Арсений Рогинский: О жертвах репрессий власть помнить не хочет

В Москве вспоминают жертв сталинских репрессий. У Соловецкого камня на Лубянке с 10 утра до 10 вечера зачитывают имена людей, расстрелянных в Москве по ложным обвинениям. К акции, проводимой правозащитным обществом «Мемориал», может присоединиться любой желающий.

День памяти жертв политических репрессий отмечают 30 октября. В этот день вспоминает тех, кто погиб в годы сталинского террора, и тех, кто прошел советские лагеря уже после смерти «вождя всех народов». Пик репрессий пришелся на годы Большого террора, развязанного Сталиным в 1937—1938 годах. Однако, трагедия началась значительно раньше, почти сразу после революции 1917 года.

Точная цифра репрессированных, пожалуй, до сих пор не известна. Сколько все же людей попали в жернова репрессий, рассуждает председатель правления международного правозащитного общества «Мемориал» Арсений Рогинский.

«СП»: — Арсений Борисович, почему такой разнобой в цифрах пострадавших от репрессий?

 — Количество жертв советского террора может быть определено с трудом. И не потому, что нет каких-то данных, хотя многих данных, действительно, нет. А потому, в первую очередь, что надо понять: какие категории жертв мы считаем жертвами именно политических репрессий. Разногласия в цифрах связаны именно с этим.

Если подходить к вопросу с точки зрения российского закона «О реабилитации» от 18 октября 1991 года и считать тех, кого имеет в виду этот закон, результаты получатся следующие. С точки зрения закона, у нас две главные категории жертв.

Первая — это те, которые получили приговоры, какие бы ни было. То есть люди, на которых существуют дела. Они были арестованы, хотя бы раз их допрашивали, потом вынесли приговор, и сейчас на них существует соответствующая папочка.

Вторая категория — люди, которых репрессировали в административном порядке. То есть, стали жертвами без приговоров, но по решению каких-либо внесудебных органов государственной власти.

Как считать эти категории? Возьмем первую. Если говорить о делах, которыми занимались органы госбезопасности — ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ -таких дел в СССР, по разным подсчетам, будет 4,2 — 4,5 миллиона человек. Заметьте, мы исходим не из содержания приговора, а из того, кто вел дела. Если дела вели органы госбезопасности, мы полагаем, в них был политический момент. Причем, мы говорим о периоде с 1921 года. Потому что статистических отчетов за первые три года советской власти никаких не сохранилось. Да и отчеты 1920-х годов очень неполные.

«СП»: — А вторая категория?

 — Репрессированные по административным решениям. Это, например, раскулаченные крестьяне, у которых отняли имущество и депортировали с мест постоянного проживания в другие регионы. Это депортированные с новых территорий, которые перешли к нам в 1939—1940 годах: территории Восточной Польши, которые стали территориями Западной Украины и Западной Белоруссии, территории стран Балтики. Наконец, в эту категорию входят народы, депортированные во время войны.

Это еще приблизительно 6,5 миллионов человек. Итого вместе, если говорить в самом узком смысле Закона о реабилитации, получается цифра порядка 11 миллионов человек.

Однако, это минимальная цифра. На самом деле, большое число категорий в нее не входит, и вот здесь-то и возникает проблема. Например, мы считаем жертвами политических репрессий людей, которые были лишены или ограничены в правах, а не только арестованы.

По Конституции 1918 года у нас возникла огромная категория людей, которые были ограничены в правах, которые не могли участвовать в выборах. Это так называемые «лишенцы» — люди, которые занимали должности в царской России, духовенство, полицейские. Надо понять, лишенцу не просто не давали прав. Он не мог быть членом профсоюза, их не брали на службу во многие учреждения, на них распространялись ограничения по приему в вузы. Жизнь лишенцев — хотя они и находились на воле — была крайне тяжела.

Сначала было несколько сот тысяч лишенцев. Но в 1925 году одним росчерком пера к лишенцам приравняли и членов их семей. В итоге, по статистике конца 1920-х годов, таких людей было порядка 4 миллионов. Их нужно, безусловно, прибавить к жертвам политических репрессий — итого получится 15 миллионов человек.

«СП»: — Есть еще какие-то категории, которые не вписываются в рамки закона о реабилитации?

 — Дальше начинаются категории людей, которые тоже должны быть в числе жертв политических репрессий, просто, ввиду отсутствия данных, их там нет. Это те же крестьяне, которых во время коллективизации раскулачивали, но не арестовывали, и не депортировали, а расселяли в пределах их региона. Точное число таких людей неизвестно, но совершенно определенно — это еще много сотен тысяч.

Недавно состоялось очередное заседание Комиссии по реабилитации при президенте РФ, на которой было предложено включить в число жертв политических репрессий крестьян, раскулаченных до массовой коллективизации (формально началась в январе 1930 года). Это крепкие хозяйственники, которым власть определяла особый налог — «твердое задание». Если крестьянин не выполнял «твердое задание», он подлежал раскулачиванию. В просторечии таких пострадавших называют «твердозаданцами».

