
Мы давно догадывались, что при президенте имеется какой-то малозаметный Совет по культуре, поскольку культура дело государственное. Хотя «потребляем"-то мы культуру, разумеется, не ради государственной пользы, а ради тех радостей, которые она нам несет, защищая нас от скуки и безобразия окружающего мира. Но и государство, населенное психологически, экзистенциально защищенными людьми, выигрывает неимоверно, освобождаясь от алкоголиков, наркоманов, депрессивных страдальцев.
При этом культура — это еще и «имидж». Только имена Достоевского, Толстого, Чайковского, Прокофьева, Шостаковича, Кандинского и Малевича, как бы к ним ни относиться, не позволяют видеть в России «Верхнюю Вольту с ракетами». Словом, я не удивился, когда некоторое время назад по новостным каналам прокатились сообщения о встрече Путина с членами Президентского совета по культуре и искусству. Член Совета Александр Архангельский использовал точный образ: совещание лишь поворот ключа для запуска двигателя, но как станет работать государственная машина и куда она двинется, — вопрос не к совещанию, каким бы представительным оно ни было.
А что представительное оно, то представительное. Сплошь имена известные если уж не всей стране, то, как минимум, профессиональному сообществу. Хотя, зная своих коллег писателей, легко предвижу ворчание, что не представлены такие-то имена, такие-то направления…
Но как бы так можно было составить совет, чтобы ни имя, то бронза? И вообразилось: рядом с президентом заседают Пушкин, Достоевский, Толстой, Маяковский…
И Пушкин заявляет прямо в камеру: «Подите прочь, какое дело поэту мирному до вас! И мало горя мне, свободно ли печать морочит олухов!» Маяковский в ответ призывает сбросить Пушкина с парохода современности. Толстой требует отправить туда же и самый пароход. Достоевский же предлагает объединить церковь с государством, дабы бороться с идеей либерализации и прагматизма.
Увы, суждения великих обогащают и стимулируют эстетическую и социальную мысль, но — гениальные творцы слишком яркие, своеобразные и пристрастные личности, чтобы определять культурную политику.
Но кто же тогда может ее определять? На совещании речь шла в основном о «потреблении» и тиражировании искусства, но культура-то прежде всего созидание нового! Однако на совещании почти ничего не говорилось о поддержке и стимулировании тех сил, которые порождают новых творцов.
Так попытаемся же вспомнить и вдуматься, какая сила породила плеяду великих русских писателей за такой короткий срок, что они могли бы быть по возрасту сыновьями одной матери? Какие культурные институты и финансовые вливания породили Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Достоевского, Толстого?
Нет, я целиком за то, чтобы минимум вдвое повысить зарплату учителям, музейным и библиотечным работникам, однако при всем моем преклонении перед этими святыми людьми я не могу смешивать три эти ремесла — хранение, тиражирование и творчество.
Культура во все времена служила не целью самой себе (такую культуру можно назвать мастурбационной), но средством достижения каких-то более высоких целей. Марши исполнялись не для того, чтобы воодушевиться и разойтись, но для того, чтобы воевать. Мессы тоже исполнялись не для того, чтобы возвыситься душой и прослезиться, но для того, чтобы приблизиться к Богу. И если культура не знает цели выше самой себя, она не может не быть мелкотравчатой: в искусстве становится королем тот, кто согласен быть слугой чего-то более высокого. Общенациональную цель задают не советы, но скрытая в массах национальная аристократия. К чьему голосу и должно прислушаться государство.
Не будет аристократии — не будет и культуры, как друзья вы ни садитесь, в каком порядке и в каком составе.
Иллюстрация: В.А. Тропинин. «Портрет Пушкина». 1827 г.; democrats.ru