Павловский и «комета Ленин»

Если попытаться прозревать знаки — комету ли с хвостом или громадный урожай грибов, каковой по легенде нередко бывает перед войной, — то очевидно, что лекция Г. О.Павловского о Ленине, прочитанная в концертном зале Домжура в октябре пятнадцатого года, относится к их числу. Ибо о Ленине вспоминают всегда, когда история нашей страны находится на некоем переломе. Имеется в виду, конечно, что вспоминают в каком-то новом, некоммунистическом смысле.

Так, о Ленине регулярно писал шестидесятник Евтушенко: «Ну, а когда ей (России — С.М.) был неясен выход, а гнев необратимо вызревал, — из вихря Ленин вырвался, как вывод, и, чтоб ее спасти, ее взорвал!» («Братская ГЭС», 1964). О Ленине вдруг вспомнил еще больший шестидесятник Андрей Вознесенский на излете (но он еще не знал тогда, что начался излет) хрущёвской оттепели.

В поэме «Лонжюмо» Вознесенский придал Ленину качества отчаянного «оттепелиста», которыми тот, к сожалению не обладал: «Он любил вас, фасады стылые (это о Париже, когда Ленин там находился. — С.М.), точно ракушки в грустном стиле, а еще он любил Бастилию — за то, что ее срыли!». В реальности Ленин был, скорее, отцом-основателем русского концлагеря.

О Ленине заговорил Михаил Шатров голосом Калягина в канун перестройки («Так победим!»), очевидно, чтобы подпереть авторитетом начинающиеся реформы — ускорение и гласность. Пьеса вызвала бурную дискуссию, смысл и содержания которой сегодня вспомнить достаточного трудно. Но запомнилось, что Ленин в исполнении Калягина лобасто вглядывался в современников Михаила Горбачева, как бы говоря: «Что вы мне тут накуролесили!»

И вот 2015 год, наше время, и Ленин Павловского в Домжуре. Билеты аж за 1200 рублей. Причем интересантов явно набралось бы гораздо больше, если бы стоимость билетов не отпугнула. Предполагаю, что кому-то представилось, что опять что-то затевается и об этом нам поведает изгнанный из Кремля бывший советник Путина.

***

Между тем, Глебу Олеговичу вряд ли удалось удовлетворить именно эти ожидания. Тема лекции возникла случайно. Скорее, сработал сам факт, что такой разговор завязался в либеральной среде, готовой и к неожиданным параллелям, и к неожиданным аллюзиям. Местами Павловский был эпатажен, местами таинственен, местами нарочито темен. «Я не социалист, а простой советский философ», — сказал он мне перед началом.

Из того, что сказал Павловский, важными мне показались два тезиса. Первый — что Ленин продукт более позднего времени. Такое заявление не удивительно из уст специалиста по деланию политических карьер. Ибо, по легенде, Павловский был одним из тех, кто лепил (не факт, что слепил, или что слепил именно то, что лепил) образ нынешнего национального лидера. Однако относительно Ленина эта мысль не совсем верна. Ленин лепил себя сам, а тотемом в кругу своих единомышленников стал уже в самом начале пути. Как писал Н.Валентинов, — а ему я склонен доверять, — будучи главой правительства, Ленин вел себя с соратниками точно строгий учитель с нерадивыми учениками, и тем это не казалось чем-то неприличным. Ленин ходил по «классу», присаживался за «парты», поворачивался спиной к докладчику, прерывал. Хотя посмертно Ленина действительно несколько «доделали», превратив в полноценное божество. С другой стороны, «изделием» сталинской пропаганды он все-таки стал не трудами сталинских мордоделов, — таких тогда и не было, — сколько ментальностью необразованных крестьянских масс, ищущих замену монарху и Богу. Те же потомки необразованных крестьянских масс сегодня вложились в Путина, превратив и того в подобие Ленина. Отчего, наверно, такой шок и возмущение испытала российская элита, когда на Украине прошла волна сноса памятников. Ну, а после Путина они наверняка вложатся еще в кого-нибудь, поскольку это национальная черта…

Второй важный момент, отмеченный Павловским, имеет отношения к формированию специфической политической культуры, пошедшей от Ленина и радиоактивно влияющей на нас сегодняшних. Она заключается в институализации крайностей. Или по-другому сказать, в снятии барьера естественной осторожности перед прыжками в политическое неизвестное. Ленин институализировал прыжки.

Захватив власть и зверски убив царскую семью, сочиняя невиданный доселе социальный переворот, Ленин подвигнул политическую систему на безумный прыжок. Уже в прыжке, предвидя неминуемую катастрофу, он попытался изменить траекторию, демонтировал военный коммунизм и в конечном итоге ввел НЭП. Однако до берега стабилизации не долетел, лишь вломился в новое неизвестное и плохо прогнозируемое будущее. Это было и в его характере, и соответствовало его философии профессионального революционера-взломщика. Не случайно на слова, что его политика крайностей заводит «черт знает куда», Ленин бодро отвечал: «И прекрасно… Это вода на мою мельницу».

Важно понимать, что ленинская мельница, которую каждый раз приходится отверточно подкручивать, чтобы она не рассыпалась, не остановилась до сих пор. В наше время такими крайностями были перестройка, ГКЧП, демократическая революция. Позже — расстрел Белого дома, обнуливший демократическую революцию. Почти семейная рокировка лидеров в 2000 году в социальном плане повела страну еще дальше… назад, обнулив уже и перестройку, что подвело нас к тому, что новая перестройка практически неотвратима.

Безрассудными прыжками в неизвестное я трактую присоединение Крыма и военную кампанию в далекой Сирии. Все равно, как это оценивают мои оппоненты. Хоть бы и пророчили возрастание роли России на международной арене («Нас все боятся», «русские возвращаются»). Важно, что каждый раз такой прыжок открывает дверь в новый таинственный мир с монстрами и пропастями. (За монстров у нас вполне успешно отвечает США, за пропасти — реальная ситуация в экономике). И на всем этом, конечно, радиоактивный след ленинизма.

***

Впрочем, это еще не вся лениниана нашей жизни, которая всегда с нами. О Ленине говорить и говорить. Ленин удивительным образом недооценен, недоосмыслен и художественно недописан. Как заметил Павловский: «Вся беллетристика о нем была низкокачественной». Символизм его исторического прихода в наш мир недопонят.

У Евтушенко в «Братской ГЭС», кстати, вдруг родился такой странный образ: спровадив апокрифических ходоков, Ленин сам фантастически превращается в ходока: «Идет ходоком Ленин». Куда? Зачем? Бог весть. Но феноменально уже то, что реальный, не придуманный Ленин — спринтер, политик всего лишь одного срока, с 1918—1922. Единственный «вождь-президент» новейшей истории России, кто не смог, не сумел, кому здоровья не хватило, выйти за пределы своей компетенции и преодолеть номинальную санкцию общества. В противоположность своим менее одаренным преемникам, согнать которых с трона уже не хватало легальных возможностей.

Много успешней Ленину удалось лишь выступить в роли идола, освящающего путь к Великой Универсальной Правде. Ностальгирующие по такому финалу русской трансформации («Россия учит весь мир!», «Весь мир внимает России!») есть до сих пор. Парадокс заключается в том, что трансформация не закончилась и о реальном Ленине в этом сценарии безопасней забыть, поскольку «комета Ленин», наоборот, всегда к смуте.