Воспоминание о свободной стране

Летом 1992 года в Пицунде мы с моей подругой Женей (русская, местная жительница) смотрели телевизор. С экрана генерал Лебедь, командующий 14-й гвардейской армией, рубил фразы, объясняя, что жителей Приднестровья никто больше тронуть не посмеет… «Вот бы его сюда к нам», — вздохнула Женя. На Абхазию надвигалась война. Война уже витала в воздухе, сгущалась.

Большой Брат — Советский Союз — почил в бозе, и на сцену выбежали маленькие Большие Братики. Выбежали и явили городу и миру столько жестокости и наглости, что любой Большой Брат мог только позавидовать. И вот причуды истории: только лишь эти Большие Братики получали вожделенную свободу, как дух свободолюбия мгновенно их покидал (хотя, возможно, они по-прежнему считали себя приверженцами свободы).

Тбилиси больше не хотел, чтобы им командовала Москва. Отпустили (ведь если империя, то именно отпустили). Но когда Сухум и Цхинвал не захотели, чтобы Грузия ими командовала, Тбилиси, вместо того, чтобы отпустить, в них вцепилась. Не зря Андрей Сахаров назвал бывшие союзные республики «малыми империями» (и не случайно Грузии тогда это очень не понравилось).

Отношения Абхазии и Грузии имеют давнюю и очень непростую историю. Здесь и насильственная (начиная со времён Сталина и Берии) грузинизация края. И постоянные просьбы абхазов к РСФСР принять их под своё крыло — потому что жить под Грузией, надменно и презрительно к ним относящейся, было тяжко.

При населении 512 тысяч, в Абхазии абхазов тогда было 83 тысячи, грузин — 212. Но представителей других национальностей - 227 тысяч. И эти другие — русские, армяне, греки, украинцы, евреи — воспринимали страну, в которой жили, не как Грузию, а как Абхазию (300 тыс. против 212 тыс.- это ведь больше половины). Им, неабхазам, тоже не нравилось грузинское высокомерие. И дети их, учившиеся в русских школах (были еще грузинские и с трудом восстановленные абхазские), выбирали, как правило, вторым языком не грузинский, а абхазский.

Когда-то я любила Грузию. Красивый народ. Гордый. Талантливый. Артистичный. Потом — разлюбила. Потому что слышала от грузин - и не раз: «Нет такой нации «абхазы», нет никакого «абхазского языка». Абхазы, говорили грузины, посмеиваясь, только что с дерева слезли… Один мой знакомый, образованный человек, переводчик с нескольких языков, совершенно серьёзно уверял меня в том, что Фазиль Искандер никак не может быть абхазом, поскольку умён и талантлив…

(А еще я слышала: «Грузия для грузин», - что слишком уж напоминало «Deutschland für die deutschen»).

А ведь странно, что нация, особо лелеющая своё национальное «я», столь легко и охотно попирает чужие национальные чувства (или это закономерно?). Странно, что нации, так стремящиеся в объятия Запада, плюют на такие базовые западные ценности, как толерантность и политкорректность. А Запад, что тоже странно, этого как бы не замечает.

В апреле 1989 года я вместе с грузинами плакала о погибших во время митинга протеста на площади Госсовета. Но помнила, с чего начался тот митинг. С протеста против того, что абхазы позволили себе на народном сходе в селе Лыхны (18 марта 1989 года) принять решение о выходе Абхазии из состава Грузии и восстановлении ее в статусе союзной республики СССР. «Лыхненское обращение» подписали и русские, греки, армяне, даже грузины, живущие в Абхазии. Но тбилисские протестанты увидели здесь только «руку Москвы» и «русский империализм»

Грузинским властям тогда бы остановиться. Но почему-то маленькие Большие Братики не любят останавливаться. И Тбилиси много чего делал, чтобы абхазы любили его еще меньше. Один лишь пример: в мае того же 1989 года Тбилиси вместо Абхазского государственного университета учредил Сухумский филиал Тбилисского университета. И вроде бы не понимал, почему абхазы от этого не в восторге. Интересно, что бы чувствовали свободолюбивые грузины, если бы Москва вместо Тбилисского университета открыла там филиал МГУ? (А ведь могли бы…).

