«СП»: — Сейчас в кинематографической профессиональной среде у многих имеются претензии ко ВГИКу. Видите ли Вы потребность в реформировании кинематографического образования в России? И если да, то что, по-вашему, необходимо менять? Считаете ли Вы приемлемым для России американскую методику обучения сценарному ремеслу?
Американской методике учат сейчас все, включая и меня. Сущность ее заключается, в основном, в требовательности и системности. На самом деле, мы говорим с американцами на одном профессиональном языке. Ремеслу обучить можно за два-три года. А вот для писательства требуются десятилетия… Во ВГИКе пытаются сформировать личностей и художников, в этом главная сложность вгиковского образования. Возможно, в этом же его уязвимость для критики. Мы решаем, по сути, трудноразрешимою проблему. На мой взгляд, ничего ломать не надо. Нужно просто создавать новые киношколы, которые, если будут эффективными, задвинут ВГИК на периферию. Их уже около тридцати в стране и чуть ли не каждый год создается новая… Но ВГИК пока живет.
«СП»: — Нельзя не заметить, что в последние годы на экраны стало выходить необычайно много экранизаций комиксов, так называемых super hero movies. Усматриваете ли Вы в этом какой-то культурологический подтекст? Или это всего лишь свидетельство того, что Голливуд переживает кризис идей?
Кризис идей переживает не только Голливуд, но кино в целом. Думаю, что эксперимент и поиск уйдут в малозатратное интернет-кино, которое уже создается. Большое кино во главе с Голливудом будет создавать параллельную реальность, где потребуется новый технологический прорыв. Все это будет иметь к художественным идеям косвенное отношение. И что принесет «новая реальность» человеку — сказать не берусь. Однако «традиционный» фильм сохранится как ограниченный художественный сегмент. Как сохранился, например, театр, который существуют с времен языческой древности. Он, кстати, живет и процветает. Таким же «отсталым» сегментом будет и традиционное кино, которое сможет конкурировать с «параллельным миром» только на уровне идей. Оно станет менее коммерческим и более творческим. Так что, на самом деле, бояться трех и четырех Д не нужно.
«СП»: — Сегодня мы можем наблюдать своеобразное расслоение российского кино: с одной стороны артхаус, который финансируется государством, но при этом на внутреннем рынке совершенно не окупается и фактически ориентируется на аудиторию европейских фестивалей, с другой стороны — мейнстрим, подражающий голливудскому кинематографу, но сильно уступающий ему абсолютно по всем параметрам. Как Вы относитесь к этой ситуации? И как Вы видите будущее отечественного кино?
Будущее российского кино — сплав этих явлений. Умный мейнстрим или зрительский артхаус, — назовите, как вам хочется. Я говорил об этом еще в середине 80-х как о генеральной стратегии, но тогда это был глас вопиющего в пустыне. Сейчас положение меняется, — та же «Орда» представляет, ко всему прочему, сплав этих двух явлений, она собрала в три раза больше денег, чем «Елена» Звягинцева, однако наш фильм никто не причисляет к коммерческому кино. В моей жизни — это только второй опыт создания подобного «сплава». Первый был «Господин оформитель», вышедший на второе место по сборам среди картин «Ленфильма» за 1988 год. Но сколько мы бы не говорили о желательности творческой алхимии, это все удары по пустоте, пока не появятся режиссеры, в такой алхимии заинтересованные. Андрей Прошкин — один из них.
«СП»: — Сегодня налицо некоторое сближение государства и Церкви. Одних беспокоит и пугает это так называемое «сращивание». Других радует, что наконец-то Церковь и государство стали звучать гармонично, говоря а том, что Россия после безбожного советского периода возвращается к своим традиционным ценностям. К какому лагерю Вы ближе?
К лагерю тех, кто хочет быть ближе к Христу. Я выступал в свое время за привлечение церкви к образованию и не жалею об этом. В движении церкви к обществу есть только одна грозная опасность, — младостарчество. На нее указывал Священный Синод несколько лет назад. Это опасность значительно серьезнее, на мой взгляд, чем возможный внутрицерковный раскол и состоит в том, что священники, не имеющие духовного опыта и просто качественного образования говорят за всю церковь и за самого Бога. Их безаппеляционность и узость калечит паству, калечит общество. Молодые люди около них приобретают нетерпимость и черно-белое видение реальности. «Кто не с нами, тот против нас», «враг церкви, враг государства», — это все из их лексикона. Младостарчество развилось от того, что в строящиеся церкви пришли люди «голодные», с карьерным и интересами. У христианина может быть только одна успешная «карьера» — крестный путь. Если наша церковь сможет гуманизировать современное общество безжалостного потребления, то честь ей и хвала. А если только «искусит малых сих», то общество лишится последней надежды.
