«На открытии памятника погибшим журналистам мне было горько и стыдно»

Первый в мире памятник нашим журналистам, погибшим при исполнении своего профессионального долга, был открыт в Хорватии 21 мая на месте гибели корреспондентов Гостелерадио СССР Геннадия Куринного и Виктора Ногина.

Искусство трактовки

Присутствовавшие на открытии с изумлением обнаружили, что тексты на русском и хорватском языках не вполне идентичны. По-русски: «На этом месте 1 сентября 1991 года при исполнении своего профессионального долга трагически погибли русские журналисты Гостелерадио СССР Виктор Ногин и Геннадий Куринной. Вечная память». Но в хорватской версии расставлены акценты: «Здесь 1 сентября 1991 года, в первые месяцы Отечественной войны, члены сербских военизированных подразделений злодейски убили русских журналистов».

Я об этом нюансе узнал, лишь читая комментарии к своему тексту, опубликованному в «Комсомольской правде» на прошлой неделе. Там же, кстати, отметился и Юрий Бычков: «Спасибо за память и памятник. Видимо, я был среди последних соотечественников, видевших Виктора и Геннадия в живых. Мы дружили. Я работал первым секретарем посольства. 1 сентября мы все привели своих детей на торжественную линейку в нашу школу в Белграде. Потом дети пошли на первый урок, а Виктор и Геннадий заторопились отъезжать в Хорватию. Я предложил немного задержаться, отметить День знаний. „В другой раз“ — сказали ребята. Но другого раза не было. Замечательные люди, прекрасные профессионалы. Вечная им память».

Вопрос-ответ

Легендарный «взглядовец» и по-настоящему великий журналист Владимир Мукусев — друг Виктора Ногина и коллега по совместной работе, все эти годы продолжал свое личное расследование: несколько раз выезжал в Хорватию частным образом. Я попросил своего экс-коллегу по «Взгляду» ответить на несколько вопросов.

— Володя, в 1993 году ты — как депутат Верховного Совета — инициировал создание специальной парламентской комиссии по «делу Куринного/Ногина». Кто кроме тебя, возглавлявшего команду, туда входил?

— Из депутатов в комиссию входил заместитель председателя Комитета Верховного Совета по правам человека Николай Аржанников. В моем распоряжении были все технические службы этого комитета, так как я тоже работал там, на постоянной основе.

— Как сербские юристы реагировали на твою работу на Балканах? Как относились к Милану Мартичу, которого позднее международный суд в Гааге приговорил к 35 годам заключения?

— После того, как Милан Мартич при личной встрече дал мне сутки, «чтобы я убирался со своими ищейками из Сербской Краины, а иначе нас будут искать дольше, чем тех, кого мы ищем», я поехал в город Глину к окружному прокурору. Я рассказал ему об угрозах Мартича и попросил его о помощи. Единственное, что он смог сделать — это показать уголовное дело, возбужденное военной прокуратурой Югославской военной армией в сентябре 1991 года. Ознакомившись с ним, мы убедились в его предвзятости и небрежности. После чего прокурор выписал постановление о возбуждении нового уголовного дела о пропаже журналистов и предоставил мне право официально участвовать в расследовании, что предопределило его успех. Что касается сербских милиционеров, они делали все, чтобы помешать работе.

— В каком составе комиссия ВС выезжала в Белград?

— В мою комиссию входили два полковника ПГУ и представитель Генпрокуратуры. В Белграде к нам подключились работники посольства.

— Были контакты с югославскими коллегами-парламентариями?

— Местная Скупщина старалась блокировать нашу работу.

— Ты присутствовал на раскопках предполагаемого места захоронения своих друзей?

— Естественно. Ведь я их и организовал.

— Ты помнишь, как Борис Ельцин обнародовал указ № 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета России? Какова была реакция?

— Свою реакцию не помню. А вот наш посол в Белграде не без удовольствия рассказал мне историю о том, что в начале пятидесятых годов, когда у них гостил маршал Жуков, пришло сообщение о снятии его с поста министра обороны. «Так вот мы, — сказал посол, — его даже не задерживали. Он сам все понял и уехал». Разговор этот состоялся на крыльце посольства. Внутрь меня не пустили.

— Наши журналистские организации помогали тебе в твоей работе по расследованию гибели журналистов?

— Нет.

— Действительно ли представитель «Известий» заявил во время церемонии открытия памятника, что ставить его рано?

