Авторитарное проклятье-2

«Свободная пресса» продолжает серию публикаций о драматических и кровавых событиях 1993 года. Сегодня своими размышлениями о причинах политического кризиса делится бывший член Верховного Совета РФ (1990—1993 г. г.) Илья Константинов.

Первая часть его воспоминаний, напомним, была опубликована 24 сентября.

О готовящемся перевороте разговоры ходили давно, да, собственно, президент неоднократно прямо заявлял о намерении «разогнать съезд к чертовой матери», но о том, что это точно произойдет в конце лета — начале осени я узнал в мае 1993 года от политолога Андроника Миграняна, уговаривавшего меня «смириться с неизбежным».

Чуть позже похожий разговор состоялся и с Борисом Немцовым, считавшимся тогда любимцем Ельцина и занимавшим должность нижегородского губернатора. Борис прямо сказал, что депутатов «раздавят танками» и советовал перейти на сторону будущих победителей. В качестве компенсации «морального ущерба» предлагалось какое-нибудь губернаторство. Я, разумеется, отказался, но разговор этот на ус намотал, а заодно запомнил, что сторонники президента больше всего опасаются массовых народных выступлений.

Все знали о предстоящем перевороте, а он все равно случился неожиданно.

Днем 21 сентября кто-то из коллег сообщил мне о предстоящем в ближайшие часы подписании указа, и я сразу поехал в Верховный Совет. Там все были уже в курсе, хотя и не знали подробностей.

Помню совещание у Хасбулатова, на котором присутствовали члены Президиума ВС и лидеры фракций, где встревоженный Руслан Имранович говорил о перевороте, как о свершившемся факте, а Сергей Степашин (в то время — Председатель комитета по безопасности) давал «слово офицера», что «ничего подобного не случится, расходитесь по домам». Понятно, что слово офицера в наш продажный век недорого стоит, но тогда еще для многих оно звучало в первозданном смысле. Однако по домам не разошлись.

Срочно собрался политсовет Фронта национального спасения, исполком которого я тогда возглавлял. Оперативно был сформирован штаб ФНС, начали оповещать активистов. Должен сказать, что лично я в этот штаб не вошел: среди членов политсовета преобладало мнение, что «штаб» по определению — структура полувоенная, и должен состоять в основном из офицеров. Я не возражал, тем более, что вокруг моей скромной персоны в руководстве ФНС разгорелись нешуточные баталии (выходец из демократической среды), и мне не хотелось в такой драматический момент становиться поводом для раздоров.

Забегая вперед, скажу, что ФНС был не только страшным сном Ельцина и Ко, но и лакомым куском для некоторых наполеончиков от оппозиции. Уже в 1994 году я узнал, что отдельные «товарищи» пытаются пользоваться этим «брэндом». Фамилий называть не буду, не хочу лишних склок. Ничего, конечно, из этого не получилось, и не могло получиться: ФНС был точно так же расстрелян, как и Белый Дом. Но вернемся в 1993.

А тут и выступление Ельцина по телевизору подоспело, вполне себе как официальное объявление войны.

В тот же вечер к Белому Дому стали подходить люди. Сухая констатация фактов: пришли люди самых разных политических взглядов, от коммунистов до монархистов, немало было и тех, кто в августе 1991 уже строил баррикады вокруг Верховного Совета. Люди пришли, в большинстве своем, именно защищать Конституцию, а не преследовать какие-либо узкопартийные цели, все догадывались, что бороться предстоит голыми руками. Это не высокопарные слова. Многие из тех, кто пришел в первый же день, оставались на месте до самого конца, до своей гибели. Впрочем, о смерти тогда никто не помышлял.

Для того, чтобы оценить настроение этих людей, нужно понимать, что революционная эйфория начала 90-х еще не выветрилась из общества, москвичи помнили гвоздики на броне танков, и в глубине души не верили, что в самом центре столицы кто-то может устроить настоящую бойню.

