Год назад Игорь Владимирович изменил своим правилам и ответил на вопросы журналиста Андрея Колобаева. Это было последнее интервью актера — он уже неважно себя чувствовал, нечасто выходил из дома, лежал в больницах. Вот отрывки из этого интервью.
— Игорь Владимирович, аристократизм ваших героев связан с вашей родословной, родительскими генами, воспитанием?
— Единственное, что помню: моя бабуля говорила, что породой я пошел в прадедушку — такой же высокий, худой, он был церковным служащим. А вот мои родители обыкновенные технари. Папа был гражданским летчиком, мама сначала в милиции работала секретарем, а потом продавала билеты в театральной кассе на Соколе. Отца я очень мало знал — когда он от нас ушел, мне и года не было. Он очень рано умер — в 44 года.
— Это правда, что в детстве вы так любили деда — маминого отца, что хотели пойти по его стопам?
— Не то, чтобы любил, любить его было трудно, его, скорее, все побаивались. Он был суровым, замкнутым человеком, работал в НКВД. В 40-е годы, когда моя мама, молодая тогда женщина, отрезала свою шикарную длинную косу, чтобы сделать модную прическу, дедушка так рассердился, что отхлестал ее ремнем, причем при всем дворе… Конечно, я тоже его побаивался, но уважал. Помню, однажды я увидел, куда он прячет свой пистолет «ТТ», и, когда все уходили, тайно им поигрывал. Еще хорошо, что все обошлось… Может, тогда и пришла идея — стать разведчиком.
— Допускаете, что, если бы не актерство, могли бы стать тайным агентом КГБ?
— Учитывая наличие (не скажу, что великого актерского таланта), но некоторых способностей перевоплощения, думаю, «шпиен» из меня бы вполне мог выйти неплохой.
— Но для хорошего сотрудника органов, у вас неподходящие внешние данные.
— Возьмите Абеля — красив мужик был. А если вспомнить гитлеровского Скорцени — Джеймс Бонд отдыхает… Сейчас иногда показывают по телевизору бывших наших героев невидимого фронта — лица-то у всех неординарные. Интеллигентные, умные, красивые.
— Если продолжить фантазии: согласились бы выполнять, скажем так, «деликатные» поручения — вербовать сотрудниц какого-нибудь вражеского ЦРУ через постель?
— Наверное! Хорошее задание было бы… я бы сказал творческое. Для блага Родины я бы соблазнил любую (Смеется.) Думаю, в этом плане я бы смог сделать себе карьеру в разведке.
— Мечтали стать резидентом, а оказались в театральной студии. Почему?
— В принципе, за компанию. Помню, к нам в школу пришел немолодой актер и предложил всем желающим поучаствовать в пьесе про то, как молодые люди собираются ехать на целину, а родители их не пускают. Я, может, и не пошел бы никуда, но мне тогда очень девочка Катя нравилась из десятого класса. И я согласился участвовать, скорее, не из-за пьесы, а из-за этой Кати. Самое смешное, что чуть позже я уже из-за другой своей пассии записался в студию при театре имени Гайдара. Вот так, можно сказать, из-за девчонок и стал актером.(Смеется.)
— Такой влюбчивый был?
— По характеру я всегда был очень стеснительный — я не мог на улице подойти первым и познакомиться. Ведь знал наверняка, что если предложу свидание, кино, кафе-мороженое, — отказа не будет, но подойти боялся. Другое дело, когда на спор, перед своей компанией — я мог снять любую, а вот когда один… нет. Такой дурной характер… И слава Богу, что я попал в театральную студию! Может, это меня и спасло. Ведь благодаря этому я не попал на улицу, не оказался в криминальной среде, что было довольно реально — Плющиха-то райончик был еще тот. А рядом самые бандитские места в Москве — Ростовские переулки с бараками — очень многие мои знакомые там «сгорели».