— Нет. Надеюсь, не по своей воле он так поступил. На открытии были десятки журналистов из разных стран мира. Семьи погибших представлял сын Геннадия, тридцатидвухлетний Иван Куринной. Были рабочие, бесплатно полгода делавшие и установившие памятник. Было просто много честных и порядочных людей, в том числе бывших военных, которые искренне соболезновали нашему горю, гибели наших журналистов. Я это к тому, что за публичное оскорбление памяти Ногина и Куринного можно было запросто получить по морде от любого из присутствовавших на открытии. И представитель «Известий» это прекрасно понимал. Поэтому свой текст он опубликовал заранее. Жаль. Ведь это та самая газета, которая в 1993-м не побоялась, в отличие от всех остальных российских СМИ, опубликовать результаты расследования комиссии Верховного Совета. Неужели сегодня от тех «Известий» осталось одно название?

— Почему Ивана Куринного не заметили на открытии?

— Он там был, но категорически отказался выступать. Я встречал его в аэропорту, и он сказал, что мою книгу «Разберемся» не читал. То есть ничего не знает о результатах почти двадцатилетнего расследования. Хорватская сторона хотела закрыть памятник перед церемонией нашим триколором, чтобы после передать его семье Куринных на вечное хранение. Иван от этого тоже отказался. Впрочем, это его дело. Главное, удалось с помощью Союза журналистов все-таки организовать его поездку на открытие памятника. Вопрос в другом. Почему никто из родственников погибших даже не попытался за все это время встретиться со мной и узнать, что же действительно произошло с их родными и близкими 20 лет назад. Для меня это так и осталось загадкой.

— Что на открытии делали байкеры? Просто тусовались?

— Это не просто байкеры. Это члены Международного клуба ветеранов войн и вооруженных конфликтов. Он объединяет несколько сот человек из разных стран. Каждый год в отпуск они собираются вместе и объезжают десятки военных памятников в Европе. В том числе и нашим солдатам, павшим в Великой Отечественной. Зажигают памятные свечи и возлагают цветы. В этом году только в Хорватии они объехали семь таких памятников и под конец зажгли свечи в память о наших погибших журналистах. Пообещали делать это ежегодно. Сколько стран они представляют — не знаю. Но я видел мотоциклы с номерами из Австрии, Словении, Боснии и Герцеговины, Венгрии, Чехии, Германии. Российских байкеров среди них не было.

— Не связываешь ли ты арест сербского генерала Ратко Младича, обвиняемого в военных преступлениях, с открытием памятника советским репортерам? Не использовали память о наших погибших коллегах в очередной информационной войне?

— Между этими событиями временная связь, безусловно, случайна. Но не случайна, а закономерна, на мой взгляд, связь сущностная. И сдавшийся гаагскому трибуналу президент бывшей самопровозглашенной республики Сербска Краина Милан Мартич, и Ратко Младич, который вскоре предстанет перед тем же судом — военные преступники. Первого уже осудили на 35 лет. Второму срок еще не назначен. Мартич признался в своей причастности к убийству наших журналистов. Признания Младича еще впереди. Да, их разделяет время, но навсегда соединила преступная война — убийства, пытки, геноцид. То есть преступления, за которыми обязательно последует наказание.

А что до информационных войн — то вот вам свежий пример. В то время, когда мы открывали памятник в Хорватии, в Гааге осудили за военные преступления нескольких хорватских генералов. В Загребе националисты организовали несколько акций протеста. Но хорватские власти проявили твердость — открыто и четко обозначив свою позицию: все военные преступления должны быть расследованы, а виновные в них, независимо от национальной принадлежности, должны понести заслуженное наказание. Мы и впредь, заявили в Загребе, будем сотрудничать с Гаагским трибуналом. Точно такую же позицию заняло нынешнее руководство Сербии. И миру стало очевидно, что обе стороны, когда-то открыто враждовавшие друг с другом, хотят мира на Балканах. Поэтому они выбрали очень трудный, долгий, но единственно возможный путь вхождения в семью цивилизованных европейских стран. Смысл их действий, в переводе на понятный нам язык, — «вор должен сидеть в тюрьме», а тем более военный преступник. В российских СМИ об осужденных хорватских преступниках — ни слова. Зато о задержании Младича и в связи с этим акциях протеста в Сербии материалов — хоть отбавляй. Да еще и с очевидным сочувствием к Младичу. Вот уж воистину, с кем вы, мастера? То есть мы, с помощью подчиненных власти СМИ, продолжаем натравливать бывших врагов друг на друга. Яркий пример тому — провокационная статья в «Известиях» о, якобы, скандале на открытии памятника. Правда, никакого скандала не было. Но на войне, как на войне.

