
Легендарная в советской истории «Трехгорная мануфактура» находится на Рочдельской улице — названной так когда-то по британскому городу, пионеру мирового профсоюзного и кооперативного движения. Около главного здания фабрики — небольшой сквер, как будто придуманный специально для умеренного масштаба демонстраций. В понедельник там митинговали около десятка сотрудников фабрики, протестовавших против закрытия на ней прядильного производства.
— Мы не экономисты, но понимаем, что наше производство может быть более чем конкурентоспособным, мы можем работать самый высококачественный товар — было бы сырье и желание хозяев, — говорят митингующие. В сворачивании «Трехгорки» они обвиняют главного собственника фабрики, Олега Дерипаску (логичнее, конечно, чтобы владельцем мануфактуры, называвшейся при царе Прохоровской, был другой олигарх, но что есть, то есть).
Заметим, что еще в 2008 году с «Трехгорки» в Гаврилов Ям Ярославской области вывели все ткацкое производство. Это обошлось без громких акций протеста. Точно так же, почти беззвучно, выводят и ликвидируют десятки других промышленных предприятий в столице, организуя на их месте бизнес-центры, комплексы апартаментов или складские помещения. Но именно на «Трехгорке» и именно весной 2011 года произошло почти неслыханное — протест рабочих возглавил профком предприятия, головная организация Профсоюза реботников текстильной промышленности.
Это не один из тех независимых профсоюзов, которые уже лет десять доставляют немалую головную боль автомобилестроителям, угольщикам и некоторым другим владельцам предприятий. Это составная часть системного и лояльного властям и бизнесу ФНПР — наследника столь же лояльного советского ВЦСПС. То, что они — во главе с председателем профсоюза текстильщиков Татьяной Сосниной — вышли на улицу, крайне примечательно.
Ситуация, послужившая поводом для митинга, типична для российской промышленности последнего десятилетия. «Это был рейдерский захват» — утверждает Мария Ивановна, член профкома «Трехгорки». По ее словам, в декабре 2010 года на фабрике сменилось руководство — в один прекрасный день сотрудники увидели на проходной новых охранников, а пускали внутрь только по спискам.
«Те, кто был в особом списке, могли войти на фабрику только после индивидуальных переговоров с новой дирекцией, — подчеркнула Мария Ивановна. — Это обычно были управленцы. Но и простые сотрудники очень скоро заметили перемены».
Буквально за несколько месяцев, как говорят сотрудники прядильного производства, их загрузка снизилась с 80% до 30% от нормы. Причина — перебои с сырьем, которое в прошлом году резко подорожало. «Мы можем делать нитки самых высоких номеров, вплоть до 130−150″, — поясняет молодой технолог Никита. — Только дайте нам сырье! Хотя, конечно, понятно, что владельцам фабрики нужны только квадратные метры, а на производство плевать».
«Мы живем в реальном мире, и любой собственник будет стремиться прежде всего к экономической эффективности, — приводит доводы дирекции заместитель генерального директора Наталья Большакова. — Поэтому прядильное производство, после тщательного анализа его рентабельности и перспектив, было решено сократить». Отдельно Большакова подчеркивает, что финальную часть технологического цикла — набивку тканей — выводить и сокращать никто не собирается. Как и швейный цех, и дизайн-центр, сейчас загруженный на полную катушку и постоянно обновляющий линейки продукции.
В сухом остатке — уведомления, розданные работникам, о грядущем сокращении штатов. «Владельцы у нас богатые, выделили приличные деньги, чтобы мы не возмущались», — шутит Мария Ивановна. Наталья Большакова подтверждает: расставаться с работниками фабрики решено по-хорошему, путем сокращения штатов (цена вопроса — две месячные зарплаты на каждого работника в качестве выходного пособия; на большинстве предприятий из-за этого крайне неохотно идут на формальное сокращение штатов). Более того — есть и дополнительные компенсации в размере трехмесячной зарплаты.
Стоит еще раз подчеркнуть — в данном случае речь идет о чрезвычайно цивилизованном, по российским меркам, поведении работодателя. Во многих куда худших случаях дело обходилось и обходится без публичного протеста работников — но не на «Трехгорке».