Есть еще несколько принципиально спорных вопросов. Есть люди — я к ним не отношусь, — которые к числу жертв политических репрессий причисляют жертв искусственного голода 1932−1933 годов. Таких, по скромным подсчетам, 6−7 миллионов — в Украине, в Казахстане и России.

Многочисленная категория — жертвы так называемых трудовых указов. В 1939—1940 годах был издан целый ряд дисциплинарных трудовых указов. В частности, уголовной ответственности подлежали люди, опоздавшие на работу, или самовольно переходящие с одного места работы на другое. Больше 100 тысяч молодых людей были осуждены потому, что… бросили ПТУ (тогда они назывались ФЗО).

От трудовых указов пострадало огромное количество людей — около 17 миллионов человек. Из них не менее 4 миллионов были отправлены в лагеря, а остальные наказаны исправительными работами по месту службы. Указы эти действовали до середины 1950-х годов.

Некоторые считают, что в этих указах есть политическая составляющая. Например, знаменитый указ «за колоски» от 7 августа 1932 года. Он, безусловно, имеет политический контекст. Там в каждом пункте подзаконных инструкций разъясняется, что за одни и те же преступления людям не кулацкого происхождения предусмотрены одни наказания, а кулакам — совершенно другие. Формально речь шла о краже государственного имущества, когда во время голода люди подбирали с убранных полей осыпавшиеся зерна.

Был малоизвестный указ 1948 года, когда по решению сельских сходов плохо работающих людей отправляли в ссылку на срок до восьми лет.

«СП»: — И что получается в итоге?

 — С моей точки зрения, к жертвам политических репрессий, несомненно, относятся те 11 миллионов, с которых мы начали разговор, плюс 4 миллиона «лишенцев». Дальше можно спорить о категориях, и считать от 15−16 миллионов до 30 с лишним миллионов человек.

«СП»: — Из жертв политических репрессий сколько погибло?

 — Расстрелянных всего в СССР было чуть больше одного миллиона человек. Подавляющее большинство — 720 тысяч — в годы Большого террора (1937−1938). Но огромное количество людей погибло и в лагерях.

Конечно, здесь есть и еще большие категории погибших граждан, о которых надо говорить. Это интернированные — те, кто был вывезен на принудительные работы нами сразу после войны. Гражданское население, помещенное в СССР в лагеря, например, из Германии. «Мемориал» в свое время открыл одно из кладбищ интернированных в Карелии. Всего их было вывезено около 200 тысяч человек. Жертвы они политических репрессий или нет? Я убежден: жертвы.

Остается и проблема разных уникальных случаев репрессий. Например, сюжет с Катынью, где было расстреляно 14 тысяч польских офицеров, узников трех лагерей. «Мемориал» добивается их признания жертвами политических репрессий по российскому закону, но против — Главная военная прокуратура, и суды встают на ее сторону.

«СП»: — Как сейчас власти относятся к жертвам политических репрессий?

 — Сейчас в РФ (прежде я говорил обо всем СССР) около 700 тысяч граждан носят в карманах удостоверение жертв политических репрессий. По нашему закону дети репрессированных тоже в ряде случаев считаются жертвами политических репрессий: если родились или находились с родителями на поселении или в лагере, или остались без попечения родителей вследствие ареста родителей. Конечно, из нынешних репрессированных, большинство — дети репрессированных.

Как к ним относятся? По закону, репрессированным, которые отбывали наказание в тюрьмах и лагерях, положена материальная компенсация — у нас она 75 рублей за каждый проведенный в лагере месяц. Вот и посчитайте: человек отбыл, предположим, пять лет Колымы, 60 месяцев — и получает меньше 5 тысяч рублей за «колымские» годы. Такая цифра — издевательская.

Эти цифры были установлены в эпоху, когда было тяжко России — в 1990-е годы. В законе даже была фраза «посильная в настоящий момент компенсация». Несколько лет назад даже Конституционный суд вынес рекомендацию пересмотреть сумму. Но она так и осталась прежней, и никто на это не обращает внимание до сих пор.

Максимальная компенсация за утраченное имущество для репрессированного — 4 тысячи рублей. А если еще вы утратили и дом — 10 тысяч. Эти суммы тоже не пересмотрены до сих пор.

В Законе о реабилитации 1991 года, в первом его параграфе, были слова о моральном ущербе, которые нанесли репрессии жертвам. Когда в 2004 году принимали закон о монетизации льгот, фраза о моральном вреде была вычеркнута. Это чудовищно оскорбляет бывших жертв.

Репрессированные, если можно так выразится — жертвы второго сорта. Подойдите к любому объявлению, где сказано, какие категории граждан обслуживаются вне очереди. Список начинается обычно с награжденных званиями Героев и орденами Славы. Жертв политических репрессий среди них нет. Это — не в традиции. Сегодня репрессированные — это люди, о которых власть помнить не хочет.