Нынче принято часто повторять фразу Юрия Андропова, столетие со дня рождения которого не слишком заметно в минувшем году отметили: «Мы не знаем общества, в котором живем». Обычно далее за этим следуют размышления об идеологии и природе советского общества или даже установках общества нынешнего (Кара-Мурза в своих заметках о современном российском обществе отталкивается именно от этой андроповской фразы).
Однако перед нами уравнение с двумя неизвестными. Первое — это социальный проект, так называемый общественный идеал, а второе — народ, который и определяет жизнеспособность этого социального проекта, тот вид, который общественный идеал принимает, воплощаясь в действительность. И об этом, втором, неизвестном компоненте, сообщающем иррациональную, неуловимую и непостижимую природу России, не говорят ныне почти ничего.
Конечно, в последние три года в связи с этими внутриполитическими и внешнеполитическими баталиями слово «народ», одно время совсем уж позабытое, замелькало почаще. Его взяли на вооружение, прибегли к нему как к точке опоры, с помощью которой сдвинули на нужную орбиту политическую Землю. Но вот что такое, кто такой народ, как он живет и чего на самом деле хочет, это было разбирать недосуг. Некогда было, Отечество было в опасности — уверяли нас с обеих сторон, и с либеральной, и с государственнической. В итоге все это время тянули на свою сторону искусственно созданный фантом, некую универсалию, существующую лишь в уме, перетолковывая «народ» на свой лад от «созидателя и победителя» до «ватника и терпилы».
Свой вклад внесло и телевидение, которое давно уже создало какой-то свой образ народа, как чего-то тупого, недалекого, погрязшего в мещанстве, жадности и дешевой душевности. Новости, фильмы, сериалы, многочисленные грязные ток-шоу со скандалами и вечерней «стиркой грязного белья» в вечернем «прямом эфире» строятся под этот искусственный, выдуманный народ, существующий только в головах живущих своей замкнутой оранжерейной жизнью продюсеров, сценаристов и ведущих. Общий лозунг — «пипл хавает» — очень точен по своей формулировке, потому что заглатывает (да и заглатывает ли?) этот телепродукт именно какой-то абстрактный «пипл», но вот воспринимает его ли его народ — это загадка.
Как живет народ, не помер ли он там, не разложился ли до атомарного состояния — это мало кого интересует среди, условно говоря, надстроечной части общества, которая раньше звалась интеллигенцией, а нынче даже и не знаешь — как. «Народ» стал разменной картой, аргументом во всех спорах и словопрениях от политических до эстетических. Фантомный народ демонстрирует готовность «крепиться и выстоять», «затянуть потуже пояса», умереть, как и сто лет назад, «за Веру, царя и Отечество». «Нас бьют, а мы крепчаем» — вот такой образ народа-мазохиста рисуется на интернет-страничках сытой патриотической общественности, даже и не имеющей представление о том, как там живет, чем болеет, а то и вообще, как выглядит этот, как его там, настоящий народ.
Стараются и социологи своими процентами, демонстрирующие невероятную сплоченность и степень социального согласия в обществе. Но все эти 80-процентные показатели поддержки, согласия, одобрения и лояльности, работают не на познание народа, а на создание все того же фантомного иллюзорного образа «дорогих россиян». Что на самом деле думает народ, что он считает и как живет, все это для формального и официального взора остается неизвестным. Почему? Да потому что для понимания народа важно не первое слово, которое он всегда говорит, как от него требуется, а второе. Для надстроечной общественности, для прослойки, высших слоев обычно достаточно и первого, что там его слушать. А ведь второе слово много глубже и интереснее.
Бытовая сценка — идут по улице два слесаря в спецовках, с инструментами, и один другому говорит: «Ты знаешь, я Родину люблю, но…» Что последовало за этим «но», так и осталось для меня неизвестно, ну ведь не побежишь же вслед подслушивать. А между тем, именно это самое «но», обычно опускаемое (понятно, почему — мы же умные, у нас графики есть, статистика, отчеты, что «темноту» слушать, что она там может наговорить?) всеми нашими социологическими службами, журналистами, политиками — и есть самое главное. В нем весь секрет, оно как символ неуловимости, непознаваемости, неизвестности нашего народа, который при всей своей внешней лояльности, покорности, живет какой-то своей сокрытой, потаенной жизнью и, вероятно, ставит перед собой цели совершенно отличные от тех, что мнятся противоборствующими ныне политическими лагерями.
Как живет народ, «чем люди живы» — вот загадка, над которой стоило бы поразмыслить, потому что вся жизнь народная вот уже больше двух десятков лет течет где-то за пределами всей современной системы образования, культуры и литературы, за пределами официальной идеологии, которой опьяняется народ не больше, чем на пять минут, за пределами телевизора, который, как бы там ни уверяли либералы и «державники», смотрит он вполуха, использует как «бормотунчик», как шум, как сивуху, отвлекающую от раздумий.
У нас нынче принято трагически говорить о народной темноте и необразованности. Очень заботит эта проблема нашу либеральную общественность. Недостаточно промыли мозги для цивилизованной толерантности. Обеспокоились в последнее время и «государственники». Но в необразованности есть и своя светлая сторона. В этой потаенной, самостийной жизни, в этой погруженности в быт и дела свои, в этой апайдеусии хранит народ свое девство и чистоту от всех тех страстей, которыми обуреваема наша «думающая» общественность и которые она ему приписывает. Да и так ли темен и не просветлен народ? Может быть, вдали от всех этих имперских и либеральных ценностей строится и развивается у него какая-то своя, неизведанная нам культура, жизнь, мировоззрение, пристрастия, предпочтения, свое умонастроение, которое рано или поздно выкажет он нам, а мы все будем стоять и, как сто лет назад, рассуждать в духе Розанова, что «народ точно в баню сходил и новой водой окатился».
А это не народ окатился, это мы его прошляпили, проглядели, прошли мимо него со своими привычными уже муляжами «богоносца» и «быдла».
Фото: Александр Кряжев/ РИА Новости