Китайский крестьянин и коммунист взял Нобелевскую премию

Когда-то великий русский поэт Федор Тютчев писал: «Молчи, скрывайся и таи…». Вот и прилежный ученик великой русской литературы, китайский писатель Гуань Мое с молодости, по примеру Тютчева, взял себе псевдоним «Молчи», что по-китайски звучит: Мо Янь. Он и в жизни своей такой же молчаливый и неторопливый. Мы встречались с ним на конференции по литературе, и к нему не бежали суетливо журналисты, и в разговоре о русской литературе он тоже не спеша выбирал выражения. Хотя русскую литературу прекрасно знал, и классическую, и современную, был рад знакомству с Валентином Распутиным, еще одним молчуном. Жаль, я их вместе не сфотографировал, очень похожи друг на друга. А ведь этот молчун во время нашей поездки по Китаю занимал пост заместителя председателя Союза писателей, был высоким должностным лицом. Но находил время для творческой работы, писал свою изумительную деревенскую прозу. Помню, мы с ним как-то пошутили, что его роман «Страна водки» больше относится к России своим названием и содержанием, чем к Китаю. В переводе, который вот-вот должен выйти в России в издательстве «Амфора», его, к сожалению, назвали «Страна вина», но все-таки впервые услышанное мною в Пекине название «Страна водки», может быть, и точнее. Впрочем, переводчикам виднее. Я в прошлом году объездил всю провинцию Шандунь, родину Конфуция, поднимался на священную гору Тайшань, побывал и на родине писателя, все это знакомые с детства места проживания Мо Яня. Он и о вручении ему Нобелевской премии узнал все там же, в провинции Шандунь.

Его настоящее имя Гуань Мое уже мало кто и знает, а вот писателя Мо Яня уже знает весь мир. 11 октября Шведская Академия присудила Мо Яню Нобелевскую премию по литературе. Как-то с виду не похож он на Нобелевского лауреата, когда нас знакомили с ним в Пекине, он скорее был похож на китайского крестьянина. Впрочем, и проза у него такая глубинно деревенская, схожая с прозой Виктора Астафьева или даже Анатолия Иванова. И, к примеру, его роман «Большая грудь, широкий зад» скорее напомнят русскому читателю ивановский «Вечный зов». Для нашей либеральной интеллигенции, косящейся только на Запад, сравнения с Ивановым, с Астафьевым только принижают. Наши критики сходу стали приравнивать Мо Яня к Кафке. Или, на самый худой конец, к Павичу или даже Фолкнеру. Лишь бы подальше от России. Наверняка, Мо Янь читал и изучал и всех этих писателей. Но зачем же осознанно отрывать его от русской литературы? Поразительно, все ведущие китайские современные писатели, от Мо Яня до Су Туна, от Цзя Пинвы до Ван Аньи, от Чжан Чэнчжи до Лу Миня, пишут о своем преклонении перед русской литературой, а наши критики старательно их выводят лишь из западного постмодернизма. У нас стыдятся русской литературы. А национальную литературу — Белова, Распутина, Астафьева, Личутина — осознанно объявили черносотенной, профашистской, что сразу же пугает западных переводчиков. А ведь Мо Янь из того же, только китайского, круга.

Сам Мо Янь в полном соответствии со смыслом своего псевдонима предпочитает не демонстрировать чрезмерную радость, отделываясь простыми заявлениями. По его словам, процитированным китайским агентством «Чжунсиньшэ» в день объявления о премии, он, конечно, рад, но не считает, что эта премия символизирует что-либо. Мол, спасибо за доверие, буду и дальше работать, создавать новые произведения. Как говорит секретарь Шведской академии Петер Энглунд, когда из Стокгольма писателю позвонили в Китай, «он был дома, в деревне, где живет с 90-летним отцом. Писатель не знает английского языка. Но, слава богу, у нас в академии есть люди, владеющие китайским. Так что эту новость писателю перевели. Могу сказать, что он был одновременно и рад, и испуган…». Я уж не знаю, чего известнейший писатель мог испугаться, с этим политическим нажимом Эглунд явно перебрал. Нобелевский лауреат находился у себя дома в уезде Гаоми, изрядно удивился, услышав новости из Стокгольма: «Я очень удивлен, что получил эту премию, поскольку я чувствую себя не самым достойным. Есть так много хороших писателей, и мой уровень недостаточно высок…». Кстати, своим любимым писателем он не раз называл Михаила Шолохова. Немножко нетипично для последних нобелевских лауреатов. Может, вручение премии не злобному диссиденту, а известному на родине писателю — дань уважения величию Китая? Извинение за предыдущих диссидентских нобелиатов, Гао Синцзяня и Лю Сяобо, бывшего председателя китайского ПЕН-клуба.

