Новый мировой порядок в зеркале большевизма

Трижды наше государство переживало катастрофу своего практически полного уничтожения — это катастрофа смутных лет, разрушение государства в результате февральско-октябрьской революции 1917 года и разрушение СССР, начавшего в конце 80-х и продолжавшегося в 90-е годы. Преодоление таких падений не может преодолеваться иначе, чем через собирание народа в едином духе.

И вот на днях в десятый раз наша страна отметила День народного единства, но, по-прежнему, смысл и суть праздника так и не оформились в нашем сознании. Правомерно и не раз звучал вопрос: «Это светский праздник или религиозный?»

Со светской точки зрения, реанимировать память о событиях 400-летней давности вряд ли удастся, если иметь в виду катастрофически низкий уровень гуманитарного образования в стране.

С религиозной точки зрения, он одинаково мало близок как огромному мусульманскому российскому народу, так и тому русскому народу, называющему себя традиционно православным, который, тем не менее, веселится на Хэллоуине, ходит по колдунам и сектам, а Пасху встречает с крашеными яйцами на кладбище. Вопрос, — «Куда ж деваться иудеям, буддистам и атеистам?» — остается риторическим.

В результате — мало вдохновляющий безвкусный официоз, больше напоминающий эпоху позднего забюрократизированного социализма с выветренной идеологией: предсказуемые речи активистов с политиками и демонстрации студентов с заготовленными флагами и шарами с надписями в зависимости от цвета «Матери России», «Трезвая Россия». Самая обескураживающая — просто «Я». «Офицеров России» даже поминать неловко.

А между тем, безусловно, нет события в русской истории, превосходящего по своей значимости и величию то, которое мы называем освобождением от польской интервенции и выходом страны из смуты. И при этом как-то не хотим сказать, а тем более признать главное. Великим, более того, единственным, исключительным, оно стало потому, что одновременно явилось прологом и основой воссоздания новой русской православной государственности, венчаемой избранием Земским собором 1613 года православного царя. Никогда ранее государство не создавалось, что называется от земли, с низов.

В русском сознании и русском духе события 1612 года были неразрывно связаны с заступничеством и покровительством Богородицы, а значит, на протяжении веков они находили свое отражение в особом почитании и праздновании Казанской иконы Божией Матери именно 4 ноября. Именно перед этой иконой было принесено благодарение за свершившееся чудо освобождения. Потому празднование этих событий без наполнения нашей памяти духовным содержанием, религиозным содержанием, есть кощунственная профанация, попытка сказать всем нам: «Вот протезы, считайте их ногами и попытайтесь встать с колен».

При всем этом трудно оспорить тот факт, что установлен этот праздник демо-либеральными властями как альтернатива сразу двум датам: одна — 7 ноября — это день празднования победы Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года, с которой началась история советского государства, другая — расстрел народа на московских улицах в черные дни 3−4 октября 1993 года. Та и другая окончательно раскололи надвое две империи — русскую и советскую, и кроваво разорвали народ.

В сложившихся тупиковых для себя условиях, бесконечно маневрируя между различными противоборствующими в стране силами в желании казаться единственно чистыми, честными и правыми, нынешние элиты пытаются отмежеваться как от советского прошлого, так и от ельцинского демо-либерализма с его преступлениями, заняв, как им кажется, нейтральную территорию, коей признается Русская православная церковь с ее определенным авторитетом (вспомним, к ней обратились власти и в переломные октябрьские дни 93-го, впрочем, не забудем вместе с тем, как шельмовались ее иерархи до 93-го).

При этом преследуется, очень вероятно, что не всегда сознательно (просто мозги такие), двоякая и преступная цель.

