Опыт последних трех лет, когда запретительные законы любого рода штампуются как на конвейере, приучил нас относиться к каждому новому запрету с минимальной серьезностью — ну да, что-то опять запретили, ну и ладно. Иностранное усыновление, нежелательные организации, курилки в аэропортах, дискуссии о территориальной целостности — это уже запрещено по-настоящему, а есть ведь еще фон в виде постоянных новостей типа «В Госдуме предлагают запретить». И хотя каждый раз оказывается, что с идеей экзотического запрета выступает кто-нибудь из записных госдумовских шутников, чьи законопроекты забраковываются еще на стадии распечатки, даже эти нереализованные запреты исправно играют свою роль, каждый день напоминая нам, что в России может быть запрещено или ограничено что угодно, и ничему удивляться не нужно. Это такой информационный фон, на котором уже может происходить что угодно. Завтра примут закон, запрещающий жить, и он тоже, как все предыдущие, не вызовет ни протестов, ни обсуждений, и только самый экзальтированный комментатор скажет, что это ужас, остальные в лучшем случае пожмут плечами. Уже сложился консенсус, что в новых законах нет никакого ужаса, просто вот принято в России что-то запрещать, и как-то все уже привыкли к этому, живут с этим.
С «законом о забвении» мы, конечно, тоже будем жить — кто-то дежурно поворчит, да и все. Слухи о том, что какие-то люди дают взятки сотрудникам поисковых систем за то, чтобы те что-нибудь подкрутили в выдаче по именному запросу, — такие слухи, часто вполне достоверные, ходят уже много лет, да и многие сами не раз сталкивались с тем, что какого-нибудь нашумевшего в свое время разоблачительного или язвительного текста больше нет в интернете — не ищется, не находится, кто-то постарался, чтобы его больше не было. То есть закон, по сути, легализует услугу, которая давно и так существует, только подпольно, как наркотики или услуги проституток, и если российское государство решило легализовать «право на забвение», то, может быть, это станет первым шагом к легализации и других теневых ныне товаров и услуг. То есть сегодня разрешили редактировать выдачу поисковиков, завтра откроют публичные дома, почему бы и нет.
Проблема только в том, что бывают вещи, которые остаются безнравственными и античеловечными вне зависимости от того, законны они или нет. Сравнение с проституцией здесь снова уместно — она остается безнравственной и унизительной, даже если она разрешена и облагается всеми положенными налогами.
Легализованное забвение хуже проституции и наркотиков. Легализованное забвение предполагает возможность корректировать прошлое, корректировать память, корректировать историю. Оно отсылает к самым мрачным антиутопиям про тоталитаризм и делает давнюю шутку про «непредсказумое прошлое» фактом нашей действительности. Делать недоступной какую-то, даже совсем пустяковую, информацию из прошлого — это то же самое, что сжигать архивы или сносить дома. Это уничтожение культуры.
Понятно, что известному певцу неприятно, что его портрет по чьей-то прихоти стал иллюстрацией к неприличной поговорке про домашнее насилие, но то, что он ею стал — это уже часть нашей культуры, культура вообще состоит из всего, чем жив человек, и если на свете есть хотя бы один тинейджер, однажды посмеявшийся над портретом певца, святое и неотчуждаемое право такого тинейджера — помнить об этом. Он может об этом сожалеть, может гордиться, может даже просто забыть — но сам, только сам, а не потому, что закон обязывает его об этом забыть. Если имя популярного некогда блогера стало синонимом ведения блога за деньги — это тоже факт истории, и ни у кого нет права этот факт из истории стирать. Это было, и это уже никуда не денется.
Даже если взять самый грязный, самый мерзкий, самый неправдивый текст о ком угодно — ни у кого нет права перестраивать мир так, чтобы в нем не было такого текста. Уничтожение информации, создание условия для ее недоступности — это насилие даже в том случае, если информация недостоверна или несправедлива. «Протоколы сионских мудрецов» — фальшивка, но если кому-то придет в голову сделать так, чтобы от этой фальшивки не осталось и следа, долгом любого честного человека станет сохранение и распространение этой фальшивки — разумеется, не как свидетельства еврейского заговора, но как образца конспирологического текста, сыгравшего важную роль в мировой культуре.
Сейчас можно только гадать, с чего начнется правоприменение по закону о «праве на забвение». Скорее всего, начнут с чего-нибудь бесспорного — с портрета того певца, или с компромата на какого-нибудь бизнесмена, выигравшего все суды и доказавшего, что этот компромат неправдив. Потом, когда насильственное забвение войдет в систему, наверняка перейдут к каким-нибудь менее бесспорным политическим вещам — станут вычищать из поисковиков коррупционные разоблачения, статьи о питерской мэрии девяностых или о чем-нибудь в этом роде. Как у нас принято, однажды обязательно дойдут до абсурда и удалят что-нибудь общеизвестное — ну, не знаю, все упоминания об украинском прошлом Крыма. Задаешь запрос «Крым Украина», а там ноль ответов.
Это очень опасная и очень нехорошая игра. Этой игре нужно противодействовать. Любой, самый строгий закон дает возможность обойти его, не нарушая. Я надеюсь, что в нашем обществе найдется кто-нибудь, кто станет вести учет удаляемым фактам и словам и сбережет их до тех пор, пока этот закон вместе с другими сомнительными законами перестанет действовать. Я тоже постараюсь сберечь все, что хотят сейчас спрятать или уничтожить. И портрет певца с матерной подписью, и историю про платного блогера, и все-все-все. Долой забвение, да здравствует память.