По версии нобелевского комитета Мо Янь «…с галлюцинаторным реализмом совместил народные сказания, историю и современность». Так и в «Царь-рыбе» или в «Вечном зове» тоже мы не найдем голого критического реализма. И мистики хватает. Найдите в себе силы, одолейте «Большую грудь, широкий зад». Вы увидите, сколь много сходства с русской деревенской прозой середины ХХ века. Вот только Нобелевской премии никто из русских как бы и не заслужил. История китайской деревни, показанная на примере женской половины семьи кузнеца Шаньгуня из провинции Шандунь. Героиня — мать девятерых детей, вскормившая их всех грудью, вскормившая и чужих детей, и даже внуков. Как говорит Мо Янь: «В мире людей нет более святого имени, чем „мать“. В мире людей нет ничего более бескорыстного, чем материнское чувство. Среди мировых литературных произведений больше всего волнуют воспевающие мать». Это сочетание скрупулезного крестьянского, деревенского, народного суперреализма, описание вечно тяжелого крестьянского труда с добавкой гротеска, сказовости, мистики, народного китайского фольклора. Да и сам писатель Мо Янь, родившийся в 1955 году, в уезде Гаоми, провинции Шаньдун, на северо-востоке страны, в 12-летнем возрасте оставил ученье и отправился работать на крестьянские поля, а затем попал на фабрику. Изучать литературу и писать Мо Янь начал в армии, в которой оказался в 1976 году. Вступил в компартию Китая, из которой и сейчас не выходит. Вполне такая советская биография. Но, как и у нас в СССР, кто-то из секретарей Союза писателей был откровенным графоманом, а кто-то и Юрием Бондаревым. «Мо Янь не получил никакого специального образования, он самородок, из крестьянской семьи, служил в армии. Но он настолько китайский писатель, настолько воплощает в себе традиции классического китайского романа, такого как „Речные заводи“, например, и настолько умело и органично сочетает это с современными тенденциями мировой литературы, что, в конце концов, получается очень оригинальное явление», — считает его переводчик Егоров.

Он автор одиннадцати романов, не считая рассказов и эссе. Международное признание он получил после того, как его друг кинорежиссер Чжан Имоу поставил по его роману кинофильм «Красный гаолян». Самые известные из его книг - романы «Большая грудь, широкий зад», «Сандаловая казнь», «41 орудие», «Усталость жизни и смерти», «Страна водки», сборник эссе «Говори, Мо Янь!» в трех томах. Последний роман Мо Яня «Лягушка», посвященный проблеме рождаемости в Китае, был опубликован в 2009 году. Писатель считает, что «в последние тридцать лет Китай пережил существенный прогресс как в жизненных стандартах, так и в интеллектуальном или духовном уровне наших граждан. Этот прогресс очевиден, но, конечно, есть еще много вещей в повседневной жизни, которые нас не удовлетворяют. Китай, конечно, вырос, и рост рождает новые проблемы, например, экологические, или падение высоких моральных стандартов… — и уже прямо отповедью всем диссидентам, — Литература часто имеет отношение к политике. В нашей жизни, например, есть много острых вопросов, которые лучше напрямую не трогать. В такой ситуации писателю приходится включать воображение и строить нереальные миры. Или же, наоборот, гротескно преувеличивать ситуацию — чтобы все было ярко, в лоб и в то же время несло печать реального мира. Так что я верю, что от любых ограничений и цензуры литературе только лучше».

Может, он слегка бравирует своим уважением к цензуре. Его собственные романы иногда подолгу залеживались из-за цензуры. Ту же «Страну водки» долго не печатали. Но хватило крестьянского терпения, как и у Василия Белова или Федора Абрамова… Славы писательской хватает, ездит по всему миру, было бы желание, давно мог бы и остаться где угодно. Не пожелал.

Сегодня смело воюет с ограничением рождаемости. Прототипом главной героини последнего романа «Лягушка» стала тетушка Мо Яня, деревенская акушерка, которая помогла родиться самому писателю и тысячам других детей, а потом по приказу начальства занялась абортами. Тетушка находит выход в глиняных фигурках, которые делает ее муж, художник, видя в них души абортируемых детей.

Поразительно, что на русский язык, кроме нескольких рассказов, переведенных добровольцами, ни один из его романов пока еще переведен не был. Как бы в предчувствие Нобелевской премии издательство «Амфора» в этом месяце выпускает в замечательном переводе Игоря Егорова два его самых популярных романа «Страна вина» и «Большая грудь, широкий зад». «Амфора» уже второй раз угадывает с лауреатами. Сначала первыми запустили турецкого писателя Орхана Памука, сейчас Мо Яня. В сокращенном виде эти переводы уже начали гулять в интернете, где я с ними и познакомился.

