Государь для России: Зло или благо?

7-го мая в должность президента Российской Федерации вступил Владимир Путин, и это тот повод, когда стоит задуматься над тем, почему вера в «государя», стоящего выше всего и всех, в России так сильна.

Если обратиться к опыту постсоветских стран, приобретенному ими после 91-го года, уже в статусе независимости от России, если обратиться к опыту самой РФ в постсоветскую эпоху, когда парламентаризм, как предполагавшаяся основа нового буржуазного государства, сменил советскую власть и до неприличия быстро сник — перед «суверенной демократией», президентской республикой, — прояснится один факт. Важен он, прежде всего для, понимания того, что политика сама по себе, как политическая культура, требует считаться с исторической данностью, с историческим наследием.

В самом деле, нет на постсоветском пространстве ни одного случая, если пренебречь погрешностью малолюдной Прибалтики, авансом «принятой в Запад», ни одной крепкой страны, где успешно бы работал механизм разделения властей, во всем построенный на сдержках и противовесах. Где стержнем, а то и позвоночником государства не была бы известная администрация — с главным авторитетом наверху, и где, так или иначе, не просматривалась бы тенденция к концентрации власти законодательной и исполнительной в одних руках.

А как, если обратиться к истории, подобный тип власти, основанной не на разделении своих «отраслей», а на их собирании «в единый кулак», называется? Да так и называется — самодержавие: удержание власти в одном и неподкупном, также и неподсудном суду обычному, центре. Определение «абсолютистская» здесь — не совсем точное, не говоря уже о том, что оно заведомо и неоправданно отрицательное.

Это значит, что историческая данность и для России, и для тех государств, которые в 91-м от нее отделились, такова, что пытаться переносить на отечественную почву такие типично западные достижения в сфере политики, как разделение властей и сменяемость главных должностных лиц (с их командами) непременно после n-го срока — чревато рисками. Как бы хороши западные достижения ни были сами по себе, для органического их усвоения, только после которого они и смогут приносить обществу пользу, нужно время — и длительный переходный период.

Представляется, что «несознательный» (хотя есть ли что-нибудь для общества хуже упертой «сознательности»?) средний человек «из народа» каким-то своим нутром это чует, а потому и высказывается за «крепких хозяйственников», «лидеров нации», но никак не за «временных управляющих», которые на свой пост приходят и уходят. Мнение народное по-прежнему исходит из того, что власть — это государев крест. Излишне либерально настроенным соотечественникам это стандартное народное желание возложить на самого главного из власть предержащих Шапку Мономаха и непонятно, и противно, но, опять-таки повторюсь, это историческая данность. Для страны (РФ; любой постсоветской в гораздо меньшей степени) она, как ни покажется кому-то странным, немалое преимущество, залог на будущее.

В чем это выражается?

Глупее всего было бы поминать «особые формы духовности» и прочие тому подобные понятия из арсенала горлопанов-патриотов, которые что-то там по верхам нахватали из позднесоветской пропаганды вперемежку с русской религиозной философией, и теперь пытаются толкнуть этот несвежий винегрет по скидке потребителю, которого, вообще-то, его тощий кошелек тоже сильно волнует.

Причина преимущества — строго практическая.

Известно, что те не-западные общества, которые или не смогли выстроить против агрессивной западной экспансии надежных культурных барьеров, или слепо попытались скопировать западные системы (политическую в частности) — просто-напросто исчезли, по крайней мере, как особые и самобытные единицы всемирной истории. Те же, что устояли, сделали это потому, что изыскали в себе такие культурные средства, которые помогли многое у Запада перенять как технологию, не разрушив при этом свою среду обитания (в смысле сохранения традиций и исторической преемственности, понятно), которую заимствованными и под себя переиначенными технологиями надлежало модернизировать.

Последнее — вопрос выживания, вроде технологии военного дела лет триста назад. Отказ от действенного (форумного) парламента или превращение его в фикцию, отказ от независимого суда, от властной подотчетности общественному контролю снизу, отказ от гражданского общества, которое одно и способно, как сообщество ответственных граждан, а не подданных, внятно сформулировать свои требования и сам «образ будущего», — конечно, всё это чревато отставанием в развитии, чего никакой харизмой хоть тысячу раз «крепкого хозяйственника» и «лидера нации» уже не исправишь. Неслучайно всё постсоветское «самодержавие», как бы ни разнились его социально-экономические успехи и неудачи от страны к стране, свелось (сказать будет вернее — скукожилось) к той самой «вертикали», к администрации: удар кое-как держит, но о стратегии дальних дистанций предпочитает не думать.

С другой стороны, желание обойтись одной «демократией» — гибельная иллюзия. Любая не-западная страна, и византийская по закваске Россия здесь не исключение, на данном этапе истории для развития нуждается в том, что парадоксальным образом можно назвать «разделением властей», но в смысле, конечно, совершенно отличном от принятого.

Структуры гражданского общества, сформировавшегося с учетом местного «климата» (традиций, истории), вполне по-западному выражают себя и через общественный контроль, и через выборы, и через такие каналы обратной связи, отстаивая ту или иную экономическую политику, диктуя способ защиты своих интересов. Это — ветвь «власти модернизированной».

Но в любой самобытной не-западной стране есть и то, что известно как «неписаный закон», то, что невозможно рационализировать, перевести на язык современных, преимущественно договорных, понятий, свести к денежным отношениям.

Какой бы вычурной кому ни показалась такая модель, она в той или иной форме реализована во всех тех не-западных странах, которые успешно сохраняют свою самобытность, и вместе с тем открыты новому и полезному. Иран с над-властью Аятоллы и Япония с над-властью Императора — самые яркие примеры.

А потому и исторически данный России самодержавный характер верховной власти рассматривать следует не как признак отсталости и азиатчины, а как некую традицию, без наличия которой в многонациональной, многоконфессиональной и многоклиматической (этот фактор подчеркиваю особо) стране никуда. По крайней мере, на нынешнем историческом этапе.

Узколобые и живущие одним днем сегодняшним региональные элиты, предоставь им условия полного невмешательства одной ветви власти в дела другой, ее просто растащат.

Власть: Опубликованы новые «майские» указы Путина