Стигматы без святости

Была у нас недавно забавная история. Мы всем коллективом фонда пошли на курсы по оказанию первой помощи, и там была ситуация, когда меня якобы зажало в горящем автобусе. По правилам ребята должны были бросить меня и спасать остальных. Я им кричу: «Уходите, уходите». А они мне: «Миша, у тебя просто шок, сейчас мы тебя оттуда вытащим». Плед принесли, еще что-то — не оставили погибать. В общем, это задание мы провалили, но со всеми остальными справились. Я ругать их, конечно, не стал. Вообще я директор не строгий — здесь ведь никому кнут не нужен, мы набираем только ответственных людей.

Мой собственный путь в благотворительность начался в 1993 году с экскурсии в Сергиев Посад, которую я как гид должен был провести для американских хирургов из организации Project Hope. Этот фонд пришел в Советский Союз в 1989 году, когда в Башкирии случилась страшная катастрофа: два поезда сошли с рельсов, и произошел взрыв метана из-за утечки газа из трубы, было очень много жертв. Это было время перестройки и открытости, поэтому в страну пригласили американских хирургов, которые и занялись внедрением совершенно новой методики лечения ожогов.

По образованию я филолог, какое-то время занимался переводами, а потом случайно попал в «Интурист» и стал водить экскурсии для иностранцев. В той поездке в Сергиев Посад я как раз искал дополнительную работу, и врачи-комбустиологи предложили мне стать у них переводчиком. Так благодаря американскому фонду я стал сначала медицинским переводчиком, а потом и координатором программ. Позднее к нам пришел еще английский фонд, который сейчас называется Children’s Burns Trust. Англичане концентрировались больше на социальных аспектах и психологической помощи. Потом постепенно все фонды ушли, а в 2001 году мы зарегистрировали свой собственный фонд «Детская больница» на базе Детской городской клинической больницы № 9 имени Сперанского. Я стал его директором.

До этого я никогда не был связан с медициной, но меня очень интересовала эта область, были даже скрытые мечты о профессии врача. В какой-то момент я думал, не стать ли мне фельдшером, потом пошел на отделение клинической психологии МГУ, но не закончил его из-за работы и рождения сына. Думаю, при определенных усилиях из меня получился бы неплохой хирург. У меня достаточно высокий болевой и эмоциональный порог — я не испытывал большого страха или переживаний, когда работал переводчиком на операциях. В такие моменты я просто думал о том, что человеку нужно и можно помочь. За время работы в фонде, конечно, пришлось повидать много всего. Одна из самых тяжелых для меня историй — случай с девочкой, которая пошла в первый класс, и какой-то мальчик из баловства поднес к ее платью зажженную зажигалку. Девочка навсегда осталась инвалидом с сильно измененной внешностью. Мы много помогаем этой семье.

Я помню свои ощущения, когда однажды в одном ожоговом лагере в Англии я увидел мальчика с обезображенной внешностью. Но он был страшно популярен среди остальных детей, потому что мог делать заднее сальто на батуте. И я вдруг понял, что всегда знал его именно с такой внешностью — для меня он такой. И не было этого тягостного и горестного сравнения — до и после. Вот так и нужно жить, принимая себя таким, какой ты есть. Это относится и ко всем нам в какой-то степени, потому что мы часто недовольны своей внешностью. Но бог дал тебе это тело, и нужно показать лучший результат с тем, что у тебя есть.

Конечно, в нашей работе много тяжелых моментов, и есть даже миф, что в благотворительности работают исключительно святые люди. Но мало кто представляет, что это еще и невероятно интересно. Мои сотрудники все время придумывают что-то новое. Сейчас, например, мы готовим лагерь для детей в одном из замков Белоруссии. Тема лагеря — Средневековье. Рыцари, принцессы, драконы, мечи, гербы — мои педагоги не могут остановиться и придумывают все новые и новые развлечения для детей. Еще мы решили участвовать в Благотворительном забеге в Лужниках 21 мая — там даже я немного пробегу.

Благодаря работе в фонде мне не приходится много думать о том, как стать совсем хорошим, как заниматься филантропией, потому что все это уже есть в моей повседневной жизни. Это меняет характер всех сотрудников фонда. Иногда мы даже думаем, что это немного нечестно, когда всем кажется, что мы делаем исключительно полезные и добрые дела. Ведь дело не в том, что мы такие хорошие, просто у нас работа такая. Я даже немного боюсь, как бы ни начать чувствовать себя слишком хорошим и крутым — при такой работе нужно регулярно напоминать себе о скромности.

