Страх и безучастность

От Волгограда до нас 472 километра.

От Волгодонска 240.

Близко. Совсем под боком.

Страшно.

То есть, на самом деле — нужно бы, чтобы было страшно. Да. Так было бы правильно. Главное, хочется как-то так отреагировать… ну, как-нибудь правильно. Уметь на это правильно реагировать. Какие-нибудь правильные мысли подумать, слова уметь сказать нужные. Хоть кому-нибудь. Остались же такие слова, нет? Или те, кому нужны слова — про это? Сделать что-нибудь молча. Помочь жертвам. Это важно. Можно денег перевести — несколько щелчков мышкой, и вот, кажется…

Но — не страшно.

Чёрт возьми, совсем не страшно.

Так нельзя.

От Волгодонска до нас 240 километра.

От Волгограда целых 472.

Когда в 1999 году взрывали дома — там же, в Волгодонске — вот тогда было, кажется, страшно. Или нет? Не помню. Нет, кажется, было — точно, было: в первые ночи после теракта жители устраивали ночные дежурства возле домов. Я тоже выходил. Однажды. Меня, помнится, не сменил никто. Помнится, пьяная тётка из дома напротив, проходя через двор, принялась зазывать меня на чай. И ушла, крепко обидевшись за то, что отказался.

— Кто это делает? — спросил сын после второго теракта в Волгограде.

Ему 14, о терроризме он слышал много раз. По телевизору, в школе им что-то наверняка говорили. Я много чего говорил — про исламский экстремизм и банд-подполье, про ельцинский хаос и чеченские войны, даже про геополитические интересы, существующие поперёк добра и зла.

И вот всё-таки:

— Кто это делает?

Спрашивает всерьёз, со взрослой угрюмостью — но по тому, как стоит вполоборота, ясно, что на ответ у меня от силы минута: что-то уже ждёт его другое, следующее. Ему 14 — в этом возрасте нужны короткие ответы. Как слоган на майке.

А короткого ответа нет.

Снова от «а» до «я»: про экстремизм, про подполье, про ужас как метод давления.

Длинно, теряю очки. Но, может, так он быстрей перерастёт этот смутный суетливый период тяготения к коротким ответам. Которые всё равно ничего не объяснят.

Ни одного теракта в Ростове (тьфу-тьфу-тьфу). За все эти годы.

Кому сказать «спасибо»?

То ли здесь у нас место для отлёжки боевиков, то ли ростовские фээсбэшники — молодцы. Не знаю. Вот если бы созывались пресс-конференции, если бы демонстрировали общественности отловленных бородатых зверей в клетках. А вдруг — просто не дошла до нас очередь? Понятно же, что город-миллионник крайне привлекательная для террористов цель. Или нет? Или у них там другая логика? Не знаю.

Перед вокзальной парковкой досмотр. Стоят служивые люди, устало заглядывают в машину, рассматривают водителя, пассажиров. Кого так пропустят, к кому в багажник заглянут. Вытянулась очередь. Опаздываю к поезду, оставляю машину перед въездом, иду пешком.

Красно-белая лента натянута по периметру площади. Колышется на ветру. Функция её непонятна: вход в вокзал как был один, так и остался. Иди к нему хоть через площадь, хоть по очерченному коридорчику. Смотрится как декораторский абстракционизм. Как линии вместо стен в фильме «Догвилль».

На входе двое полицейских.

— Ваши документы.

— Нету. С чего вдруг?

— А как вы собирались в вокзал пройти?

— А что? У нас что, чрезвычайное положение?

Раздражаюсь — и совершенно зря. С места в аллюр. Глупо.

— Представьте себе!

— Так оповещать нужно!

— Так оповещали!

Нагнетает, гад, ухмыляется.

— Вы что же, телевизор не смотрите?

— Представьте себе, не смотрю! Кого я там не видел?

Второй полицейский отступает в сторону с таким выражением на лице, будто у него только что жутко разболелся зуб.

— Так. Всё. Проходи давай. Устроил тут…

— Сынок, чтобы в среду ни в коем случае никуда не ездил. В среду в Ростове олимпийский огонь… мало ли…

— Так нас со школы поведут.

— Куда поведут?

— Ну, смотреть, как огонь несут. Вместо уроков.

— Давай отпрошу тебя?

— Пап, да не надо. Ну, что теперь…

Ну, да, да… что теперь, не жить… пусть идёт, конечно. Лучше бы с ним пойти. Будет ворчать, стесняться.

Домой ко мне во второй раз за неделю приходит барышня с корочкой налоговой — интересуется, живут ли на этаже нерусские. Дом новый, не все жильцы ещё прописались. Я сам въехал 31 декабря.

Нерусские живут прямо за стенкой, в соседней квартире. Молодые квартиранты. Похоже, молодожёны. Уходя, он с улыбкой целует её на пороге. Симпатичная пара. А барышня с корочкой налоговой как-то не очень. Как-то не склонна она отвечать на встречные вопросы — кого ищем: должников, преступников. Оно, конечно, в такой ситуации любые разъяснения со стороны человека с корочкой — лишь формула приличия. А всё же стоит, думаю, приличия соблюдать. Дело не в словах. Но прийти и расспрашивать, нет ли на этаже нерусских… без всяких пояснений…

Соседи — симпатичная пара. А барышне из налоговой явно не по душе моё чрезмерное любопытство. Дескать, сами знаем, кого ищем.

— Не знаю, — говорю. — Никого не видел, недавно вселился.

А потом по городу расползается слух: в ростовской гостинице задержаны трое. «С поясами шахидов». Разносчики слуха ссылаются на людей из органов, поделившихся по большому секрету то с кем-то из домашних, то с приятелями, а уж те не удержались. Похоже на утку, конечно. Но может оказаться и правдой. Ну ясно же, что город-миллионник…

Нет-нет, не мои соседи. Соседи на месте. Она по-прежнему провожает его по утрам, стоя на пороге. Он с улыбкой целует её в щёку. Улыбчивый. Скорей всего, чеченец. Судя по акценту. Надо бы познакомиться, но они как-то не склонны.

А вдруг… мало ли… вот так живёшь себе, а потом…

Отупляющий морок.

Пространство, удалённое от эпицентра. Не здесь, не с нами. Мы вынесены за скобки. Счастливо помилованы террористическим командованием. Растерянные. Обделённые ужасом. Спохватывающиеся: «Боже! Так близко! Завтра могут и у нас…» Но вскорости снова сползающие в гладкую рутину. В нормальную жизнь, где террор лишь картинка в телевизоре, несколько абзацев новостей, слухи, бесполезная красно-белая лента, очертившая вокзальную площадь только потому, что — чрезвычайное положение, и нужно что-то такое очертить. Возня, усталость, сентиментальность, фильм «Касабланка».

Что-то важное собирался в конце… ах, да! Кажется, террор — это средство запугать одних, а других сделать безучастными.

Когда боятся все, они солидарны.

А так…

Долго, слишком долго. Сколько ещё продлится?

От Волгограда до нас 472 километра.

От Волгодонска 240.

Фото: ИТАР-ТАСС