Другие мы

Вот вы это читаете, а президент Путин уже тарабанит из всех телевизоров страны. Прямая линия, отец отечества встречается с народом, эпохальное событие. Сейчас, когда я это пишу, я еще не знаю, о чем отец отечества будет говорить. Или знаю. Десять ведь уже их было, прямых этих, одиннадцатая, тоже, похоже, к сожалению, не финишная, едва ли сильно будет отличаться от прочих. Шестьдесят процентов. Семьдесят километров. Миллион тонн. Миллиард баррелей. Триллион кубометров. Обгоним, перегоним, улучшим. Не можешь — научим, не хочешь — заставим. Вообще, разберемся.

Не грустите, прапорщик Козлов, слесарь Лохов, и кардиолог Хренов.

Если вы забыли — то это реальные герои прошлых прямых линий. Пиарщики недаром едят свой хлеб, а смешные фамилии лучше запоминаются, и в сочетании с серьезными проблемами создают особый эффект. Но это все скучно, и я сейчас не об этом.

Не первый день натыкаюсь в социальных сетях на фотографию. Темноволосая девочка в коротком черном платье и ботфортах едва ли не до пояса уселась на капот ржавого «Запорожца». Поза — из тех, которые считают почему-то соблазнительными постановщики плохого порно. Фоном — какой-то коровник.

Я видел эту фотографию не раз, не два и не десять. Каждый опубликовавший долгом своим считает продемонстрировать остроумие. «Имперская эстетика». «Сельская нимфа». «Приходи ночью на сеновал».

Социальные сети открыли нам много дивных и новых миров. Этот тоже. И это модно — выискивать такие вот фотографии, составлять подборки, придумывать остроумные подписи. Есть целые комъюнити, в которых специальные охотники (люди, надо полагать, дефицита свободного времени не ощущающие) между собой соревнуются — кто больше выловит человеков. Дебелые девы в дешевых чулках, непременно — на фоне ковров и в нелепых позах, застолья — схватка бедности с безвкусицей, ужасные кафе, ужасные интерьеры, в них — банкеты (ужасные) и танцы (ужасные тоже). Несчастные люди, открывшие для себя фотошоп, но не сумевшие постичь его таинства, и результатом — мускулистый торс, кое-как пришпиленный к голове мужичка, доброго, испитого, с хорошей улыбкой. Безжалостно лысеющего. Или Эйфелева башня, без умения втиснутая в фон. Или водопады какие-нибудь с облаками, которым, по некоторым сведениям, поэт Гумилев читал свои бессмертные стихи. Бабочки, крылышки, птички, цветочки.

Нет, это на самом деле смешно. Но ведь есть помимо смеха что-то еще. Что-то прячется за смехом умеренно приятное. Порыв возвести еще одну стену. Провести грань. Смешно потому, что мы не такие. Мы не фотографируемся на фоне ковра. И если уж разрисовываем фотографию цветочками — то только ради изощренной постмодернистской шутки. Для изображений еды есть «Инстаграм». И не просто еды, а, например, паэльи. Да-да, той самой, лучшей в городе, такой полуподвальный ресторанчик, и повара — настоящие испанцы, ну, вы знаете, конечно, вы знаете. А рядом с Эйфелевой башней — настоящей Эйфелевой башней — фотографироваться вовсе как-то пошло. Вот какой-нибудь маленький городок в Тоскане, церквушка тринадцатого века, которую не всякий искусствовед опознает — это другое дело. В этом чувствуется стиль.

Мы лучше. Вот основной смысл всей этой охоты за головами, способной веселить по-настоящему.

Но можно сделать над собой усилие и попытаться понять, о чем говорят нам все эти моментальные изображения чужой действительности. Вне зависимости даже от того, хотят ли их авторы и, одновременно, герои сказать нам именно это. Ну, помимо того, что на поверхности. Помимо того, что их авторы, видимо, не ходят на правильные выставки, не читают правильных книг, если вообще какие-нибудь читают, и модным английским сериалам предпочитают киношедевр «Мент в законе — 16».

Легко кичиться хорошим вкусом в мире, где образование и качественный досуг — просто производные от денег. Гордиться тем, что не свалился в дикость. А вот их — спихивают в дикость. Целенаправленно. Не первое уже десятилетие. Их спихивают, а они не хотят. Именно об этом и кричат нелепые фотографии. Герои-авторы — открыты миру. Может, даже слишком. Нормальному миру. Где дружба, любовь, веселье. И да — бабочки с цветочками. И настоящая Эйфелева башня.

Где свобода. Они прямо заявляют, что свобода — ценность. Слава цифровым фотоаппаратам и прочим дешевым гаджетам, теперь не обязательно быть мастером слова, чтобы это сказать. Многое можно сказать без слов.

Их беда не в том, что нормальный мир они представляют, сообразуясь с очень плохими копиями. Тут можно вспомнить про Платонову, например, пещеру. Их беда в том, что никто не рвется их познакомить с копиями хорошими. Тем более — с подлинниками.

Все это значит, что с ними можно говорить. Можно пытаться объяснить им, что не так в стране. Почему они сваливаются в дикость, в которой им так явно неуютно. Можно, но скучно, тяжело, неинтересно. Для этого ведь надо сначала сказать себе одну крайне неприятную вещь: «они» — не они. Они — это мы. Просто другие мы. Которым немного не повезло.

И неважно, что там сейчас говорит Путин из всех телевизоров страны, глядя поверх голов допущенной в залу челяди. Про успехи, достижения, проценты и баррели. На самом деле он не в первый и не в десятый раз говорит им — мы с вами вместе, и плохо будет всем, кто против нас с вами. Вы — говорит он — достойные граждане великой страны.

Путин, который и толкает их в дикость. Путин, чьи друзья выжимают из них соки, чьи чиновники их обирают, чьи полицейские пытают их в РОВД. Без особого шума по поводу — не за политику же. Это все так, и это все неважно, потому что правильные слова тяжелы. Правильные слова имеют вес.

И поэтому здесь долго еще будет какой-нибудь Путин.

Дописав, испытываю сильное желание сфотографироваться на фоне ковра, но в квартире, как на грех, ни одного ковра не обнаруживается.