Россияне любили маленькую Абхазию. Ездили, отдыхали. «О, море в Гаграх, о, пальмы в Гаграх, кто побывал, тот не забудет никогда…». Читали Фазиля Искандера и хорошо себе представляли и Чегем, и Сухум. И вот 14 августа 1992 года пошел по этой прекрасной стране грузинский экспедиционный корпус во главе с уголовниками Иоселиани и Китовани. Под предлогом, знаете ли, ремонта железных дорог и установления порядка, как его понимали в Грузии. Нового Порядка. Якобы в Сухуме (они, конечно, произносят на грузинский лад: Сухуми) ухудшилась криминогенная обстановка. Это выглядело особенно циничным на фоне того, что в Тбилиси из-за разбоев и грабежей тогда даже занятия в школе отменяли, чтобы дети по улицам не ходили.

Цинизма вообще было много. Въехали на танках, надругались над национальным флагом Абхазии, мародёрствовали, насиловали и убивали (см.: Белая книга Абхазии. Документы, материалы, свидетельства. 1992−1993. — М., 1993). И при этом уверяли мировое сообщество в том, что заняты исключительно миротворческой миссией. А мировое сообщество им верило.

В августе 1994-го — после войны, которую грузины проиграли, — я приехала в Абхазию снова. Что с Женей, её семьей я не знала. В адлеровском аэропорту никто не соглашался везти меня через границу. Наконец нашелся водитель на старенькой «Волге», ему надо было в Гагры. По дороге он спросил, можно ли заехать, за вещами. В одном горном селе он забрал матрац, в другом посуду… Объяснил: «Прятали от грузин». Но он не был похож на абхаза. Оказалось — армянин. Рассказал, что грузины убивали всех, кто не был грузином. Этот армянин, его жена и дети бежали в Россию, в Краснодарский край, а вещи раскидали по знакомым, живущим в горах…

В Гаграх стояли выжженные изнутри, страшные скелеты домов, набережная, такая весёлая когда-то, была пустой… В Пицунде я нашла свою подругу Женю. Ей муж Юра, русский, уже непризывного возраста, погиб, участвуя в битве за Сухум. Сама она с десятилетним сыном, чтобы как-то прокормиться, возила через границу мандарины на тележке. Россия тогда не особо заботилась о бывших своих гражданах и под давлением Грузии ввела против истерзанной войной страны блокаду, а потом и торгово-экономические санкции.

Грузины из Пицунды бежали — многих вывозил на своей машине мрачный русский мужик, про которого и нельзя было подумать, что он способен кому-то помогать. Одного грузина абхазы расстреляли прямо в его дворе: до войны все думали, что он так часто ездит куда-то к любовнице, и жалели его жену, а он ездил за оружием, которое и начал раздавать, когда настал час. Другой грузин, наоборот, помогал воевать абхазам — собирал деньги, теплые вещи, продукты — и никуда не бежал. Тяжело пришлось смешанным абхазо-грузинским семьям… Да всем было тогда тяжело. Но была и радость победы, всё-таки абхазы победили!

Через несколько лет Абхазия полностью восстановилась. Ну а Россия сняла санкции против неё только в 2008 году. И тогда же признала независимость Абхазии и Южной Осетии. Так получилось, что я приехала туда вскоре после этого события. Незнакомые люди встречали меня так, будто я — президент, подписавший указ о признании независимости. Или, по крайней мере, премьер-министр. (Если бы я могла подписывать такие указы, Абхазии не пришлось бы ждать признания так долго.) Меня благодарили, меня угощали, водитель-абхаз довёз меня бесплатно от пропускного пункта Псоу до Пицунды… В застольях, на которые я попадала, люди провозглашали тосты — за президента России Дмитрия Медведева, за премьера Владимира Путина. И за меня как за русского человека.

И пусть не врут, что Абхазия — это часть Грузии, оккупированная Россией. Абхазия — это Абхазия. Свободная страна.

Фото: Александр Попов/ ТАСС