Надо сказать, что о социальном составе и идеологическом облике защитников ВС до сих пор ходит немало легенд. Как-то мне случилось просмотреть интервью небезызвестного Коржакова, любимого телохранителя Ельцина, принимавшего самое непосредственное участие в расстреле парламента. Такое ощущение, будто окунулся в нечистоты. По сию пору когда-то всевластный (и много из той власти сохранивший, я уверен) человек считает, что тот, кто не холуй при вечно пьяном хозяине — тот бомж.

А я помню многих из этих людей: не только москвичей, образованных, бескорыстных, чистых. Было много молодежи, студентов. Помню разговоры о будущем, конечно замечательном, которые велись тогда у костров, помню песни, искренний смех.

Но нужно понимать, что это Москва. Здесь еще протесты оказались довольно массовыми, на митинги порой собиралось до 20−30 тысяч человек. А вот остальная Россия слабовато откликнулась на московские события.

Вдуматься только: в столице решались самые что ни на есть насущные вопросы: о том, как дальше жить, в какой стране, кому и как делить советское наследие, а большинство «наследников» осталось к этой дележке совершенно равнодушно.

Думаю, отчасти сказалась традиционно свойственная России отчужденность провинции от жизни столиц, этакая глубинная неприязнь колонизируемого к колонизатору (независимо от национальности последнего).

Но главное, конечно, сильнейшее разочарование, даже не в результатах (они были еще туманны), а в самом направлении преобразований.

Если сторонники либерального западничества тогда еще надеялись на реализацию своей утопии (к ним трезвость пришла значительно позднее, уже при Путине), то многочисленные адепты социалистического уравнительства (помните, «больше социализма»?) чувствовали себя глубоко обманутыми. Причем, обманщиками они считали не только президента, но и депутатов, открывших дорогу рыночным реформам.

Не лучшим образом на имидже Верховного Совета сказалось и то обстоятельство, что его председателем был Руслан Хасбулатов. Самое поганое (а было бы даже смешно, если бы не трагедия за трагедией) — это то, что тогдашняя «прогрессивная либеральная общественность» позволяла себе далеко идущие намеки удивительной нетолерантности. Ах, чеченец, а вот-вот его собратья всех перережут. Правда, очень скоро, уже через несколько дней с победой Ельцина поздравит чеченский президент Дудаев, а еще через год начнутся военные действия в Чечне, и тогда чеченцы станут для этой общественности святыми. И никакого когнитивного диссонанса!

Должен признаться, что я также не был в восторге от председателя ВС, хотя отдавал должное его интеллекту и волевым качествам. Руслан Имранович действительно вовсю манипулировал депутатами, используя не только возможности спикера («Отключите правый микрофон»), но и административный ресурс, имевшийся в распоряжении председателя.

У меня несколько раз случались конфликты с Русланом Хасбулатовым, как до описываемых событий, так и во время обороны Белого дома. Первый раз мы с ним схлестнулись в декабре 1991 года, во время обсуждения Беловежского соглашения.

Хасбулатов грубо проталкивал немедленную ратификацию этого документа, пытался это сделать, даже не открывая прений. В итоге, вся дискуссия по этому вопросу общегосударственной важности заняла что-то около часа.

Меня он прервал на полуслове в тот момент, когда я начал говорить о том, что ВС не имеет конституционного права решать подобные вопросы (это была чистая правда — такими полномочиями располагал только Съезд). Прозвучала его любимая фраза «Отключите левый микрофон». Я возмутился, Хасбулатов сказал, что не слышит меня. Тогда, используя всю силу легких, я прокричал на весь зал слова, оказавшиеся пророческими: «Есть люди, которые начинают слышать только тогда, когда им отрезают уши». К чести Руслана Хасбулатова, этот инцидент не сильно повлиял на наши дальнейшие отношения.

Не секрет, что среди депутатов периодически возникали разговоры о желательности смены Председателя, обсуждалась такая возможность и после подписания Указа № 1400, но в той чрезвычайной ситуации это было уже совершенно неуместно.

