Две грани русского мира

Зашла недавно речь об одном подмосковном мэре, который в свое время гремел в разных ужасных скандалах, а после отставки как сквозь землю провалился — где он? Оказалось, в Черногории, уехал, живет там.

Здесь есть элемент анекдота. Главная оппонентка того мэра, известная по тем временам, тоже давно уехала из России — в Эстонию, живет теперь там как политический эмигрант, и анекдот заключается в том, что эмиграция их, давних оппонентов, по сути уравняла, и они теперь могут встречаться на нейтральной территории — где-нибудь между Эстонией и Черногорией, в Праге, например, — и вспоминать минувшие дни, разговаривая как равный с равным.

Но вообще-то понятно, что равенство их очень условное, символическое. Она — политический эмигрант, она уехала, потому что считает, что здесь ей заниматься политикой опасно. Он — эмигрант совсем другого рода, у него здесь бывших подчиненных сажают по каким-то уголовным статьям, ему и самому что-то наверняка грозит, и даже если не грозит, лучше подстраховаться и уехать.

И географическая разница между их эмиграциями — просто следствие разницы между причинами их отъезда. Она уехала в страну, которую у нас считают заповедником русофобии, в страну, которая состоит в НАТО и в Евросоюзе, которая боится нападения России, в которой президент — бывший американец. Это, конечно, идеальная страна для эмиграции российского оппозиционера. Ходи в ней по улицам, кричи «Долой Путина», и местные будут тебе под ноги бросать цветы (если, конечно, улицу правильно выбрать и не ходить в места компактного проживания местных русских, у которых Путин довольно популярен). Вот в такую страну уехала оппозиционерка.

А бывший мэр уехал в страну, которая не в ЕС и не в НАТО, и в которую россиян пускают без визы, и в которой все православные, и Россию принято любить, ну и вообще — крайне благоприятная среда для такого русского эмигранта, которому важно не «долой Путина» сказать, а чтобы в дверь не постучали и не сказали «откройте, ФСБ».

То есть перед нами две грани самого настоящего русского мира. Понятные правила, понятное разделение — кому туда, а кому сюда. Каждому свое, и в результате всем хорошо.

То есть пока хорошо, но завтра ведь все может измениться. Черногорию примут в НАТО и в Евросоюз, для россиян она станет визовой страной, на берегу Адриатического моря поставят какую-нибудь зловещую натовскую ракету и при ней — дивизию, укомплектованную немцами, англичанами и теми же эстонцами. Если отношения между Россией и Европой к тому времени останутся такими же, как теперь, то будут и санкции, и черные списки, и прочее, и бывшему российскому чиновнику, о котором много всего нехорошего известно, станет в такой Черногории неуютно, и он тихо соберет вещи и поедет дальше — куда-нибудь в Венесуэлу, и новый беглый чиновник, или бандит, или коррумпированный силовик в Черногорию больше не поедет, побоится.

То есть расширение НАТО на восток — это хоть и не стопроцентная, но вообще-то гарантия против того, чтобы российский бандит уехал на покой именно в ту страну, которую приняли в НАТО. Российский бандит скорее поедет в ту страну, в которой нет натовской ракеты на берегу моря. В ней ему будет спокойнее.

А о Черногории, вступившей в НАТО, российские публицисты будут писать, что вот, была такая страна, очень нам дружественная, но не уберегли, потеряли союзника, и русский мир стал еще на одну страну меньше, и это очень грустно, потому что кругом враги. В какой-то мере они будут правы, российские публицисты, но тогда ведь получается что-то совсем удручающее, а именно — что настоящим союзником России, настоящим ее другом, настоящей частью русского мира может быть только та страна, в которую от уголовных дел может убежать российский чиновник или еще какой-нибудь неприятный россиянин. То есть чем меньше шансов у подмосковного мэра, тем меньше шансов у русского мира. То есть конечный выгодополучатель многополярности, нерасширения НАТО и прочего — это как раз подмосковный мэр. Чем успешнее российская внешняя политика, тем комфортнее и лучше подмосковному мэру. Не мне, не вам, не той оппозиционерке, а именно ему. И вот главный вопрос, на который нет безусловного ответа — это такое недоразумение, парадокс или закономерность?