Пристрастный взгляд на жизнь страны сквозь стекло автомобиля
Отъезд моей семьи в Беларусь случился спонтанно. Зима 2016−2017 годов на Алтае была жестокой. Морозы за 40 сменялись буранами, бураны — штормами, а в тихую погоду шёл такой красивый снег, и так его было много, что по тротуарам продвигались, словно по таёжным тропам — след в след.
И тут мне, такой замёрзшей, попалось объявление в интернете: «На ПХБО в городе Барановичи требуются ткачи, жильё предоставляется». Позвонила в отдел кадров, сказала, что моя первая профессия — ткач. Если возьмете — приеду. Начальник отдела кадров ответила: «Если аж с самого Алтая — примем».
Я и не думала. Вообще ни о чём не думала, просто пошла и купила билет. Через четыре дня — 7 марта — была в Беларуси.
Предпраздничный день — город в цветах. На проходной фабрики — коробки с тюльпанами, музыка. И я с сумками. Мне вручили букетик, сказали много добрых слов и отправили в кабинет.
Сказать, что начальница отдела кадров была в шоке — не сказать ничего. Тут же оформили бумаги, спросили, есть ли где ночевать? Ответила, что праздники могу пересидеть на вокзале, но не хотелось бы.
Пристрастный взгляд на жизнь страны сквозь стекло автомобиля
Через пару часов с обходным листком для медкомиссии и подписанным заявлением о приёме на работу сидела в общежитии и думала: «Ничего себе, неужели получилось?».
Не буду описывать всё в деталях. Скажу только, что после Алтайского края мне — писательнице — была в радость работа в ткацком цеху. Просто потому что она была. А на Алтае людям за 40 невозможно найти работу. В Барнауле было предприятие — едва ли не близнец Барановического производственного хлопчатобумажного объединения. Сейчас в нём гипермаркет «Алтай».
И это ещё повезло — соседний комбинат химических волокон превратился в руины. Как и десятки других заводов и фабрик в Алтайском крае.
А вот в Барановичах комбинат не только сохранился, но и развивается, выплачивают людям зарплату, проводит модернизацию производства. Очень крепкая профсоюзная организация. К примеру, оправить детей в санаторий или съездить туда самому за счёт предприятия — доступно каждому рабочему.
Муж приехал с детьми в начале июня. Младшие учатся в начальной школе, дочь закончила первый класс, сын — третий. Дали большую комнату, потом блок из двух комнат с санузлом в общежитии.
Я бы до сих пор работала в ткацком цеху и радовалась бы, что так помогли. Но мужу здесь не удалось найти работу. Он — экономист, а в Барановичах требовались экономисты только на сбыт/снабжение.
Пару месяцев муж ездил в колхоз в Клецком районе Минской области — это минут 30 на электричке. И, возможно, там бы и остался. Но тот колхоз не стал заключать контракт — не было возможности предоставить жилое помещение для семьи.
Весна прошла в поездках по Белоруси в поисках работы. Наконец, мужа приняли в «Лидахлебопродукт», филиал «Агро-Неман». Это бывший колхоз, когда-то — крепкий, сейчас — в структуре комбината хлебопродуктов.
Сам посёлок — картинка. Красивый коттеджный городок, весь в цветах и фруктовых деревьях. Дом, который дали для переезда нашей семьи по месту жительства мужа, километрах в полутора от основного посёлка, в соседней деревне. Живописное место, красота такая, что дух захватывает! Дом прекрасный, он такой, о каком я даже мечтать не могла…
Но — про Беларусь надо писать с самого начала, обо всём и сразу, иначе картина будет неполной.
Надо сказать, что переехала сюда буквально со 150 рублями в кармане. Попробуйте приехать в Россию, имея в кармане 150 российских рублей, и вы почувствуете разницу. Попробуйте при этом найти работу, снять жильё, питаться и оплачивать транспорт.
В Беларуси законодательно предприятие обеспечивает работника жильём. Если своего жилищного фонда у него нет, то пишут ходатайство в администрацию о предоставлении жилплощади. Или оплачивают аренду съёмной квартиры. И работа в Белоруси есть всегда. Может — с маленькой зарплатой, но она есть.
Эмиграция вообще такая штука, что если вам есть что терять и куда возвратиться — она, скорее всего, не состоится. Мне терять было нечего — года четыре назад сгорел дом. Помощи от властей на Алтае абсолютно никакой.
Собрали все бумаги, десятки раз безрезультатно съездили в районный центр. В конце этой опупеи дама — заместитель главы администрации, злобно прошипела: «Знаете, я всё сделаю, чтобы вы ничего не получили».
И что, судиться с ней? Зима на носу… Суровая сибирская зима.
Эмиграция сложна в первую очередь из-за разницы менталитетов. Мотивы у вроде бы привычных поступков на новом месте наверняка будут другими, нежели вы привыкли.
Если, допустим, приедете в Минск — на вокзале или в аэропорту вам будут улыбаться. Если у вас много вещей — помогут поднести сумки. Но если где-то далеко от вокзала спросите, как проехать куда-то, то вас раз десять пошлют в разные стороны, если определят, что чужой.
А когда в деревню приезжают люди из другой страны, часто можно услышать: «Новая кровь». Тут в деревне женщина посмотрела на меня и спрашивает: «А вы кто по национальности? Очень уж не наша». Отвечаю: «Кыргызска». Неправда, но укладывается в схему.
Спрашивает: «А почему ваш муж отказался от нормального дома?» Удивляюсь: «Впервые слышу!». Нормальный дом нам и самом деле хотели дать, но он один тут свободный. А колхозу нужны более важные специалисты. Вот дом и приберегли в качестве жилья для нового ветврача.