Наконец, самое главное. То, что человек остался в Белом Доме ночью с 3 на 4 октября — показатель немалого мужества. Тут можно больше ничего не говорить, если мы еще сохранили возможность понимать слова в изначальном смысле. Мужество.

Часто ли мы можем применить это слово сейчас к человеку из властных структур? Не к обычным людям, терпящим сейчас разные бедствия, не к тем ребятам, которые своими телами сдерживали натиск амурских волн, а к человеку из верхнего эшелона власти?

Я не часто вижусь с белодомовцами. А Хасбулатова и Руцкого за эти 20 лет встречал несколько раз. Можно сотни раз говорить о каких-то ошибках, что тоже достаточно глупо: подите-ка попробуйте противостоять обезумевшему властителю и своре его еще не наевшихся вдоволь олигархов, тогда и поговорим об ошибках. А вот о мужестве я говорил и говорить буду.

Вице-президент Александр Руцкой (назначенный в ночь с 22 на 23 исполняющим обязанности президента) пользовался куда большей популярностью в народе, чем Хасбулатов. Это и не удивительно: бравый военный летчик, герой Советского Союза, пламенный оратор и обаятельный человек — он имел, казалось, все данные, чтобы стать общенациональным лидером.

Но это именно «казалось»: Александру Владимировичу не хватало широты политического кругозора, да и опыта аппаратных интриг, без которых в политике никуда, ему явно не доставало.

В итоге, он так и не сумел выйти из тени своего патрона — Бориса Ельцина, так и остался в восприятии общества взбунтовавшимся «вице», но никак не президентом.

Вот поэтому и получилось, что исполнительная власть имела единоличного лидера (что чрезвычайно важно в экстраординарной ситуации), а оппозиция так и не смогла сплотиться вокруг одной харизматической фигуры.

Парламент — на то и парламент, чтобы все были разными, чтобы все были спорящими. Это сейчас наш так называемый «парламент» — не место для дискуссий. Монолит. Но если до этого якобы монолита долетит хоть один маленький отзвук недовольства сверху — он не просто рассыплется, он атомизируется. И побегут они все предавать друг друга, пламенно и взахлеб. За исключением, естественно, нескольких достойных людей.

Первый парламент России — самый свободный, самый ответственный, самый независимый от рыка исполнительной власти. И еще раз скажу о мужестве. Напомню, что это одни и те же люди два раза за три года напрямую сталкивались с танками. Одни и те же. Только во второй раз танки стреляли. Среди бела дня, в центре одной из мировых столиц и по живым людям. В принципе, после такого никакое гражданское общество — не жилец.

Оставались люди, которые еще это понимали. Меня совсем не удивляет, что среди них оказались старые диссиденты, отсидевшие в советских тюрьмах, такие как писатели Вл.Максимов, Андрей Синявский, Петр Егидес, написавшие в октябре де 1993 года пророческий текст:

…И наконец — не забудем, что трагедия началась с президентского указа, и спросим хотя бы себя: неужели глава государства настолько близорук, что не мог рассчитать последствий, когда нарушал закон, по которому стал президентом? И каков в этих событиях процент президентской близорукости, а каков — расчета? Но не называется ли такой расчет провокацией?

И еще: откуда появилось это странное убеждение, что демократия — это Ельцин и ничего, кроме Ельцина? Живут себе народы разных стран, Франция, скажем, или Германия, без всякого Ельцина, но вполне при демократии… И опять же — без президентов демократии бывают, а вот без парламента, без независимого суда, без свободы слова и неприкосновенности личности — нет…

Как видим, общество или было равнодушным, или раскололось. И это был реальный случай локальной гражданской войны. Самым ярким примером здесь служит то, что брат моего товарища, находящегося все эти дни в Белом Доме, был в те же дни ровнехонько на другой стороне.

(продолжение следует)

Фото: ИТАР-ТАСС/ Александр Шогин