Опасны ли для США нынешние радикалы

Противники Америки надеются на то, что там могут произойти события, которые расшатают систему. Но если такое когда-нибудь случится, к этому вряд ли будут иметь отношение те группы, которые в современных США считаются радикальными и внесистемными.

Давайте вспомним, когда в США в последний раз были мощные забастовки с участием даже сотен тысяч людей? После Второй Мировой войны бастовали рабочие сталелитейной промышленности — такие вспышки продолжались до конца 1950-х годов. В 1970-м бастовали 200000 работников почты. В 1997 году в забастовке в компании UPS участвовали 185000 человек. Но все или почти все забастовки в Америке преимущественно мирные и легальные. Правительство и бизнес в этой стране давно научились работать с профсоюзами.
Работники в США бастовали с применением насилия разве что столетие назад. Дело, впрочем, не только в использовании силы, но и в наличии у рабочего класса альтернативных капитализму идей. Лишь тогда в США существовала угроза социальной революции.

В истории Америки была одна единственная социально-революционная организация, имевшая больше влияние — IWW, Индустриальные рабочие мира (ИРМ), с численностью до 100−300 тысяч (хотя американский исследователь Говард Зинн считал, что ИРМ скорее охватывали эту массу рабочих своим влиянием, тогда как в самой организации было не более 30 тысяч активистов).
ИРМ была строго классовой организацией. Ее участники проводили экономические стачки, добиваясь роста зарплаты — и одновременно выступали за революционное преобразование всего общества. Они отвергали колдоговора («рабочие не берут на себя обязательства перед капиталистом, включая обязательство не бастовать; рабочие не отказываются от стачек солидарности с трудовыми коллективами других предприятий») и подачу жалоб в суды (на боссов).

Добившись своего (или не добившись) участники забастовок возвращались на рабочие места («временное боевое соглашение»), с тем, чтобы в тот момент, когда им будет удобно, снова ударить по интересам босса стачкой, ни о чем его не предупреждая заранее. ИРМ выступали за революцию, т.е. за силовой захват фабрик в самоуправление работников, за всеобщую захватную стачку — такова была их цель. После революции все управление обществом, по их мнению, должно было перейти в руки организаций трудящихся.

Они применяли насилие в ходе забастовок (впрочем, их оппоненты тоже его применяли). Важной целью группировки было психологически и организационно подготовить рабочий класс — через радикальные формы забастовочной борьбы за рост зарплаты, а также, через агитацию — к социальной революции. Сотрудничество с начальниками производства (с менеджментом) или с государством (в лице чиновников и судов) противоречили этим целями. Некоторые инициированные забастовки ИРМ охватывали десятки или даже сотни тысяч рабочих на множестве фабрик. Иногда в процессе забастовок (для управления ими) создавались выборные комитеты, контролируемые собраниями работников. Эти механизмы самоуправления рассматривались как формы, подготовливающие работников к жизни в новом некапиталистическом обществе.

Таков был самый серьезный или вообще единственный вызов системе за всю историю Америки — объединение работников сотен разных этносов на основе идей, которые они называли «революционным индустриализмом». Впрочем, движение не ограничивалось США. ИРМ распространили свои организации так же на ряд стран Южной Америки, на Австралию, Британию и, в какой-то мере, на Германию. Это была универсалистская организация, выступавшая за социальную революцию работников всех рас во всем индустриальном мире. ИРМ были разгромлены в США в 1920-е годы.
А что с современными радикальными политическими группами в Америке?