Что касается оборудования и площадей, высвобождающихся от прядильного производства — они будут так или иначе реализованы, говорит Большакова. «То оборудование, которое можно продать, будет продано — так поступил бы любой рачительный хозяин. А помещения, возможно, сдадут в аренду».
На прямой вопрос: «Чего же они хотят, по-вашему?» — Наталья Большакова ответа не нашла. «Может быть, они и сами не знают», — предположила зам. гендиректора. Однако протестующие — знают: профсоюз текстильщиков требует сохранить в Москве прядильное производство, не сокращать персонал и в целом — на уровне государства поддержать текстильную промышленность. «Это, несомненно, вопрос национальной безопасности», — говорит Татьяна Соснина.
Заметим, что еще недавно — когда только сменилась команда управленцев на фабрике, но о сокращении персонала еще не было официально объявлено — профком «Трехгорки» сохранял нейтралитет во время акций протеста неформальной рабочей оппозиции. «Ну, у нас тогда еще не было уведомлений, не было и повода», — поясняет Соснина.
Почему же боевой дух официального профсоюза проснулся именно сейчас? Одна из версий имеет отношение к недавно созданному Владимиром Путиным «Народному фронту»: его название упоминается в манифесте акции протеста. Возможно, таким образом члены этого «фронта» — а в него вступило и руководство ФНПР во главе с Михаилом Шмаковым — пытаются показать свою решимость защищать интересы самых широких народных масс.
«Случаев, чтобы ФНПР поддерживало или оранизовывало акции протеста рабочих, я почти не припомню, — говорит депутат Госдумы от КПРФ Валентин Романов. — Шмаков никогда не ввязывается в принципиальные конфликты, тем более с олигархами». Поэтому нынешняя акция текстильного профсоюза кажется ему «мимикрией». «Я слабо верю, что это новая принципиальная линия профсоюзных боссов. Они давно подчинились крупному капиталу», — подчеркивает Романов.
«Я вам расскажу один случай на ЗиЛе, тоже крупнейшем московском предприятии, — говорит Сергей Бийц из движения „Рабочая демократия“. — Там всегда был тихий и мирный профком, председатель которого состоял в Совете директоров и получал соответствующую зарплату. Однако совсем недавно на ЗиЛе прошла реорганизация, профсоюзного лидера вычистили из совета директоров — и профсоюз немедленно стал очень и очень боевым, протестным».
Вроде бы, это весьма правдоподобная версия — профсоюз текстильщиков, которому решили «оптимизировать» финансирование, немедленно вспомнил о своем титульном назначении и включился в рабочий протест. Пользуясь, к тому же, моментом для пиара новоучрежденного «Народного фронта». Однако и в этой версии вяжется далеко не всё.
«Мы заявляли митинг на 1000 человек, нам отказали, — рассказывает Татьяна Соснина. — На 200 человек — тоже отказали. Разрешили только пикет на 10 человек, и вот теперь мы стоим в нем посменно, благо время не ограничено». Место пикета охраняет от прохожих и журналистов служба безопасности «Трехгорки». Как говорит Мария Ивановна, профком мог бы организовать многолюдный митинг у метро «Улица 1905 года», — но зачем, если есть родная, собственная территория, где и происходят основные «безобразия»?
Итак, правоохранители фактически не санкционировали митинг официальному профсоюзу «Трехгорки», и это во многом подрывает версию о спланированной пиар-акции. Как бы ни хотелось верить в привычные за последние годы схемы, реальность на глазах становится сложнее и непонятнее.
«Москва представляет для властей особый интерес — сомнений нет, — комментирует Валентин Романов. — Во всех отношениях — в политическом, в финансовом, экономическом, культурном. За удушением крупных промышленных предприятий в городе стоят не только финансово-экономические интересы тех или иных крупных бизнесменов, но и скрытая стратегическая цель, в которой никто, конечно, не признается. Удушая производство в Москве, власти удушают ту социальную базу, которая при определенных обстоятельствах могла бы обозначить свою волю. Они боятся организованного рабочего класса».
Фото автора