— Проиграла ли Россия информационную войну на Балканах?

— Чтобы дать полноценный ответ на этот глобальный вопрос мне недостает информации. Поэтому буду говорить только то, что известно доподлинно. После возвращения из Югославии в 1993 году в высоких кабинетах мне говорили — ты установил, что убийцы сербы, а сербы наши братья. Забудь о своем расследовании. Его результаты могут помешать нашей политике на Балканах. Прошло 18 лет. И за это время, как мне кажется, всей этой историей отказа от продолжения расследования, нанесен тяжелейший удар по репутации нашей страны и государства. Особенно ярко это проявилось в беспрецедентном давлении сотрудников посольства РФ в Загребе на всех тех, кто участвовал в подготовке открытия памятника. Случись подобное в пору моего депутатства, организовавший это посол занимал бы свой пост ровно столько, сколько бы мне понадобилось бы времени, чтобы добраться до своего кабинета в Верховном Совете. На многочисленных пресс-конференциях в Хорватии первым мне задавался один и тот же вопрос: почему на открытии памятника погибшим русским журналистам не было ни одного официального представителя России. Мне приходилось припоминать все то, что я узнал, учась в Дипломатической академии, чтоб как-то защитить подмоченную репутацию своей страны. И когда я стоял под нашим государственным флагом, на открытии памятника, и зазвучал Гимн России, мне было за державу, нет, не обидно, мне было горько и стыдно.

— В период Перестройки многие политики умело манипулировали журналистами, используя романтизм молодых и всеобщую ненависть к Кремлю как инструменты достижения своих целей. Я тогда этого не понимал и не чувствовал, а ты? Ты занимаешься со студентами, будущими репортерами: среди них есть светлые наивные (чтобы не сказать «глупые» и «беспечные») романтики или нынешние все же прагматичнее и трезвее?

— А я не только не понимал. Я даже не предполагал, что такое манипулирование мною возможно в принципе. Ведь я был не один. Рядом команда классных журналистов: Политковский, Щекочихин, Боровик. И почти всегда рядом автор и крестный отец «Взгляда» — Эдуард Сагалаев. Не цензор, а блестящий редактор. Не начальник, а строгий советчик. Не манипулятор, а настоящий профессионал- журналист и защитник. Друг, одним словом.

К сожалению, после закрытия «Взгляда» все это куда-то ушло. Но манипулировать собой я не давал, ни тогда, ни сейчас.

А, что до занятий со студентами, так ведь сначала я общаюсь с их родителями. Я долго и терпеливо объясняю им, что если буду учить их детей тому, что умею сам, то они, скорее всего, станут профессионалами. Но при этом им будет закрыта дорога в большую журналистику. А вернее, на большие телеканалы. Ведь я буду их учить не просто технологии профессии, а попытаюсь их делать гражданами своей страны. А это сегодня — «не формат».

За восемь лет преподавания в разных вузах я выпустил больше сотни специалистов. Все они были разными. По-разному сложились и их судьбы. Но не за одного из них мне не пришлось краснеть. Пока, во всяком случае.

— Недавно, 17 мая ты отпраздновал 60-летний юбилей… Не видел торжественных сюжетов по ТВ: это твоя позиция или просто коллеги не решились славить вечного бунтаря и теледиссидента? Или я просто что-то пропустил? Кто и как тебя поздравил из экс-соратников?

— Вечный бунтарь — это что-то типа «вечной иглы для примуса». От которой, как известно, отказался даже «вечнозеленый» российский персонаж Остап Бендер. Так что, извини, эти сомнительные лавры «бунтаря» и «диссидента» меня никогда не прельщали. Я просто всю жизни пытался честно и профессионально делать свою работу. Не более того.

Я даже рад, что сегодняшние телемагнаты, а когда-то мои ученики, подчиненные и коллеги, считавшие обязательным поздравлять меня с любой датой, мой юбилей проигнорировали. Моя фамилия в «стоп-листах» всех больших каналов и радиостанций. А ведь составляют все эти списки и объявляют запрет на профессию именно они, как ты пишешь, «экс-соратники», а ссылаются при этом на своих хозяев, загадочно тыкая пальцем куда-то в потолок. Жалко мне и тех, и других. На что тратят время?! У гроба ведь карманов нет.