Я всегда поощряю своих сотрудников не только работать, но и отдыхать, и помимо основной работы в фонде где-то еще работать или учиться. Ты не должен погибать под грузом тяжелой работы и ответственности. Должна быть человеческая жизнь и человеческая работа. Если ты хорошо отдыхаешь и чем-то еще занимаешься, то и работаешь лучше.

Раньше мне было тяжело разграничивать работу и отдых, но я учусь. Люблю путешествовать, читать книги, особенно исторические. Мне нравится период реформ Александра II — это было время больших возможностей. А вот сейчас, мне кажется, наступило время, когда мы свои возможности утрачиваем. Люди с одинаковым энтузиазмом и вдохновением демонстрируют разные ценности — и все думают, что они хорошие.

Я продолжаю заниматься переводами и водить экскурсии для иностранцев. В туризме я ценю возможность общаться с разными людьми, узнавать про весь мир. Сейчас для меня это еще и возможность так называемого нетворкинга, когда ты с помощью своих друзей и знакомых можешь разрешать разные ситуации, в том числе касающиеся фонда. Например, многие иностранцы, которые живут в Москве и для которых я проводил экскурсии, стали друзьями фонда, а туристическая компания, в которой я работаю, перечисляет фонду постоянный процент от дохода.

Помимо работы у меня прекрасная семья — жена и двое детей. Моя жена помогала нашему фонду с привлечением средств, но потом выбрала несколько других фондов, куда регулярно перечисляет деньги. Я, конечно, мечтал о семейном подряде в рамках фонда, но моя жена не такой человек, который мог бы вместе работать в одной упряжке. Но зато она очень поддерживает меня морально. Моей дочке 17 лет, она учится в 11 классе и собирается поступать на клиническую психологию. А сын учится на историка в РГГУ. Дети тоже иногда участвуют в мероприятиях фонда — рук ведь всегда не хватает, но серьезно в благотворительность пока идти не собираются. Хотя, если однажды кто-то из них придет и скажет, что решил посвятить себя этому делу, я буду только рад. Сейчас в благотворительность приходят хорошие молодые люди, это становится модным в нашем обществе.

Но собирать деньги все равно становится сложнее. У меня нет проблем с тем, чтобы попросить денег, — я даже заметил, что для меня это превращается в какой-то спорт — слава богу, цель хорошая. И знаете, удивительно, как много можно получить, если попросить. Но раньше было намного проще найти несколько корпоративных спонсоров в год, которые закрывали бы все потребности фонда. Сейчас даже крупные компании сокращают бюджеты, поэтому мы развиваем фандрайзинг: музыкальные концерты, garage-sale, аукционы, мастер-классы, велосипедные прогулки — чтобы получить деньги от частных лиц, приходится прикладывать намного больше усилий.

Сейчас мы собираем деньги на медицинскую и социально-психологическую реабилитацию. Если лечение у нас бесплатное по ОМС, то реабилитация, к сожалению, платная, и собирать на нее деньги намного сложнее. Люди больше реагируют на призывы кого-то спасти, но реабилитация также важна — от нее зависит качество жизни. Наши врачи рассказывают, как ужасно выглядят чеченские дети, которые редко приезжают к нам или лечатся у себя — они буквально зарастают рубцами. Иногда — без преувеличения — это вопрос жизни и смерти, потому что от того, насколько последовательно и хорошо проводится реабилитация, зависит, будут ли повторные. А при операции всегда есть риск, что что-то пойдет не так — ребенок не выйдет из наркоза, впадет в кому. У нас были такие случаи. Так что с помощью жертвователей мы сокращаем количество операций, уменьшаем страдания этих детей.

Если говорить о социально-психологическом аспекте, то многие из наших детей после травмы не выходят из дома, они боятся показаться людям. У нас был мальчик в одном лагере, который буквально за три дня стал звездой — участвовал во всех спектаклях, общался с нами — а потом его родители нам рассказали, что он до этого два месяца вообще из дома не выходил. Дети буквально у тебя на глазах меняются. Ты видишь, как сначала он лежит, вот он поднялся, потом вдруг пошел, а потом через месяц он едет в лагерь и там гребет на байдарке, а потом идет в школу с другими детьми. И уже невозможно вспомнить, что он лежал и шевелил только одним мизинцем. Так что работа у нас очень жизнеутверждающая.

Чтобы помочь «Детской больнице» продолжать свою жизнеутверждающую работу, достаточно перевести любую сумму на счет фонда. Ваши пожертвования пойдут на покупку реабилитационных материалов и на оплату работы постоянных психологов и игротерапевтов.

СДЕЛАТЬ ПОЖЕРТВОВАНИЕ

Сумма Email