Свободная Пресса в Телеграм Свободная Пресса Вконтакте Свободная Пресса в Одноклассниках Свободная Пресса на Youtube
Общество
22 ноября 2012 14:18

Сети Зазеркалья

Иван Давыдов о диких ростках гражданского общества

307

Человек заходит, ну, например, в Фейсбук. Читает новость: на Урале народного героя травят полицейские за то, что он незаконно лишал других людей свободы, чтобы гречкой излечить их от героиновой зависимости. Человек чувствует смутное беспокойство. Пишет комментарий. «Наркоман, — пишет человек, — это не человек. Всю бы эту сволочь истребить для очистки генофонда, как бешеных собак». С чувством выполненного долга человек выключает компьютер и идет гулять с собакой.

И собака его, крупное и плохо выученное чудовище бойцовой породы, съедает на улице отраву. Хотя могла бы соседскую девочку лет двенадцати, потому что намордник на нее человек забыл надеть, а поводок и вовсе кажется ему оскорблением.

Собака умирает в муках, и собаку жалко. Умирает, потому что другой человек решил: собаки — зло (тем более, что собака уж точно не человек, и призыв истреблять собак как собак, хоть и дик, но все же менее дик, чем призыв истреблять людей, как собак). И этот, другой, то есть человек, объединился где-то с единомышленниками, узнал, как добыть отраву и во что ее лучше упрятать, чтобы собака отраву съела наверняка.

Тем временем третий человек, выдавая себя за двенадцатилетнюю девочку, переписывается в интернете с нехорошим дядей. Дядя обещает конфет, куклу или просто красивую жизнь и с растаявшей шоколадкой в кармане спешит на свидание, чтобы предаться порочной страсти. А в укромном месте вместо девочки двенадцати лет ждут его крепкие парни, калечат и унижают.

Потом выкладывают видео в Фейсбук. Получают комментарии. Первый, допустим, такой: «Вы молодцы, парни. Педофилы — не люди. Сам бы убивал. Но я с другими тварями разбираюсь пока, поменьше». А второй, допустим, такой: «Правильное дело делаете, ребята, спасибо. Я бы их и сам убивал. А у меня какие-то скоты собаку отравили. Вы бы вот еще такими бы занялись».

Это и есть гражданское общество, между прочим. Первые, робкие его ростки.

Это общество, как все в стране, растет из государства, конечно. Пытается заполнить создаваемые государством лакуны. Государству неинтересно лечить наркоманов, и уж тем более — ловить перспективных в плане взяток наркоторговцев. И если оно вдруг ополчается на Евгения Ройзмана, чудотворца, избавляющего от героиновой зависимости гречкой и трудотерапией (а злые языки поговаривают, — еще наручниками и побоями), то это, конечно, не потому, что государству есть дело до прав наркоманов. Это потому, что Ройзман покусился на основные права государства, на право надзирать и наказывать, создал маленькое российское государство внутри большого российского государства. Такое, естественно, не прощается.

Государству некогда даже, в соответствии с им же самим утвержденными правилами, штрафовать нерадивых собаководов, которые выгуливают своих зверей, часто — опасных и крупных, на детских площадках без намордников и поводков. Государству интереснее обжираться бюджетными деньгами. Еще, пожалуй — трудоустраивать проворовавшихся государственных людей на новые хлебные должности. На прочее энергии тратится по минимуму — не больше, чем нужно, чтобы все тут немедленно не рухнуло. Это наглядно видно, например, по тому, насколько топорной стала в последнее время пропаганда. Или по тому, насколько кондово шьются уголовные дела для политзаключенных. То есть даже эти задачи не воспринимаются уже как важные, и для решения их не требуется хотя бы минимального исполнительского мастерства.

Государство, внутри которого мы живем, и которое живет нами, — злое и неэффективное. Неэффективными, лобовыми становятся даже схемы расхищения бюджетов. Про остальное и говорить не стоит. Но государство в гражданское общество может смотреться как в зеркало, и ничего, кроме себя же, в зазеркалье не увидит.

Гражданское общество повторяет, присваивает неприятные сущностные характеристики государства. Неэффективность и злоба, злоба и неэффективность. Прочнее всего сплачивает людей в неформальные союзы не желание защитить свои права, а тяга отнять чужие. Без суда расправиться с заведомым негодяем. Вылечить социально опасного больного так, чтобы он, сука, навсегда это лечение запомнил, если, конечно, выживет. Отравить собаку.

Справедливости ради стоит оговориться — есть и выдающиеся благотворители, и благородные порывы всенародного масштаба, вроде помощи пострадавшему Крымску. Но порыв, он на то и порыв, чтобы быть делом сиюминутным. А возможность потравить благотворителя за политическую, допустим, ошибку, сплачивает куда сильнее, мобилизует куда больше народу, чем соучастие в работе благотворителя.

В общем, со злобой понятно, но ведь эффективность тоже сравнима с государственной: бездомные и домашние собаки все равно нападают на людей, педофилы совращают несовершеннолетних, а популяция наркоманов демонстрирует стабильный рост, несмотря на сверхвысокую смертность.

Читатель ждет, вероятно, вывода, но его не будет, а будет странный постскриптум. В 1905-м, среди прочих уступок, которые революция из государства выдавила, было позволено народу писать наказы и прошения — в правительство, думу и даже государю лично. Несколько лет назад около трехсот таких документов, отправленных крестьянами по инстанциям в годы первой русской революции, опубликовало издательство РОССПЭН. Это страшное чтиво, на самом деле. Корявые рассказы про тьму и нищету, которые слегка сбивают цену на модные в наше время самоварные проповеди о пряничном благоденствии святой Руси до большевистского переворота.

Но вот на что сразу обращаешь внимание: крестьяне рассказывают, конечно, про голод и малоземелье. Про локальный произвол мелкого начальства, понятный и сейчас, такой же вечный, как наши заснеженные пространства. Но еще почти в каждом наказе требуют образования для себя и отмены смертной казни. Для всех.

Там есть совсем трогательный в наивности своей документ, авторы которого просят учредить у них в деревне университет, обосновывая желание свое тем, что из других деревень к ним легко добраться, и для всего уезда это будет удобно.

Так вот, я подозреваю, что сейчас сограждане требовали бы совсем других вещей. Чтобы не сказать — прямо противоположных. Касательно смертной казни, например, даже и не сомневаюсь.

Фото: Александр Вильф/ РИА Новости

Последние новости
Цитаты
Григор Шпицен

политолог (Германия)

Валентин Катасонов

Доктор экономических наук, профессор

Борис Шмелев

Политолог

Фоторепортаж дня
Новости Жэньминь Жибао
В эфире СП-ТВ
Фото
Цифры дня