Для меня загадка, почему наши издательства так опасаются Востока: не переводят того же Су Туна, Цзя Пинву. Если уж и говорить о западном влиянии на китайскую литературу, то проза Су Туна гораздо ближе к постмодернизму, чем эпические мифологемы Мо Яня. Помню, мы спорили с Су Туном у него на родине в Ханьчжоу, он все не мог понять, почему Россия упорно не признает китайскую культуру. Я втолковывал ему, что дело не в России, а в западнизированной прогосударственной элите. Которая и к русской культуре относится так же пренебрежительно. Если даже для патриарха нашего все, что было до принятия Православия на Руси - это дикость, что же говорить о наших либералах?

Я предполагал, что первым на Нобелевскую премию из китайцев выйдет европеизированный, элегантный Су Тун. Успешно переводимый во всем мире.

Но, как видим, шведам приглянулся более китаизированный почвенный вариант Мо Яня. Думаю, и из русских авторов они рано или поздно предпочтут Алексея Иванова или Александра Сегеня, Александра Терехова или даже Захара Прилепина, но не наш западнизированный секонд-хэнд. Даже поневоле признавая сейчас Мо Яня, либеральные наши критики все подтягивают его к кафкианским образцам. Учиться ни у кого не зазорно, даже у Кафки, но без своего национального лица никогда ни современная русская, ни китайская, ни турецкая литературы не достигнут мировой известности. Творчество Мо Яня — это, прежде всего, развитие китайской национальной литературы, развитие традиций «Трооецарствия» и «Речных заводей», «Сна в Красном тереме» или «Путешествия на Запад».

Может быть, и наш широкий читатель и издатель, прочитав два вышедших романа Мо Яня, заинтересуется другими современными писателями? Прежде всего, я надеюсь на успех «Страны вина». Крестьянскую мифологизированную эпопею «Большая грудь, широкий зад», несмотря на броское название, широкий читатель не вытянет. Китайская вечная тяжелая жизнь его не заинтересует. А вот более лихо написанную «Страну вина», да еще посвященную повальному пьянству и обжорству чиновников, он прочтет как сенсацию из «Московского комсомольца». Недаром отрывок из нее уже срочно поместил русский вариант «Плейбоя» как «алкотрэшсатирикон». Хватает в романе и сюжетности, и откровенных сцен, и даже чрезмерной жестокости. Как пишет переводчик Игорь Егоров: «Доходит дело до того, что в прокуратуру одной из провинций приходит заявление о том, что в одном из уездов партийные функционеры детей специально выращивают для приготовления из них блюда. С этого начинается книга. В ней и расследование, и переписка одного начинающего литератора с самим автором, и дополнительные новеллы. То есть это такой мета-роман, составленный из многих частей, и автор постепенно ведет читателя к тому, что реальность начинает смешиваться с тем, что пишут друг другу Мо Янь и начинающий литератор. Это такой метод, чтобы показать, насколько все безумно вокруг…».

Не слишком ли тут будет много правды и о нынешней России? Какая-то перекличка с «Человеком звезды» Александра Проханова.

Закончу свои заметки точным анализом прозы Мо Яня, сделанным его западным переводчиком Говардом Гольдблаттом: «В 1988 года вслед за «Красным гаоляном» появился первый образец страстной метапрозы Мо Яня — «Чесночные напевы» (天堂蒜薹之歌), роман, в котором обличается зло в лице продажных, корыстных местных чиновников. В 1993 году выходит вызвавшая больше всего шума и самая колкая сатира в истории современной китайской литературы — роман «Страна вина» (酒國). В нем Мо Янь в чисто раблезианской манере высмеивает некоторые стороны китайского общества (особенно чревоугодие — которое в романе доходит до каннибализма — и не присущее китайской культуре увлечение алкоголем). Среди других произведений Мо Яня назовем роман «Сандаловая пытка» (檀香刑), историю любви среди дикости и жестокости восстания ихэтуаней, и имеющий явно выраженную модернистскую направленность роман «Тринадцать шагов» (十三步)… Выполняя поставленную перед собой амбициозную задачу отобразить в двух больших романах хронику китайской истории 20 века, Мо Янь пишет роман «Большая грудь, широкий зад» (豐乳肥臀), в котором рассказывает нелицеприятную правду о жизни в первой половине века семьи, состоящей из одних женщин…

Большинству хороших писателей тяжело постоянно поддерживать высокий уровень своих произведений. В случае Мо Яня это не так. Все его романы получили высокую оценку в мире, и каждый из них демонстрирует глубину и широту его исключительного таланта. Он мастерски владеет различными стилями и формами, начиная от мифа и кончая магическим реализмом, жестким реализмом, и т. д. Его произведения отличает поразительная образность, повествование иногда просто завораживает, а персонажи невероятно привлекательны. Проще говоря, он единственный в своем роде. «Пусть это покажется нескромным, — пишет Мо Янь, — но позволю себе сказать, что моими романами в современной китайской литературе создан уникальный стиль письма». И это действительно так! Его воздействие на читателей и на общество и его статус на родине и в других странах подтверждают многочисленные премии и награды…".

Его молчание красноречиво. Его услышали во всем мире!

Фото: EPA/ИТАР-ТАСС/WANG WEI