культурной, духовной плоскости. В 1986 году именно в Мурманске, благодаря, в первую очередь, писателю-славянофилу Виталию Маслову и поэту Виктору Тимофееву впервые был отмечен праздник Славянской письменности и культуры, ставший через несколько лет официальным праздником России, Украины и Белоруссии.

Как сам город рождался наперекор начинавшемуся развалу Российской империи, так и этот праздник возник накануне распада СССР, в начале разлома русской, восточнославянской цивилизации на три самостоятельных государства, которые, рано или поздно, должны были начать враждовать, исходя из самой логики разъединения.

Писатель Виталий Маслов ещё до развала уже советской империи чувствовал начало этого разлома. Вот как он вспоминал о поездке, в которой мурманские писатели сопровождали памятник Кириллу и Мефодию, подаренный мурманчанам Болгарией: «1990 год. 4−12 марта. Шествуют равноапостольные братья из Софии в Мурманск, движется небывалый поезд с негабаритным бесценным грузом по землям Болгарии, Украины, Белоруссии, России, вскипают народные праздники, идут Крестные ходы, звучат торжественные молебны — Одесса, Киев, Минск, Валдай, Великий Новгород. Радость, боль и слёзы: земля славянская, раздираемая, уже трещала и трещины, змеясь, уже рвали на части не только материк славянский, но и души».

Но, как знать, может быть именно Площадь Первоучителей, возникшая на самой северной оконечности славянского материка, в городе, вступающем во второй век своей истории, и станет тем последним духовным рубежом, с которого начнётся возрождение славянского единства.