— Светлана Сорокина сетовала в своем дневнике, что ее, стоявшую у истоков Российского ТВ (она вела первый выпуск «Вестей»), не пригласили на майские торжества в честь 20-летия канала. На самом деле и первого шефа ВГТРК, твоего бывшего начальника (по «Взгляду») Анатолия Лысенко не сочли нужным позвать. Это просто небрежность организаторов или попытка переписать историю?

— Мы живем в стране «с непредсказуемым прошлым». Так что историю телевидения, как всю нашу историю, еще долго будут не писать, а переписывать в угоду власти. Никакого начальника Лысенко у меня не было. Он руководил во «Взгляде» тремя нашими молодыми ведущими и десятком корреспондентов и администраторов.

Светлана Сорокина, действительно стояла у истоков Российского телевидения. Хотя по мне, так она ничего лучшего, чем «600 секунд» не сделала. Впрочем, это дело вкуса.

Но есть непреложный факт. За год, или сколько там, существовал «Пятый канал» в его прежнем виде, в своей «Программе передач» Светлана умудрилась обойтись без Владимира Мукусева, рассказывая не только о Молодежной редакции ЦТ, которой я отдал 14 лет, но, даже вспоминая «Взгляд». Так что не нужно удивляться, что Сорокину «кинули» ее бывшие коллеги по РТР. Ей бы не сетовать надо, а задуматься, почему так случилось. Ибо, как сказал поэт: «Ничто на земле не проходит бесследно…»

— Собираешься ли ты выпускать очередную книгу?

— Я почти двадцать лет расследовал трагическую историю гибели наших журналистов. Потому, что считал своим долгом найти и вернуть на Родину моего друга и его оператора. Живыми или мертвыми. А если не получится, то вернуть их добрые и незаслуженно забытые имена. Ведь именно Виктор Ногин и Геннадий Куринной открывают тот скорбный список погибших журналистов, в котором уже более двухсот фамилий.

При этом я думал, прежде всего, об их детях. Но странное поведение Ивана Куринного в Хорватии на открытии памятника заставило меня серьезно задуматься. Сотни людей — разведчики, дипломаты, журналисты, просто люди в разных странах, иногда с риском для жизни, пытались распутать это дело. Очень и не очень серьезные государственные и не государственные организации способствовали или мешали поиску истины. И все-таки нам всем удалось ее установить.

Да, мы не нашли захоронения и все эти годы именно об этом просили тех, от кого это зависело. А зачем? Если это не нужно даже родным и близким. То кому это надо вообще? Мне кажется, я знаю кому. Например, мне. Лично мне. И не только потому, что нас с Виктором Ногиным связала молодость, война, Афганистан, настоящая мужская дружба. И я в долгу не только перед ним, но и перед его памятью. А еще это нужно всем нам. Журналистам и не журналистам, просто людям, тем, кто не хочет чувствовать себя просто винтиком, придатком государства, его слугой и наложницей. Нужно тем, для кого слова память, честь, долг, достоинство, порядочность — не пустой звук. И если уж я решусь написать книгу обо всей этой истории, то совсем не для того, чтобы очередной раз вспомнить эту трагедию. Книжка будет о другом. О том, что остается после нас и стоит ли ради этого тратить жизнь или даже терять ее, как это произошло с Виктором Ногиным и Геннадием Куринным.

Невыученные уроки

Мощнейшая агитпроповская машина Голливуда и US-медийки сформировала у всего мирового потребителя свою картину: сербы = прирожденные террористы, этакие natural born killers, а те, с кем они сражались — суть жертвы. И неважно, что эти «жертвы» специализировались на истреблении сербских детей, чтобы продавать выпотрешенные органы малышей в медицинские учреждения Запады. Сербам слово не давали. И не дают. Там. Поэтому мы слово им давать обязаны. Сербов истребляли, а главная их историческая вина в том, что они позиционировали нас как братьев своих. За это их били и нагибали.

А наше государство упражнялось в предательстве. Но Владимир Мукусев, бесспорно, прав: есть и обратная сторона. Именно потому, что сербские ополченцы (а не хорватские) расстреляли советских журналистов, имена их были забыты. Еще одно предательство. Справедливо будет назвать убийц убийцами. Всех. Сербских, хорватских, русских, чеченских. И заокеанских.

А долг журналистов всего мира — рассказывать об убийцах. Этот долг выполняли Куринной и Ногин — сотрудники Центрального телевидения СССР. Страны, которой через четыре месяца после их гибели — не стало. И которая их забыла. Будем помнить мы. Не забывая о стране.

Фото из личного архива Владимира Мукусева.