Повторю еще раз. Церковь не должна быть с государством и не должна быть против государства. Она должна быть с Христом. То есть, донести его учение любви в полноте до людей, особенно, до власти. Если это удастся, если получится воцерковить современное язычество, гуманизировать принцип тотального потребления, то у страны и народа есть будущее. Это задача трудная, и церковь в мирском понимании должна стать выше себя сегодняшней. Если нет, — то она разрушится вместе со страной и со всеми нами.
«СП»: — Как Вы относитесь к крещению в младенчестве? Считаете ли Вы эту практику нормальной для верующей семьи или же правильней оставлять право выбора религии за ребенком?
К крещению в детстве отношусь положительно. Но для воцерковления в более зрелом возрасте требуется каноническая подготовка. Этим, кстати, многие православные приходы занимаются весьма успешно. Это не отрицает свободы выбора за человеком. Если он вдруг вместо Христа в зрелом возрасте выберет бога Мардука… что ж, пусть тогда летит на планету Нибея для установления личных контактов. Это никому не воспрещается.
«СП»: — События, изложенные в фильме «Орда», расходятся с житием святителя Алексия. Намеренно ли Вы игнорировали каноническую трактовку? Если да, то почему для вас это было столь принципиальным моментом?
Под «игнорированием», вы, я думаю, имеете в виду версию св. Дмитрия Ростовского, написанную через много лет после исцеления Тайдулы. У меня были вполне компетентные православные историки, которые предложили мне воспользоваться историческими источниками более приближенными по времени к чуду св. Алексия. В одном из них вообще не говорилось об исцелении, в другом утверждалось что исцеление все-таки произошло. Св. Дмитрий Ростовский пользовался уже написанными ранее житиями, делая из сухого предания назидательную для верующих историю. Но предположим, что действительно исцеление произошло сразу без страданий и усилий со стороны Алексия. Как это показывать средствами кино? Святой дунул, плюнул и все произошло? По-моему, подобная трактовка чрезвычайно вредна для наших душ. Это будет спецэффект, который подходит для сказки, но не подходит для религиозной драмы. Кино — грубое искусство из-за слишком материального характера изображения. А православный «Аватар» мы делать не хотели. Вот, почему мы выбрали показ пути к святости вместо готовой святости, которая в кино станет похожей на яблочный пирог. От этого факт свершившегося чуда и обряда исцеления разведены в фильме во времени. Мы старались показать «фундамент» любого христианского чуда, — самопожертвование во имя любви к человеку и Богу.
Тешу себя надеждой, что это не подходит под термин «искажение» Искажение это вот что: святитель не ездил в Орду и никого не исцелил, а придумал историю с исцелением семинарист-неудачник по заданию великого князя. Если бы это было экранизировано в фильме, тогда можно было бы говорить о серьезном искажении жития.
Напоминаю также, что сценарий написан не на третьем курсе сценарного факультета ВГИКА, где пишут неизвестно что, а, точнее, ничего не пишут, потому что считают это ниже своего гражданского достоинства. Сценарий и фильм сняты по просьбе покойного патриарха и благословлены патриархом нынешним. Если бы я захотел все это «игнорировать», то был бы отлучен от причастия уже после первого варианта сценария. Заказчик картины шутить не расположен, и все про это знают.
Патриарх Кирилл, естественно, может критиковать готовую картину (пока он этого не сделал), но это уже будет другой уровень разговора.
«СП»: — Молясь об исцелении Тайдуллы, Алексий фактически молился о спасении русского народа. Получается, что он потом один страдал за весь народ. Считаете ли Вы, что один человек может нести ответственность за чужие грехи и даже грехи целого народа?
Алексий не только спасал своим подвигом русский народ, но воцерковлял народ тюркский, во всяком случае, часть его. По преданию, Тайдула после произошедшего исцеления воцерковилась. Единичный подвиг самопожертвования во имя любви к человеку и Богу — суть христианского служения. В этом же — «механизм» чуда, о котором я уже сказал выше. Личный подвиг и жертва не только спасают отдельных людей, но меняют ход исторического процесса в планетарном измерении. Свидетельство этому — подвиг богочеловека Христа и апостолов, уже вполне людей, по большинству, необразованных (за исключением, конечно, Павла и евангелистов).
Если христианское чудо не основано на любви и самоотречении, то чем мы тогда отличаемся от язычников, от Симона-волхва, от индийских факиров? У них «чудес» предостаточно, езжайте в Индию и посмотрите. Один человек может держать всю тяжесть этого мира на своих плечах, как держал богочеловек Христос, как держал человек Будда, подошедший на пиках своего учения к христианской аскетике, но не нашедший единого личностного Бога.
«СП»: — Какой музыкальный альбом Вы взяли бы с собой на необитаемый остров?
Никакой. Все «альбомы», которые я люблю, находятся в моей душе, и это пока весьма исправный плеер. Но если вы настаиваете, то я бы прихватил «Времена года» Чайковского, а также его последнюю «Патетическую» симфонию. И «Эбби роуд» Битлз.
Иллюстрация: кадр из фильма «Орда"/ИТАР-ТАСС/ кинокомпания «Вольга»