С одной стороны, подобно тому, как это сделано на Украине, выкорчевать из народной памяти весь советский период истории, т.е. историю СССР, предварительно извратив ее. Для этого противоречивую и трагическую послереволюционную историю страны пытаются свести к истории сталинизма, выдвигая на первый план террор 37−38 годов и вырывая из контекста советской истории Великую Отечественную войну. Потому даже предложенный в 2009 году законопроект о фальсификации истории, предусматривающий наказание за отрицание победы в Великой войне, был отклонен. Как результат, книги Резуна-Суворова и ему подобных и сейчас можно увидеть на полках книжных магазинов. Рассуждать в СМИ о подвиге «русского патриота» генерала Власова или о том, что стоило бы сдать Ленинград немцам, также можно вполне безопасно. Зато закон о разжигании ненависти позволяет заткнуть рот любому, кто заговорит о собственно русских интересах.

С другой стороны, нас пытаются заставить забыть подлость и жестокость тех, кто совершал ползучую контрреволюцию, апофеозом которой стали октябрьский расстрел российского парламента и поспешное принятие новой конституции, утвердившей частную собственность на землю и недра, а также свободное движение капиталов, что, собственно, и означает установление капитализма.

Публичное игнорирование той трагедии, сюжет которой так напоминает майдановский, немота СМИ — что это, как не надругательство над исторической памятью народа, как не массовая лоботомия?

Не забудем же «Бесов» Достоевского: «Кто проклянет свое прошлое, тот уже наш».

Теперь, в преддверии праздника победы Великой Октябрьской социалистической революции 7 ноября, приходится отметить, что его празднование невозможно отменить, несмотря на отмену выходного дня. Его пытаются переформатировать в День памяти о параде 1941 года в Москве. Похоже, тема Великой Отечественной войны является той последней соломинкой, за которую власть держится, и которую может эксплуатировать в целях единения страны и, как следствие, самосохранения.

Великую войну действительно пока невозможно вытравить из сознания старшего и среднего поколения нашего народа, но можно попытаться исказить факты и вывести за рамки советской истории. Дескать, советские генералы и комиссары — бездари и изуверы, коммунистическая идеология приравнивается фашистской, единственным же неоспоримым преступлением нацистов является Холокост.

Между тем, в обществе все больше зреет не только вопрос, нарастает и запрос на то идейное наследие, которое нам оставил социализм, и который пытаются представить как запрос на сталинизм. Думается, эта тема найдет свое отражение в историческом будущем России.

Но сегодня, когда не за горами 100-летие русской революции, прежде всего хотелось бы понять, почему нынешние демо-либералы, держа курс на цивилизованный Запад и европейские ценности, с таким остервенением отвергают русский большевизм, в чем они его ненавидяще упрекают.

Вот, например, известный россиевед прямо заявляет, не будь большевиков, не было бы Версальского договора, а значит, не пришел бы Гитлер к власти, а значит, и не было бы Второй мировой войны. Логика, мягко говоря, удивляет. Закономерно встает вопрос: «Для них вообще история начинается лишь с большевиков или с Московии?» А если чуть-чуть ранее, для истории ведь пара тысячелетий — величина ничтожная, — не будь распятого и воскресшего «безумца» Христа с его столь же безумными учениками, так и христианской цивилизации не было бы, не было бы и европейских ценностей. И о чем тогда вообще говорить. Или вот не приди в голову Наполеону двинуть свою армию на Россию, может, история Франции пошла бы иначе. Не случись французской революции, не случилось бы и русской. Для фантазий — море безбрежное. Но свершившийся исторический факт означает одно — иначе быть не могло.

Но вернемся к большевикам. Приходится признать, и правые, и левые, и «патриоты», и «непатриоты» вменяют им в вину практически одно и то же. Это незаконный захват власти с разгоном Учредительного собрания, использование немецких денег (хотя это уже не раз опровергнуто) на нужды революции, убийство царя и царской семьи, уничтожение государства и православной церкви, обман народа с обещаниями земли и мира, изгнание из страны интеллигенции, проводимую ими политику террора, интернационализма, разрушение семьи и даже языка, в конечном счете, установление безбожного тоталитарного режима.

А теперь, почти сто лет спустя вглядимся в наше настоящее и в то, чему мы были свидетелями.