Сегодня американские леваки — в массе своей довольно своеобразные личности, озабоченные прежде всего правами сексуальных меньшинств, с упором почему-то на трансгендеров. Они, например, могут нападать на женщин и на участниц феминистских групп, недовольных появлением трансгендеров в женских туалетах и банях. Кроме того, многие леваки поддерживают черный национализм, что вряд ли способно обеспечить их популярность. Для черных националистов они недостаточно черные, а для белых…
Есть еще антифа, сторонники драк с ультраправыми. Эти две уличные субкультуры втянуты в междоусобную войну. С обеих сторон их вряд ли больше, чем несколько тысяч. Пока они колотят друг друга, это является проблемой лишь для местной полиции.
Кстати, сами американские ультраправые не имеют никакой грозной организации, хотя им сочувствуют некоторые милиции, то есть добровольные вооруженные ополчения граждан.

Американские профсоюзы — сугубо мирные и легальные организации, приучающее работников и к колдоговорам с боссами, и к походам в суд, то есть к мирному, легальному решению всех спорных вопросов с бизнесом. Они — часть системы и никакой угрозы для нее не представляют. Более того, само существование профсоюзов является прививкой, обеспечивающей иммунитет общества от появления чего-либо в духе ИРМ. Профсоюзы приучают работников слушаться указаний профсоюзного менеджмента. Этот слой обычно получает неплохую зарплату (по крайней мере, в крупных профсоюзах), руководит переговорами с боссами, нанимает адвокатов для судебных процессов и управляет профсоюзными фондами, т.е. фактически контролирует собранные работниками деньги. Ни в какой радикализации движения, ни в какой нелегальщине он, естественно, не заинтересован.

Профсоюзное чиновничество психологически и организационно приучает работников слушаться начальников, бастовать строго в рамках законов, решать спорные вопросы в судах и государственных комиссиях. Роль профсоюзов заключается в предотвращении появления таких организаций, как исторический ИРМ. Они аккумулируют энергию классового противостояния и направляют ее в легальное русло. Это одна из причин того, почему политики и владельцы компаний иногда идут на уступки профсоюзам.
Итак, социально-классовых восстаний в США нет, но, время от времени, происходят расовые бунты. Обычно после убийства полицейским черного на улице, протестующие черные либо проводят мирные манифестации протеста, либо громят и поджигают магазины белых, корейцев и т. д. В этом случае они могут стать жертвой вооруженной самообороны белых или нацменьшинств. Так корейские силы самообороны сыграли важную роль в рассеивании черных погромщиков в Лос-Анжелесе в ходе бунта и погромов 1991 года. Эти трайбалистские конфликты напоминают погромы в России в начале 20 столетия, когда черносотенные шествия громили еврейские лавки и сталкивались с отрядами еврейской самообороны, или нападения бунтующего населения Индонезии на китайские магазины.

В США расовые бунты и погромы иногда приписывают BLM — движению «Черные жизни имеют значение». Но это не вполне верно. Хотя участники бунтов могут так себя называть, организованные группы BLM чаще всего выступают против насилия.
При этом расовые конфликты в США не имеют настолько крупных масштабов, чтобы страну разорвала этническая гражданская война наподобие бывшей Югославии. Государству удается удерживать их под контролем последние 150 лет. Не похоже, чтобы расовые конфликты вызвали Вторую Гражданскую войну. Последнее скорее остается фантазией американских ультраправых в духе Дневников Тернера.

Хаотичные бунты и бессмысленные поджоги легко подавляются полицией и другими силовыми ведомствами, а потому не несут угрозы для организованных структур государства. И к тому же они вызывают у громадной части населения стремление к порядку и стабильности. В особенности, если погромы носят этнический характер.
В настоящее время США относительно стабильны, в стране наблюдается экономический рост, правда, при этом растет инфляция.

Проблемой Америки является огромное имущественное неравенство. Другая проблема — бедность. Согласно статистике Организации Объединенных Наций, в США в условиях бедности живут более 40 миллионов человек. Возможно, когда-нибудь эти противоречия приведут к настоящим восстаниям.
Но сегодня гнев, связанный с социальными проблемами, либо принимает мирные строго легальные и неопасные для системы формы, либо выливается в расовые конфликты, которые угрозой системе, судя по событиям последних 100−150 лет, тоже не являются.