Я вообще не напрягся ни на йоту, и документы подал в ГИТИС больше шутки ради. И даже не готовился, потому, что собирался поступать в Юридический. Вышел к приемной комиссии и прочитал «Василия Теркина», которого выучил в пятом классе к школьному празднику. Представьте, это мой-то «суповой набор» с лицом Казановы читает героического Твардовского. Комиссия обалдела, а председатель спрашивает: «У вас есть еще что-нибудь?», «Нет!», — отвечаю безразлично. «Ну, наглый ты, пацан!», — сказал председатель приемной комиссии и сразу перевел меня на третий тур. Так я и поступил, играючи.
— Не буду оригинальным, если предположу, что все узнали об актере Игоре Старыгине после роли Кости Батищева в культовом фильме «Доживем до понедельника». Где вас отыскал Станислав Ростоцкий?
— Мы с ребятами, как вечно голодные студенты, все время искали, где бы подзаработать и мотались по всем студиям, как тогда было модно — «продавались на лето». И вот, на киностудии имени Горького, открываем одну дверь, вторую, третью… «Вам артисты не нужны?» И видим двух удивительно красивых мужчин — Станислава Ростоцкого и Вячеслава Тихонова, они тасовали стопку фотографий подростков. Взглянув на наши наглые рожи, Ростоцкий огорченно произнес: «Нам нужны ребята помоложе». Но на этом история не закончилась, однажды, сидим в садике, что рядом с Гитисом, курим, вдруг ко мне подходит второй режиссер по актерам Зоя Курдюмова, дает сценарий и приглашает на фотопробы… если не ошибаюсь, рабочее название фильма было «Журавль в небе». Я даже его не читал — мы вскоре уехали бригадой в Сибирь с концертами — на заработки. А осенью звонок: «Игорь, завтра в девять утра съёмки. За вами придет машина». Приезжаю, а там Ростоцкий, огромное количество ребят и название картины поменялось на «Доживем до понедельника».
— Считаете эту картину своим «звездным часом»?
— Признаюсь, ее я очень люблю. Но отсчет своим киноролям веду от ленты «Обвиняются в убийстве», которую потом назвали чуть ли не первой советской психологической драмой.
— Многие актеры не любят себя смотреть на экране. А вы?
— Я тоже не люблю свои фильмы смотреть. Слишком красивеньким я был для мужика, слащавым. Как мне многие говорили: есть в твоем лице что-то девичье. Даже когда я был совсем маленьким и носил длинные белые кудряшки (это мне потом мама рассказывала) многие подходили к нам на улице и говорили ей: «Какая у вас красивая девочка!», на что я очень обижался и возмущенно кричал: «Я масик! У меня уже „тютюня“ есть!». (Хохочет.) В старших классах, когда мы ходили на танцы в парк имени Горького, где в те годы играли живой джаз, сейчас стыдно признаться, но я вынужден был себе «гримировать» синяки под глазами, чтобы хотя бы чуточку себя «состарить» и выглядеть помужественней. Наверное, со стороны это было очень смешно, допускаю, что кому-то это казалось по нынешним временам даже «подозрительным», но другого выхода я не видел.
-А что это за история про «спасение» типичной просоветской картины «Государственная граница», снятой по заказу Госкино и КГБ СССР? Правда, что фильм не хотели выпускать в эфир, потому что вы сыграли в нем слишком яркого белогвардейца?
— Были проблемы, и не только из-за меня… После просмотра первых двух серий (а их всего должно было быть двадцать шесть) художественному совету категорически не понравилось, что показали очень уж хороших офицеров белой армии, «чересчур интеллигентных и умных». Фильм решили закрыть и отправить на полку. Спасло то, что один из сценаристов Алексей Нагорный (кстати, известный летчик, Герой Советского Союза) был одноклассником дочери Брежнева Галины, и они дружили. Нагорный позвонил Гале и она помогла: организовала просмотр для высокопоставленных сотрудников МИДа. И фильм прошел на «ура». На следующий день Галя позвонила папе и рассказала, что дипломаты от фильма в восторге, а Госкино и Лапин его «тормозят». Буквально через несколько дней нам дали «добро», а еще через неделю фильм запустили на экраны. Потом за свою роль я даже премию КГБ получил…
— Работая в ТЮЗе, вы играли разных «крокодильчиков», «заек-зазнаек». Интересно, о каких классических ролях мечтал в те годы Игорь Старыгин?
