«Убить Дракона»: Битва между либералами и крепкими государственниками

В 1988 году на большой экран вышла кинолента «Убить дракона» — притча режиссёра Марка Захарова, созданная по мотивам пьесы Евгения Шварца «Дракон». Этот фильм стал культовым в позднем СССР и его быстро разобрали на цитаты.

Недавно знакомый востоковед написал: «В киноленте «Убить Дракона» особенно хороша предпоследняя сцена.

Один говорит Ланселоту (освободителю города от дракона): «Холодно с Вами».

Другой: «Зима будет долгой». И надевает зимнюю шапку.

Почему?

Потому что правление Дракона (диктатура — прим.) гарантировало теплоту и прочность горизонтальных связей. Все люди были равны в своем статусе жертв и втайне жалели друг друга («чтоб тайная струя страданья согрела холод бытия»). Холод был вовне и порождал в людях тепло. Пришел Ланселот, и разъединил людей. Отныне каждый может собой распоряжаться. А это и есть холод. Свобода — это зима. В этом проблема! Зиму внутри люди долго не выдерживают. Поэтому ищут нового Дракона".

Такова весьма распространенная точка зрения, с которой согласятся как многие либералы (сторонники рынка и приватизаций), так и многие этатисты (сторонники мощного государства, контролирующего общество). Единственная проблема этого взгляда в том, то он является ошибочным.

Эффект диктатуры (по крайней мере тоталитарной диктатуры, когда авторитарный бюрократический аппарат контролирует не только решение политических и административных вопросов, но и идеологию, и экономику), — эффект, отмеченный исследователями, прямо противоположный. Андрей Ланьков, один из ведущих современных специалистов по Восточной Азии, указывает на то, что северные корейцы куда более атомизированы и конкурентно ориентированы, чем южные. Им труднее договариваться друг с другом о чем-либо, и они куда чаще вступают в конфликты.

Казалось бы, должно быть наоборот. Ведь у северян коллективизм — официальная идеология. Все должны объединиться и совместно работать, исполняя государственные планы. Или (как в приведенной выше цитате) люди должны жалеть друг друга как жертв. Увы, на практике террористическое государство прерывает и разрушает горизонтальные связи между индивидами. («Мы живем под собою не чуя страны, наши речи на 10 шагов не слышны», как в стихотворении Осипа Мандельштама). Итог — растущая атомизация.

Люди боятся говорить друг с другом откровенно, так как опасаются доноса. Невозможно создать независимую инициативу, защищающую права работников на предприятии, права жильцов в своем районе, нельзя выпускать собственную небольшую газету. Все это становится опасно. Конечно, еще остается надежда — в больнице или в тюремной очереди люди могут испытать чувство солидарности. Но почти все навыки горизонтальной добровольной самоорганизации утрачены.

Принудительный вертикальный коллективизм государства ведет к индивидуализму, к растущей неспособности людей к братским, горизонтальным отношениям. Бюрократия замыкает на себя все общественные связи (хотя, разумеется, какие-то дружеские и родственные связи все равно сохраняются). Хочешь чего-либо добиться — заручись поддержкой руководства, чиновника: пиши жалобы на соседей, врубающих громкую музыку по ночам, или попытайся убедить начальника в своих достоинствах и квалификации, чтобы он дал тебе повышение.

Сказанное не означает, что в обществе нет других атомизирующих сил, способных разделять людей. Они тоже существуют. Когда тотальное государство обваливается (полностью или частично), его чиновники начинают быстро приватизировать куски собственности, торговать или даже создавать СП с иностранными дельцами. Общество накрывает новая волна атомизации — рыночно-конкурентной — теперь каждый сам за себя. Кажется, государство отпустило всех на волю… точнее на мороз, предварительно сняв с людей штаны, подобно приватизаторам 1990-х, уволивших миллионы работников. Выживайте, как хотите, конкурируйте меду собой за сжимающиеся ресурсы, за рабочие места… и да, можете при этом болтать о чем угодно — всем плевать. После припадка такой «свободы» (на практике она стала к тому же формой зависимости большинства от местных мафий) многие захотели прежней диктатуры: там хотя бы имелся хоть какой-то порядок; зарплату все же платили регулярно.

То, что с точки зрения либералов является свободой, имеет так же мало общего со свободой, как тоталитарное государство — с коллективизмом.

В антиутопии Карин Бойе, Каллокаин, тоталитарный строй обвиняют именно и прежде всего в том, о чем пишет Ланьков, в анти-коллективизме, разрушении солидарности между людьми. Эта критика тоталитаризма сторонниками трудового самоуправления (антиавторитарного социализма или коммунизма рабочих советов) совершенно не похожа на критику либералов.

К сожалению, процесс социальной атомизации очень сложно обратить вспять. Как это сделать?

Единственное место, где это можно сделать — мир самоуправляющихся человеческих общин — от собрания жителей, борющегося против разрушения парка или регулярных собраний работников, контролирующих фабрику (с выборным Советом, осуществляющим оперативное управление, чьих делегатов можно переизбрать в любой момент, если они начнут действовать против воли коллектива), до некоторых израильских кибуцев или современных германских коммун, где коллективы сообща владеют средствами производства и жильем.

Этот мир чем-то напоминает Афины с их властью народного собрания, только он очищен от позорного рабовладения и от неравенства мужчин и женщин. Личность не скованна страхом и террором, ее воля не разрушена бюрократией, она может выражать себя, спорить, заключать союзы и предлагать коллективу свои проекты. Но она выражает себя, прежде всего, через общее, формируя сообщество с помощью силы слова, силы идеи, к которой она привлекает внимание других.

Согласно определению историка Игоря Сурикова, это — логос-в-полисе, человеческая вселенная, в которой личность растет вместе с массой, вовлекая в свои планы других с помощью слова. В Афинах она формировалась несколько столетий, пока демос — преимущественно трудящийся народ города и села — упорно боролся с олигархами за право управлять городом с помощь народных собраний, выковывая таким способом навыки солидарности и самоуправления. Когда во время Кронштадтского восстания 1921 года Временный революционный Комитет (ВРК) принимал свои решения, он по всем ключевым вопросам советовался с собраниями городских секций и командами военных кораблей.

В своих работах «О революции» и «Vita aсtiva» один из крупнейших философов 20 столетия, Ханна Арендт, прямо противопоставляет идею возрожденного греческого полиса атомизирующей общество власти бюрократии (как бюрократии современного государства, так и менеджменту корпораций).

Мир трудового самоуправления не лишен противоречий и конфликтов, он далеко не идеален, но он — лучший из миров, открытых человечеством, поскольку несет в себе одновременно личную свободу и тепло межличностной солидарности.

Этот мир ненавистен либералам, поскольку он отрицает конкуренцию и наемный труд, и он ненавистен крепким государственникам (этатистам), поскольку отвергает бюрократический аппарат государства. Он так и остался невидим для режиссера киноленты «Убить Дракона», Марка Захарова.