На передовой русского мира

Погиб ополченец Андрей Черноморский. В разгар боёв под ставшим роковым для тысяч людей Дебальцево.

Летом прошлого года на улице Луганска я невольно вздрогнул, услышав резкий визг тормозов. Принял их за визг налетающей мины. Тому, кто ещё не привык к миномётным обстрелам, с непривычки чудится этот звук даже в тишине.

Андрей посмотрел на меня спокойно и ясно. С лёгким укором в глазах. Во взгляде его читалась не показная готовность к смерти в любой момент. Он был православный человек.

И вот, спустя полгода, визжащая миной смерть нашла его. Осколком перебило позвоночник. Когда его доставили в госпиталь, врачи уже ничего не смогли сделать.

Если сложить всё время, когда я видел его, общался с ним, не наберётся, наверно, и дня. И всё же, его гибель я воспринял, как гибель близкого человека. Так бывает, что люди с первых минут общения понимают, что они свои.

Как раз в тот июльский день, когда я оказался в полуокружённом украинскими карателями Луганске, у Андрея родилась дочка. Это был третий его ребёнок. Сегодня семейных мужчин, тем более многодетных, принято отговаривать от такого рискованного дела, как участие в войне: семья, дети…

Да, семья, дети. Но кому же, как не отцам, защищать своих детей, в том числе с оружием в руках, от тех, кто хочет заставить их забыть свой язык, историю, сделать врагами своих предков?

Андрей состоял в Русском православном собрании Луганщины, был редактором сайта «Русский Луганскъ». Когда началось антибандеровское восстание в Луганске, он был в Одессе. Для него с самого начала было ясно, что остаться в стороне нельзя. И он приехал в город, где уже звучали первые выстрелы.

— Мы все годы после распада СССР боролись за свое право оставаться русскими на Украине. Нас этого права лишали. Сначала незаметно. Затем всё более агрессивно. Мы долго боролись словами, а теперь пришло время взяться за оружие. Отойти в сторону в такой момент, значило бы выставить себя просто болтунами. Для меня и моих товарищей это было неприемлемо.

Андрей давал мне это интервью в крохотном перерыве между выездами на боевые задания и миномётными обстрелами.

Он, как и многие в ополчении, не был военным человеком. Однако миномётный расчет, в котором он состоял, считался счастливым. На его счету были уничтоженные БТРы, разгромленные колонны «укров». При этом никакой похвальбы военными успехами я от него не слышал. Мне запомнились слова Андрея о том, что перед тем, как отправить мину в ствол миномёта, он и его православные товарищи крестят её, просят Бога, чтобы смерть обошла стороной насильно пригнанных в Донбасс «солдатиков», но не щадила тех, кто пришёл усмирять «ватников».

Черноморский считал себя воином Христовым. Он настаивал на том, что православие — это не религия слабых и покорных. Наоборот, утверждал он, православные должны отстаивать свою веру, в том числе и с оружием в руках и не спешить подставлять щёки врагам. Он радовался, когда над зданием бывшей администрации было поднято знамя с ликом Иисуса Христа.

Уехав из Луганска, я продолжал держать с ним связь по телефону, когда она была. Узнавал ситуацию в Донбассе, брал небольшие комментарии. По этим разговорам можно было проследить, как менялось настроение Черноморского. В победном для ополченцев сентябре 2014 года он ждал скорого окончания войны, надеялся, что вот-вот на той стороне остатки украинской армии, осознав бессмысленность и неприглядность своей роли в этой смуте, развеются, разбегутся по домам. В интонации его голоса в эти чувствовалась тихая светлая гордость человека, который, не побоявшись опасности, отстоял свою правду, сделал большое ратное дело.

Но с каждой неделей и месяцем настроение его становилось всё менее радужным. В ноябре, кажется, в боях под донецким аэропортом погиб его брат. Но, главное, он всё больше понимал, что до настоящей победы ещё очень далеко.

Нет, дело было не только в том, что окончательное военное поражение украинской армии оказалось отложенным на неопределённый срок.

Андрей переживал, что русская идея опять задвигается куда-то на задворки в той Новороссии, за которую он воевал.

Буквально за несколько недель до смерти Андрей оказался в Москве. Он специально приехал для того, чтобы помолиться в Троице-Сергиевой лавре, выступить на презентации книги своего товарища, луганчанина Дмитрия Юдкина.

Мне запомнилось то его выступление. Андрей говорил, что чем дальше, тем больше чувствует, что в Донбассе пока лишь отрабатывают методики, по которым надеются расколоть, взорвать уже весь русский мир. Говорил о том, как разделили русских на «племена» язычников, «совков», казаков, «укров». И все эти племена пытаются столкнуть, поссорить между собой.

И ещё говорил о том, что готов везде, где понадобится, с автоматом в руках защищать ценности русского православного мира.

Теперь на помощь эту рассчитывать нельзя. Одним своим человеком на земле стало меньше. Горько, трудно, тревожно. Впрочем, я уверен, что такие, как Андрей Черноморский, даже погибая, не оставляют товарищей без поддержки. Царствие небесное рабу Божию Андрею.

Фото автора