Но говорить ей об этом не стала — какая теперь разница? Тем более, в свой дом я просто влюбилась и ни за какие коврижки не хочу в другой.
Не знаю, как в других областях, может быть в Минске — проще. Может быть, в Гомеле или Могилеве по-другому. Я пишу только про Западную Беларусь. Точную статистику не знаю, но примерно процентов 90 переехавших сюда не приживаются. При этом нет русофобии, нет даже ксенофобии — удивительно открытый и дружелюбный народ. Есть белорусоцентризм. Есть сложившийся образ того, как нужно жить. А всё, что выходит за пределы этого образа, просто не принимается.
Ладно, отступаю от лирики и возвращаюсь к бытовым проблемам. Робинзоном я себя почувствовала сразу же, как только приехали. Муж привёз нас, привёз матрасы — чтобы было на чём спать. И уехал на заготовку сенажа в ночную смену. Дом огромный — 165 «квадратов». Света — нет, замка — нет. Замотала дверные ручки проволокой, а к двери на втором этаже приставила обрезок трубы.
Уснула под шум дождя. От сквозняка железка свалилась — жуткий грохот. Больше заснуть не получилось, всю ночь простояла у окна, пытаясь понять: кто же так противно мяукает?
День второй: выяснилось, что мяукают ушастые совы. Сначала планируют мимо окон, потом садятся на провода и начинают… Почти как котята, если бы те охрипли.
А утром готовить — электричества нет. Поставила кирпичики и кашеварю. Хворост, огонёк. Блинчики — супер.
Как будет дальше — не знаю. Пока борьба за огонь… Окна менять надо все — их 14 штук. Крыша течёт в двух местах. Но всё равно, даже если бы сама дом выбирала — лучше бы не выбрала!
Лес вокруг сказочный. Когда выхожу и вижу дом на фоне заката и ржаного поля — счастлива. Почему-то всегда вспоминаю «Лунную долину» Джека Лондона.
Около двенадцати дня, хоть часы проверяй, прилетает аист. Начинает с нашего огорода, потом идёт на луг. Вечером танцуют журавли на лугу.
Немного отступлю назад и напишу про менталитет и ассимиляцию.
Праздник, динамик в автобусе: «Поздравляем вас с Новым годом и желаем, чтобы работа приносила вам не только моральное, но и материальное удовлетворение». Исключительно по-белорусски. И совсем не шутка.
Угнаться в работе за белорусами нереально. Они гордятся, что делают всё идеально, а хорошо сделанная работа действительно приносит моральное удовлетворение.
Ещё здесь всюду выключают за собой свет — на предприятии, в офисе. Берегут каждую копейку. И это не скопидомство, это — чувство меры. То самое, что воспитывалось в этом народе веками. Как-то иду по улице — на скамье лежит серёжка, серебряная с бирюзовым камешком. Кто-то потерял. Дня через три снова на той же улице — серёжка лежит, дожидается хозяйку. И это тоже по-белорусски. Чужого им не надо, своего не отдадим.
Здесь отвечают за свои слова. Если обещают — делают. А если не уверены, то впрямую не отказывают. Россиянин же или украинец будут настаивать, ждать ответа, ругаться. Но это другая страна, здесь всё по-другому. Другая этика отношений.
Любые планы, которые касаются оформления бумаг, — спокойно добавляйте месяца два. Каждую бумажку рассмотрят под микроскопом. Взвесят сто раз, и тысячу раз подумают: а стоит ли вообще об неё марать свою подпись?
— В Беларуси никогда не будет рынка. Белорусы любят деньги, но как-то платонически. Тут не будет никаких переворотов в принципе — в силу менталитета. Тут ходят по снарядам второй мировой и никогда ничего не забывают, — это говорит мой мудрый муж. А я вспоминаю, что у нас нет забора.
На седьмой день к нам пришли директор школы и социальный педагог. Ужаснулись: мол, как же вы будете жить здесь? У вас же заберут детей из таких условий!
Вздохнула: разве это мы довели дом до такого состояния? Прежде, чем нас сюда прописать, была комиссия. Дом признали пригодным для проживания с детьми. Сказали: ремонтировать будет колхоз. Либо он оплатит ремонт, если мы сделаем необходимое своими силами.
Еще электрики зашли, проверили розетки. Оказалось — лишь две работают. И горит одна лампочка. Подключили счётчик. Пока всё.
Сейчас дом потихоньку обживаем. Уже стал тёплым и приветливым, светлым и добрым. А с ремонтом справимся. Работы ещё много, но уже чувствую себя дома. Действительно — дома. И хочется, чтобы так оно и было.
Юрий Болдырев о радикальном изменении подхода к пенсионному обеспечению
Вообще в Беларуси часто можно услышать: «Корона не свалится, если спину согнёшь». Вообще-то я нос и не задираю. Но один знакомый как-то написал мне в соцсети: «Белорусы любят несгибаемых. Они сами такие. У тебя всё получится!».
Я многому научилась здесь. В первую очередь — благодарности. Ещё учусь верить в Бога и не просить его ни о чём. Просто говорить: «Спасибо».
Ещё — жить одним днём. Супруга на время уборочной перевели взвешивать машины с зерном. Уходит утром, возвращается ночью. Я без него снова учусь. Гвозди забивать, например. Пока — по пальцам, но всё получится.
Здесь живут люди с невероятным чувством собственного достоинства. Люди, которые гордятся своей страной. И когда мои дети поют: «Мы белорусы, мирные люди…» — я понимаю, что приведу в порядок дом, что сделаю всё, чтобы они смогли и дальше говорить это очень важное слово: «Мы».
Потому что я хочу, чтобы мои дети выросли именно такими.