Мелочь

Ровно два года назад, ну, или около того, я стоял возле памятника Пушкину в Москве, и многие мои друзья стояли там же. И знакомые. И незнакомые. И даже городские сумасшедшие, потому что куда ж без них. И было как-то чернее чем обычно вокруг. Снег, в грязь затоптанный, — достойный фон происходившему тогда в голове.

Да, это был митинг, народу — человек под тысячу, то есть по меркам 2010 года очень много. Тогда не было моды ходить на митинги. А тут вот как-то все собрались. Желающие кричали в мегафон что-то ненужное, а мы негромко обсуждали происшедшее. Хватало, в основном, простого слова «скотство».

Олег Кашин лежал в это время в искусственной коме, и никто не мог сказать, переживет ли он этот свой медикаментозный сон. И вот мы все собрались, чтобы его поддержать. Немного глупо, конечно, или мягче, наивно: что человеку на нейтральной территории, еще не в смерти, но уже и не в жизни, вся эта поддержка? Несколько сотен растерянных людей среди втоптанного в грязь снега?

Ну, то есть, честно, тогда существовало ощущение, что все это зачем-то нужно. И снег был каким-то особенно колючим. Тот, который не в грязи еще, а сверху вниз, красиво, в свете белых фонарей.

Вообще, тут не просто подобрать подходящие слова.

И, конечно, тогда, как и теперь, по поводу Кашина и не по поводу Кашина, многие говорили, оригинальностью, возможно, блеснуть желая, что вот, мол, мало ли людей арматурой бьют, но тусовочка в своего вцепилась… С этим неинтересно спорить, в этом есть немного правды и много фальши.

Вспоминается почему-то один маститый политолог, ныне перековавшийся и режим активно разоблачающий. Году этак в две тысячи третьем, когда муж сей достойный режим защищал или даже строил, его на каких-то публичных посиделках спросили про участь Ходорковского. И он сказал: «Вот вы из-за одного заключенного беспокоитесь, а у государства их — сотни тысяч. И государству надо думать, как этим сотням тысяч обеспечить достойное существование в тюрьмах, а не концентрироваться на одном единственном».

Сотни тысяч заключенных, убитых, изувеченных и так далее. В этой логике разговор про любого конкретного человека становится невозможным. Нет оснований, чтобы выдернуть одного из многих, все равны, особенно — перед беспределом. Перед куском арматуры в умелых руках, например.

И вроде верно все, но если так рассуждать, — ни за кого вообще не зацепишься. Разговор никогда не начнется. И будет множиться число севших без вины, убитых и покалеченных.

Но, повторюсь, тогда это все не казалось важным. Казалось важным выйти. Постоять, помолчать, подумать.

А потом произошло всякое. Главное — Кашин вернулся. Остался. Все друзья и знакомые Кашина, а их, наверное, сотни, побывали в качестве свидетелей на допросе в СК. И я там был, меда с пивом не предлагали, в детали погружаться — тайну следствия нарушать, да и не было их, никаких особых деталей. Было только видно, что следователь открыл для себя удивительный мир социальных сетей, и открытием несколько ошеломлен.

И президент, тогдашний президент, взял расследование дела под личный контроль. Потом президент перестал быть президентом. Но, как вы и без меня знаете, вовсе не потому, что слова не сдержал. Просто время вышло. В его случае, кстати, можно даже сказать, что отставка стала повышением: в качестве премьера хоть какая-то у экс-президента есть самостоятельность.

И, конечно, ни исполнителей, ни тем более заказчиков нападения на Кашина так никто до сих пор и не нашел.

Но это все потом. А тогда не отпускала колючая, вроде снега, холодная тоска, и мы довольно долго бродили по Москве без внятной цели. И девушка одна все никак не хотела снимать самодельный плакатик: «В Москве избит журналист Олег Кашин. Я требую найти и наказать виновных».

Так с плакатом на груди и ходила, и выглядело это нелепо. Как все наши попытки чего-то от государства требовать.

Я еще подумал или даже вслух пошутил: так она похожа на нищую в метро. Они ведь тоже с плакатами. Помогите ради Христа на билет до дома. И мелочь в кулачке.

Теперь прошло два года, то ли все поменялось, и мы не в первый раз оказались в другой стране, а то ли не поменялось вообще ничего. По крайней мере, грязный снег наличествует, подтверждая вторую версию. И я думаю — не такая уж глупая была шутка.

Что для этой громадной машины значит — найти двух подонков, покалечивших человека? Если всерьез взяться за дело? Ничего не значит. Уверен. Мелочь. Мы просили у них эту мелочь тогда. И у них до сих пор для нас этой мелочи не нашлось.

На снимке: участники пикета, организованного в поддержку избитого обозревателя газеты «Коммерсант» Олега Кашина с требованием найти заказчиков преступления, на Пушкинской площади, 11 ноября 2010 года.

Фото: ИТАР-ТАСС/ Дмитрий Серебряков