Документалочка

Ходил в Хорватии в кино — в рамках посвященного России фестиваля, на который я и ездил, показывали английский фильм «Pussy Riot. Панк-молитва», который несколько недель назад попал в список потенциальных номинантов на «Оскар», а год назад, еще не будучи смонтированным, участвовал в главном в мире фестивале документального кино «Санденс» и получил там спецприз. Я тогда о нем писал, и сейчас мне интересно было посмотреть, как это все-таки выглядит.

Выглядит это, если коротко, вообще никак; двое режиссеров, которых, судя по их биографиям, стоит назвать крепкими ремесленниками, взяли всю доступную хронику по теме и добросовестно сделали из нее, как это называется, документалочку, то есть не произведение, а продукт. Я, когда смотрю кино, о котором собираюсь писать или предполагаю, что могу, может быть, написать, всегда конспектирую какие-то моменты, которые кажутся мне заслуживающими упоминания в будущем тексте. Обычно за фильм таких моментов набирается десятка три, здесь было два — не десятка, а момента. Во-первых, когда в промежутках между кадрами с Толоконниковой, Алехиной и Самуцевич в суде показывали открыточные виды Москвы, Кремль и Храм Христа Спасителя, я обратил внимание, что Москва на самом деле — очень красивый город, которым, в принципе, можно любоваться. Во-вторых, когда (если я правильно понимаю, режиссеры очень долго и болезненно, со скандалами, добивались прав именно на эти кадры) на экране участницы группы репетировали свой панк-молебен, напоминая друг другу, что надо размахивать не только руками, как в боксе, но и ногами, за них было очень неловко. Вряд ли это было кем-то предусмотрено, но главное, что можно вынести именно из этого видео — что настоящий панк-молебен случился все-таки уже сильно позже выступления в Храме Христа Спасителя, и его если не авторами, то очень важными соавторами стали не Толоконникова с Алехиной, а все-таки российская репрессивная система, способная и из ничего сделать событие, может быть, десятилетия.

Да, еще я обращал внимание на знакомые лица в эпизодах — видел фотографа Митю Алешковского в храме, еще не подсудимую Марию Баронову на патриаршем митинге у метро «Кропоткинская», и себя в зале Хамовнического суда. Больше ни за что мой взгляд не зацепился. Но я хотя бы русский, я следил за этой историей, писал о ней, брал интервью у Мадонны и сидел в зале суда. А в зале кинотеатра сидели одни только хорваты, и реакция хорватов была совсем не такой, как у меня.

Хорваты смеялись всем залом четыре раза за фильм. Во-первых, их рассмешила сцена репетиции, когда девушки в масках падали на колени и осеняли себя крестным знамением. Во-вторых, их рассмешило слово «зассал» в исполненной на Лобном месте песне про Путина. В-третьих, когда какая-то православная активистка с экрана говорила, что петь в храме — это как если бы к вам домой кто-нибудь пришел и нагадил, и вот на слове «нагадил» зал тоже смеялся. И еще, чего я совсем не понял, зал смеялся, когда на вопрос судьи Сыровой, понятна ли ей суть обвинения, Мария Алехина ответила, что нет, непонятно. Это четыре раза, когда зал хором смеялся. Других эпизодов, которые вызвали бы у аудитории какие-нибудь эмоции, в фильме не было.

Примерно в те же дни я читал очерки критика Стасова о русских скульпторах, и там Стасов обрушивается на скульптора князя Трубецкого, который «не имеет для русской школы никакого особенного интереса»: «По его собственному признанию, он лепил, еще в Италии, на конкурс, статую Данта, никогда не читавши ни единой строки этого великого автора, статуи и бюсты Льва Толстого, никогда не читавши ни единой строки Льва Толстого». Документалочка по методу князя Трубецкого, в общем, не стоила бы и слов о ней, но ведь «Санденс», но ведь «Оскар», и понятно, что это единственный фильм о Pussy Riot, который увидит весь мир (а мир такие фильмы видит всегда; я однажды сам снялся в датском документальном кино, ну снялся и снялся, но потом вдруг пошли письма из разных стран — привет, мол, видел вас в датском фильме, уважаю; однажды в Нью-Йорке в метро меня узнал незнакомый американец, который смотрел тот фильм по телевизору, а добил меня эстонский певец Тынис Мяги, который тоже по телевизору этот фильм посмотрел и счел нужным мне об этом сообщить; документальное кино везде смотрят, очень популярное искусство), это будет каноническое, хрестоматийное кино, а если еще и «Оскара» получит, то будет классика. То есть вот у этой лоховской халтуры есть шанс получить официальный сертификат, согласно которому эта халтура станет классикой. «Лепил статую Данта, никогда не читавши ни единой строки этого великого автора», — на статуе же этого не написано.

Понятно, что это была игра, в которой выигрывает не тот, кто снимает хорошее кино, а тот, кому приходит в голову первым позвонить адвокату Фейгину, первым, не сняв еще фильма, отправить заявку в Санденс, первым заявить, что вот, мы снимаем такое кино. Игра «нарисуй лошадь» — выигрывает не тот, чья лошадь будет самая красивая, а тот, кто нарисует первым. Режиссеры Лернер и Поздоровкин нарисовали свою лошадь первыми, и им даже не придет в голову рефлексировать по поводу того, что у них получилась стыдная халтура. Выйдут получать «Оскара» и скажут: «Спасибо маме и Господу Богу».