— Мне было ясно изначально, что диапазон моих потенциальных ролей резко ограничен. Разве с моей «мордой» тогдашней кому-нибудь придет в голову идея поставить меня к станку, посадить за «штурвал» трактора или тем паче доверить партийную ячейку? Я мог быть только «белым офицером», «дворянином», на худой конец… убийцей. Хотя, если честно, я и сам не хотел играть многие роли, например, Гамлета или Ромео. А вот Федю Протасова в «Живом трупе» мечтал сыграть. Но, видно не судьба…
— Если составлять книгу кинорекордов, то лента «Три мушкетера» наверняка стала бы недосягаемой в номинации «самые прикольные и веселые съемки».
— Уверен, аналогов нет — такого не было никогда. Это была и классная работа и потрясающий отдых. Как мы снимали, я, честно говоря, и не помню. Потому что действительно: из жизни все переходило в кадр, из кадра — в жизнь, мы только костюмы меняли… Зато сейчас меня зовут не Игорь Старыгин, а Арамис. Думаю, под этой кличкой я и выйду… «в тираж».
— Это правда, что вы ездили на лошадях в гастроном, голышом удирали от местных бандитов, нагрянувших ночью в бассейн за своими женами?
— Ну, голышом-не голышом, история умалчивает. (Смеется.) А то, что все самые красивые девчонки побывали у нас в гостях, чистейшая правда — я до сих пор удивляюсь, как всех нас не поубивали… И в ресторане нас могли в кредит накормить, напоить и в магазине дать ящик водки бесплатно. Денег же у нас постоянно не было — мы забирали зарплату за несколько месяцев вперед, все уходило в «общий котел», и этого хватало от силы на несколько дней. Самое смешное, что, когда Хил (режиссер фильма Юнгвальд-Хилькевич) сравнивал наших «подружек» и тех «фрейлин», которых набирали в массовку для Фрейндлих, он недоумевал. И даже орал на ассистентов по актерам: «Посмотрите, каких кикимор вы мне приводите и какие королевы с этими пьяницами мушкетерами?!» Все это было. Мы действительно спали в номере у Володи Балона, потому что расходиться по своим номерам просто не было сил. И утром полуголые выходили на балкон… Помню, напротив гостиницы было какое-то чисто женское училище, то ли медицинское, то ли педагогическое. И вот поутру, мимо нашего балкона молоденькие студенточки в коротких юбочках стайкой тянулись на урок. А этажом ниже проживал популярный тогда певец Вуячич. Он тоже выходил на балкон, но, несмотря на жару всегда был одет в модную кожаную куртку и кепку. Вуячич шествовал усталой походкой Дон Жуана и вальяжно призывал рукой девочек, мол, заходите в гости. А Валька Смирнитский, глядя на все это свысока, густым и громким басом декламировал: «А сейчас артист Вуячич, вам частушку отх… ячит». Девушки заливались смехом, а Вуячич не меняя выражения лица, уходил с балкона… Еще одно сладкое воспоминание: когда уезжали из Львова, за нами ехали два автобуса, набитые девушками. Мы стояли у трапа самолета, а эти девушки рыдали.
— Этой картине принадлежит еще один «вечный» рекорд — не имеющей аналогов многолетней актерской дружбы. Как правило, актеры, не подвержены этой редкой «болезни»…
- И это правда! Невероятно — мы вместе уже 35 лет! Ведь что такое обычный актерский коллектив — профессиональная ревность, служебные романы, совершенное неприятие друг друга. Одним словом, весьма недолговечные отношения. Да, после съемок не редки браки, но дружба такого количества людей практически исключена.
— У вас есть собственное объяснение этого феномена?
— А вы даже не спрашивайте, никто вам не сможет этого объяснить. Так уж сложилось, так «карта» легла…
Фото [*]