Беловежский сговор с уничтожением великой страны СССР был легитимен? А неконституционный Указ Ельцина № 1400, вызвавший массовые зверские избиения и расстрелы, в том числе, детей, журналистов на московских улицах, позволивший устроить блокаду парламента с последующим его расстрелом под улюлюканье местных бандитов и Запада — есть вершина демократии? Может быть, мы явились свидетелями честного и объективного расследования этих преступлений? Вот публичное, сделанное с вызовом, признание вечно ухмыляющегося сподвижника Ельцина Александра Коржакова: если бы депутаты попробовали объявить Ельцину импичмент, то их разогнали бы газом. Вот его слова: «Молодая демократия защищается, как может».

А кто не помнит выборов 1996 года и принятие нашей последней Конституции с последующей приватизацией государственной собственности, ограблением страны и торжествующей олигархией? Или эта афера не есть наглый, продуманный и циничный обман народа, приведший к голоду и копанию в помойках? Или мандат от народа на это был получен? А может быть, по-ленински просто «Грабь награбленное»? Коммунисты, типа, отняли, теперь пусть возвращают.

Неважно, что «коммуняками» назвали весь русский народ. Уж нам ли забыть, какому унижению, бесправию и, в конечном счете, уничтожению привели народ либеро-демократы? А чеченские войны, а убийства русских практически на всем постсоветском пространстве? Это ли не есть геноцид? Миллионные жертвы. Уж не тем господам из 90-х обвинять большевиков в геноциде русского народа и нелюбви их к русской истории. Или волк овцу пожалел?

О том, как захватившая власть «семибанкирщина» умела заткнуть рот любому несогласному, нам долгие годы демонстрировали принадлежащие ей СМИ. Чтобы освежить воспоминания, достаточно посмотреть на украинские СМИ. События на Украине помогают вспомнить и то, как хозяйничали американские советники и разного рода агенты в России 90-х.

Уничтожение армии и презрение к офицерству (справедливости ради надо сказать, что в 1917-м то же самое сотворили не большевики, а демократы-февралисты Указом № 1), уничтожение образования и науки с так называемой «утечкой мозгов» (среди этих мозгов есть и нобелевцы) — это ли не побочный эффект проведенной демо-либералами контрреволюции со сменой общественного строя.

Если уж говорить о жестокости большевиков в Гражданской войне, то надо бы не забыть и атамана Краснова, наряду с булгаковскими профессором Преображенским и Шариковым следовало бы вспомнить и генерала Хлудова. Или, может быть, Корнилов с Крымовым обещали судить большевиков судом присяжных, а не развесить их на фонарных столбах? Да бросьте, любая гражданская война в любой стране есть жестокость беспредельная с любой стороны.

В этой связи скажем, убийство царя и его семьи не выходило за рамки политической борьбы.

Так же было и во времена французской революции и, пожалуй, еще подлее. Маленький одинокий дофин был брошен в тюрьму Тампль, а потом отдан на воспитание в семью сапожника, где он подвергался побоям и моральному истязанию: от него требовали отказа от своих родителей и признания в сожительстве с королевой-матерью, чтобы «законно» обвинить ее в кровосмешении и казнить. Подписал ребенок все, что требовали, а в 10 лет умер во вшах от полного истощения, заболев туберкулезом. И цивилизованные французы не комплексуют по этому поводу, каждый год, пышно празднуя День взятия Бастилии. Не будем же уподобляться герою «Мы»: «…там шпион — белена, тут шпион — ландыш. Да, ландыш, да!»

Большевики убивали гражданина Романова, коим стал государь после своего отречения. Уничтожение всей царской семьи гарантировало невозможность реставрации монархии, создания правительства за рубежом и т. д. Они не присягали ему на верность, в отличие от тех, кто, называя себя монархистами, требовал отречения.

В вопросах нравственности наши младоевропейцы, придя к власти, гораздо больше преуспели по сравнению с большевиками, обладая такими средствами массового воздействия как телевидение и радио, не было у тех и такого огромного и сплоченного в своей продажности класса пропагандистов.

