Владимир Мукусев о прошлом, настоящем и будущем
Мы продолжаем серию публикаций, посвященную юбилею легендарной передачи отечественного ТВ. Своим «взглядом на «Взгляд» сегодня делится телеведущий Первого канала Артем Шейнин.
Думал, что Иван Демидов был первым и последним сержантом ВДВ, «дослужившимся» до звания «лицо Первого канала».
Ан нет. Готовя записки «Мушкетёры перестройки» к 30-летию «Взгляда», понял, что… есть!
Артём Шейнин — редкое для нашего телевидения явление. Он хорошо образован, хорошо воспитан, великолепно чувствует время, не является продуктом медийной среды, но при этом прекрасно в ней лавирует. Это человек с собственными суждениями, умеющий слушать других и способный вести дискуссию, что так нехарактерно для нашего декларативного ТВ.
В кадр попал благодаря стечению обстоятельств. После долгих лет сотрудничества с Владимиром Познером в качестве шеф-редактора стал ведущим сразу двух общественно-политических программ — «Время покажет» и «Первая студия». Благодаря Артёму в формате ток-шоу вместо головы говорящей зритель вдруг увидел голову думающую.
От стандартного телевизионщика Артёма отличает не только то, что он не испытывает зависимости от эфира, но и его истинно мушкетерская сущность — это человек воевавший, с которым не страшно идти в разведку и для которого сакраментальное «один за всех и все за одного» точно имеет значение.
Владимир Мукусев о прошлом, настоящем и будущем
«СП»: — Вы были студентом истфака в период «взглядовского» ажиотажа. Вы и/или ваши сокурсники обсуждали эту передачу? Смотрели?
— Именно потому, что почти одновременно с появлением «Взгляда» я поступал в МГУ на истфак и потом там учился (поступил летом 1988, то есть с осени 1987 как раз готовился), особого времени на просмотр телевизора вообще и «Взгляда» в частности не было. Но он был в то время явлением настолько ярким и новым, что и смотреть было не обязательно регулярно, чтобы знать о его существовании.
Программа и её ведущие как бы «парили» над всем социально-политическим пространством. И, будучи студентом «идеологического» факультета, не замечать и не обсуждать его, было невозможно. Даже просто как факт, независимо от темы той или иной программы.
Кстати, именно этим мне тогдашний «Взгляд» особенно запомнился — вот спроси меня после той или иной программы, о чём именно был разговор… не ответишь, да как бы и ни о чём в принципе. Но… то какой разговор, точнее даже какие «говорящие» (ведущие и гости) уже само по себе его выделяло и «запоминало». Так что обсуждали больше даже не содержание программы, а её — как одно из проявлений тогдашнего «тренда» внутриполитической жизни, не очень нам понятного, но очевидно сильно поменявшегося и продолжавшего меняться.
«СП»: — Что было самым заметным и достойным в этом проекте?
— Интонация! Они именно разговаривали, а не «вещали», как до того все на нашем телеке. При этом не скажу, что мне обязательно не нравилось то, как и что вещали. Тот же Бовин, Цветов, Каверзнев, Боровик-старший, Зубков тоже не были окаменевшими глыбами, говорящими истуканами. В той или иной степени и у них присутствовали обычные человеческие интонации.
Но «Взгляд» это вывел на принципиально иной уровень. По большому счёту, они порой даже скорее «трепались» или «болтали» в хорошем смысле слова друг с другом. И именно это подкупало, притягивало, вызывало доверие. Именно этим они и входили в миллионы домов и потому так и вспоминаются сейчас. Когда уже и не вспомнишь почти ничего из того, о чём они говорили, а вот то, как было явлением.
Они ввели совершенно новый «язык», интонацию разговора не только в разговоре как таковом. Манера держаться, одеваться, улыбаться, шутить. Они были «одними из нас» (точнее, смогли нас в этом убедить очень удачно, будучи, кто больше, кто меньше, совсем даже не такими «простыми парнями», как их воспринимали мы тогдашние, особенно ровесники или почти ровесники)
«СП»: — Помните ли какой-нибудь «взглядовский» сюжет?
— Меня до глубины души потряс коротенький эпизод одного выпусков после очередного празднования 2 августа, дня ВДВ. Тогда они происходили ещё буйнее, чем сейчас, потому что было много афганцев, и мы были очень молодые и отвязные. И война либо ещё шла, либо только закончилась…
И вот ребята ведущие (Любимов, Листьев, Захаров) среди прочего, уже не помню чего, показали в кадре в студии медаль, кем-то из парней потерянную в ходе бурного гуляния в Парке Горького. По-моему ЗБЗ («За боевые заслуги»), а может и «За отвагу» — две самые массовые именно солдатские награды афганские.
И Влад Листьев, точно помню, обратился с экрана к обладателю медали, мол, она тут, нам передали, забирай. И у него ещё голос прям дрогнул в кадре… Вот меня ребята этим просто «купили» навсегда.