Что бы сказали Булгаков с Лихачевым, обвинявшие большевиков в том, что они-де искалечили русский язык? Да им бы послушать тот матерный, которым без стыда изъясняется класс, именующий себя интеллигенцией и наследником великой русской, заодно и европейской культуры. Прав Сократ: «Заговори, и я скажу, кто ты». Им бы увидеть «Дом-1 или 2», сходить в наши театры и посмотреть на голые задницы писающих на сцену артистов.

Да, тренд теперь изменился, главным образом, мировой. Это сто лет назад сожительство вне брака в общественном мнении было позором, а проституция несчастьем. Теперь повсеместно, где прочно утвердились общеевропейские, западные ценности, сожительство зовется гражданским браком, а проституция — не более и не менее чем профессия, иногда даже завидная, если именуется «светская львица». Жениться на ней бывает даже почетно, если немножко прибыльно.

Большевики с их устаревшими представлениями о нравственности и сексуальной свободе могли только в сладком сне увидеть узаконенными однополые браки или семью, где ребенок — оно, а папа с мамой — родители 1 и 2. А достижения ювенальной юстиции с изъятием ребенка по причине переизбытка материнской любви из семьи в детприемник или семью гомосексуалов, вынашивание детей на продажу, продажа их из семьи в семью, как в США. Тут впору вспомнить гениальное замятинское «Мы»: «Если додумались до садоводства, скотоводства и рыболовства, почему так отстало не додумались до детоводства?»

Да разве проект единой Европы с наднациональнальной бюрократией и мультикультурализмом, с отсутствием границ и смешением всех наций и народностей не есть карикатурная попытка перенять опыт СССР? Остается лишь гадать, как будет выглядеть новый Интернационал в Европе?

Что касается безбожия, то большевизм гораздо честнее отвергал Христа и открыто боролся с Церковью. Это нынешние безбожники лицемерно совмещают все вышесказанное с христианством. Под вывеской толерантности, плюрализма, политкорректности они откровенно покровительствуют содомитам, проституции, развращению детей, извлекая выгоды из любого преступления, и ставят свечи за души убиенных ими.

Как показали последние события, нынешние лидеры демократического мира, заявившие свои претензии на новое мировое господство, руководствуются тем же инстинктом тоталитаризма. Поддержать присуждением Нобелевской премии идущих в ногу, лишить работы или доброго имени несогласных — это и зовется «мягкой силой». С легкостью и цинизмом он отвергает всякое право, устраивает революции по всему миру по знакомым лекалам, «чтобы силою спасти и научить счастью». Тому тотальному контролю, которому подвергнуто каждое движение и слово интересующего объекта, большевики могли бы лишь позавидовать.

Так чем же так не нравится большевизм нашим демо-либералам и тем, кто им симпатизирует? Не нравится видеть собственное отражение? Ну, так «нечего на зеркало пенять, коли рожа крива». Или это происходит в силу того, что «дьявол не обещал своим служителям мира»?

Как видим, новоявленные мессии готовы поддержать хоть фашистов, хоть нацистов с религиозными фанатиками, любых людоедов, чтобы, достигнув мирового господства, сказать: «Правда, выжило только 0,2 населения земного шара. Но зато — очищенное от тысячелетней грязи — каким сияющим стало лицо земли».

Подводя некую черту, скажем, большевики опередили свое время лет на сто, прорвавшись в наше настоящее как некое предупреждение, а может быть для нас, русских, как своего рода прививка от будущих зараз и напастей. Впрочем, большевики не были здесь первопроходцами. Они скорее стали предвестниками того будущего, черты которого уже вполне осязаемы.

Впрочем, большевистский проект перестройки мы пережили путем великих, немыслимых жертв предвоенных и военных лет, путем сверхчеловеческого напряжения духовных сил и построили великую страну СССР. Переварим ли мы новый проект мирового переустройства, справимся ли с новыми глобальными вызовами, останемся ли единым народом независимого государства — остается вопросом.