В эфире Центрального ТВ ведущий такой программы посчитал важным сказать про медаль какого-то неизвестного ему просто афганца…
Ещё и явно его лично это трогает, горло перехватило, то есть для него это по-настоящему всё, не диктор, не «обозреватель», а человек. Вот так они и становились своими для зрителей — они реально просто спускались из экрана прямо туда, где мы все жили. Говорили про то, про что мы. Мы про Афган — они про Афган, мы про день ВДВ и буянство — они про это. Тогда как привычное нам советское ТВ было всё же даже в лучших своих образцах скорее немножко где-то сильно сверху и из облаков… Такие немножко небожители, пусть и очень умные, интересные и даже любимые (я фанат «Международной панорамы» и «Сегодня в мире» был, года с 80-го прям фанател. А эти с тобой разговаривают про твоё, про наше!
«СП»: — Изменилось ли отношение к «Взгляду» за эти три десятилетия с точки зрения профессиональной, Артём? Человеческой?
— Это два разных ответа.
С профессиональной — да, потому что теперь я сам делаю в каком-то смысле примерно то же самое. И теперь смотрю на это с той же стороны экрана, с которой смотрели «взглядовцы». И могу понять и представить как, что и почему многое делалось именно так. То есть, я могу теперь тот продукт, который тогда просто потреблял, разложить на составляющие и даже на «маркетинговые задачи». Это, конечно, лишает восприятие тогдашнего «Взгляда» некоего романтического флёра. Прежде всего, пониманием того, что всё было куда сложнее, чем просто несколько демократичных по внешнему виду и поведению ребят, которые сели в студию и начали что-то человеческое обсуждать и показывать клипы. То есть, они всё это делали, но в рамках куда более изощрённого (пусть и в хорошем смысле) замысла той системы, которая в результате пала в том числе и с их участием, но начинали-то они, безусловно, «на её стороне» и в её интересах и, так сказать, по заданию…
По-человечески — тоже да, потому что за эти три десятилетия я совсем по-новому взглянул на то, чем был развал СССР, кому он был нужен и зачем, как и для кого произошёл. И мне многое из этого совсем не нравится. Не нравится то, как именно в итоге и главное — для чего именно, развалили СССР. Какие бы идеи и стремления не были в процессе этого у тех, кто имел к этому отношения. Были ли они сознательными разрушителями или «так получилось».
Другое дело, что я не знаю и никогда не узнаю, каковы на самом деле были тогда истинные мотивы и стремление «взглядовцев». В том смысле, что я знаю людей, в августе 1991 совершенно искренне вышедших к Белому дому против ГКЧП и поддержавших Ельцина, которые теперь говорят, что знали бы, к чему это приведёт, сами бы ему голову оторвали…
Вот интересный вопрос, что и как делали бы по-другому или не делали вообще тогдашние ведущие «Взгляда», знай они, в чём в каком-то смысле участвуют и каков будет результат в среднесрочной перспективе.
«СП»: — Работаете сейчас в жанре ток-шоу. Знаете, что сам термин в современном русском языка появился с подачи Демидова?
— Нет, не знаю и не очень понимаю, как мог в «современном русском языке» с чьей-то подачи появиться термин ток-шоу. Если это просто калька с английского слова talk-show. Что здесь от русского языка? «Л» и в английском не произносится. А формат уж точно придуман сильно до Ивана Ивановича, при всём уважении. Ну, типа Фил Донахью и всё такое…
Одна передача и одно музыкальное направление были не в состоянии погубить огромную страну
«СП»: — С кем то из «взглядовцев» поддерживаете отношения сейчас?
— Сложно поддерживать то, чего не имел. Я некоторое время, в начале нулевых, работал под руководством Александра Любимова, который был зачинателем программы «Времена» Познера, где я начинал шеф-редактором. Но наши тогдашние отношения никак не определялись тем, что он был «взглядовец», хотя для меня, безусловно, восприятие Александра Михайловича во многом этим вольно или невольно определялось. Типа живая легенда. И можно сказать даже, что он учил меня каким-то азам профессии. И таки многому научил, можно сказать.
Не знаю, можно ли говорить при этом, что я впитал в себя какие-то моменты «взглядовской школы». Но школе Любимова я благодарен очень. Но всё же это был уже во многом совсем другой Любимов, чем тот, которого я смотрел по телевизору в конце 80-х-начале 90-х. Не лучше, не хуже — просто другой. Сменилось слишком многое к 2000 году. Другая страна, другое телевидение, другие иллюзии и ожидания.
Всё же для меня «Взгляд», тот, каким я его помню и воспринимаю, это что-то очень ситуативное и возрастное. Что не может не «пройти» с годами, что может быть свойственно только определённой поре в жизни. Ну, например, как подростковые школьные влюблённости, которые прекрасны и без которых нет тебя, но… им нет уже места в твоей сегодняшней жизни. И для меня восприятие «Взгляда» — это как воспоминание взрослого семейного человека о первой школьной любви. Это приятно вспоминать, ты отчасти из этого «сделан», но при этом те отношения такими невозможно повторить. И, главное, не нужно. Их ценность именно в том, что они были. И нет никакой трагедии в том, что прошли и стали прошлым. Без этого тебя не было бы или ты был бы не тем, какой есть, но… это может уже быть только прошлым.
Так и «Взгляд» для нынешней журналистики. Нелепо сравнивать её сегодняшнюю с тогдашним «Взглядом», и нас сегодняшних с ними тогдашними. И мне всегда смешно, когда застрявшие в каком-то прошлом телекритики, сравнивают «Взгляд» тогдашний с сегодняшним состоянием журналистики.