Александр Чаленко — журналист, который после политического переворота на Украине оказался вынужден уехать из Киева в Россию, так как в определённых кругах (поддержавших свержение власти) имеет репутацию «украинофоба». В течение многих лет Чаленко интересовался историей Новороссии и Донецко-криворожской республики, предсказывая воссоединение этих земель с Россией. Татьяна Шабаева побеседовала с Александром о том, как будет развиваться ситуация на юго-востоке Украины, в чём смысл и значение процессов, происходящих в Новороссии.
Т.Ш: — Саша, как могло произойти, что небольшая группа людей подмяла под себя остальную Украину?
А.Ч: — Если бы ты, как я, ходила на майдан, ты бы поняла, что девяносто пять процентов людей там — это были такие себе офисные хомячки. Чем они занимались? Они каждый час молились и пели гимн Украины. Гимнопевцы. Принимали резолюции. Рассказывали друг другу сказки. Ели и спали. Когда самураи, начавшие кидать коктейли Молотова в «Беркут» впервые проявили себя на улице Грушевского, то люди с майдана воспринимали их как провокаторов. «Беркут» мог всех — и хомячков и самураев — разогнать в полчаса. Но они ждали команды, а команды им не давали…
Т.Ш: — То есть, эта ситуация оказалась возможна только благодаря слабости Януковича?
А.Ч: — Заметь, во время всего этого противостояния на Майдане мы вообще никакого движения антимайдановского на Востоке и Юге Украины не видели. Оно началось, когда Янукович пал. Я сам тогда находился там, на Юге, и я был поражён. Вдруг заволновались люди, которые привыкли сидеть на печи и ждать, пока кто-нибудь за них будет бороться за статус русского языка и так далее. Их даже нельзя за это осуждать, потому что они формировались в советскую эпоху, когда всякая гражданская активность пресекалась. Они в лучшем случае способны открытое письмо подписать, но когда формируются отряды самообороны, начинается вот это нытьё: «А почему именно вы решили вооруженный отряд создать, а кто вас на это уполномочил, а покажите-ка разрешение от вышестоящих товарищей…» Для русских людей очень важен вопрос легитимации власти, чтобы кто-то сверху тебя уполномочил на какую-то деятельность. Надо сказать себе честно: власть в Русском мире находится в руках бюрократии не потому, что бюрократия как-то страшно подавляет народ, а потому, что сам русский народ не хочет брать власть. Сам не хочет быть хозяином своей судьбы. Так вот сейчас мы с тобой наконец-то наблюдаем, как начинает появляться русская самоорганизация, происходит смена парадигмы. Какие будут признаки того, что это стало уже традицией? Тогда, когда русский человек прекратит чураться именно военной самоорганизации. Как это есть у евреев, когда они во враждебном арабском окружении сами организуются при малейшей агрессии. Правосеков поддерживало много молодых русскоязычных, потому что в них чувствовалась сила.
Т.Ш: — Считаешь, это объясняется притягательностью силы?
А.Ч: — Да. В чём отличие украинской интеллигентской культуры от русской? Они считают — и правильно считают! — что ради торжества украинской идеи можно идти на насилие. Этот победительный элемент существует в украинской культуре, и поэтому она привлекает молодёжь, даже русскоговорящую. А наша русская культура — старческая, женская, расслабленная, немощная. Российские толстовцы постоянно собирают круглые столы на тему, какой украинцы мирный народ, как они не хотят драки и так далее…
В украинстве есть два течения. Одна часть нуждается в украинской культурной идентичности, в украинском языке. Тут надо сразу сказать, что украинского языка не существует. Есть — действительно — малороссийское наречие, к которому были искусственно добавлены полонизмы, так чтобы вытеснить слова, похожие на русские. Например, на Полтавщине кладбище будет «кладовище», а галичане и поляке говорят «цвинтарь» — и в украинский язык вписали «цвинтарь», чтобы было не похоже на русское. Если раньше говорили «резына», что похоже на русское «резина» — то теперь стали говорить по-польски «гума»… Так вот, для этой группы важны украинский язык, вышиванки, Шевченко, бандура, Бандера… Для них Украина не менее, а, пожалуй, и более важна, чем Европа. Но есть и вторая группа: политическое украинство. Это люди, как правило, русскоговорящие, и Украина для них — просто антитеза России, где ГУЛАГ, сталинизм, пьянство и вечная мерзлота (а в Европе, соответственно, тепло, справедливость и чисто так, что можно есть с асфальта). Политических украинцев хватает и в России. Украинская культура политических украинцев, в общем-то, не интересует. Прожив двадцать три года в независимой Украине, они могут так и не выучить украинский язык. Украинство культурное нужно им только для того, чтобы защищать Украину от России.
И ещё. Почему побеждает Америка? Потому что они всегда работают на перспективу. Как реагировал бы русский чиновник, приди ты к нему с проектом? Он бы требовал назвать короткий срок, в течение которого ты дашь результат. А американец не требует коротких сроков. Он воспринимает Америку как миссионерское государство, которое несёт свет в царство мрака. Потихоньку, постепенно, воспитывая местную элиту, подкармливая из фондов… За эти двадцать три года на Украине за американские деньги сформировалось экспертное пространство — журналисты, писатели, филологи, культурологи, такая вот экспертная среда, которая везде, на всех круглых столах проводит проамериканскую линию, и с этим ничего нельзя сделать. И они ничего не боятся, потому что если такого человека выкинут с одного места работы, он всё равно получит грант, и хороший грант. И они все друг друга знают, и все друг другу помогают. У нас не так. Русский человек всегда вынужден действовать с оглядкой: уволят меня или не уволят. Приведу пример. Вот меня увольняли из принадлежащей Ринату Ахметову киевской газеты «Сегодня» за то, что я выступал за отсоединение Восточной Украины от Украины. В 2011 году владелец ресурса «Обозреватель» уволил меня за употребление слова «малоросс», которое он считал ругательным. И вот богатая, газовая, нефтеносная страна Россия никогда ничего не вкладывала в то, чтобы сформировать на Украине собственное экспертное сообщество, которое будет продвигать российские интересы. Я разговаривал с российскими бюрократами и в 2005 году. И вот сейчас. Думаешь, все эти события их как-то по-другому настроили? Нет. Такой же подход.
Поэтому сейчас русский народ должен смести русскую бюрократию. А Новороссия — это такой полигон для испытания Русского мира: как дальше должен действовать русский народ? Как он должен самоорганизоваться?
Т.Ш: — Прокомментируй результаты референдума. Действительно была настолько высокая явка и такое большое число голосов за независимость Донецкой и Луганской народных республик?
А.Ч: — Да, это реальные цифры. Я скажу честно: я не верил в этот референдум. Я думал, что на него вообще никто не придёт, что в Москве придут несколько десятков человек. Фантазировал, как спрошу у какой-нибудь симпатичной молодой пары, что для них значит Донецко-криворожская республика и на этом дело завершится… Когда я прибыл на улицу Киевскую — всё это происходило в автомастерской! — когда увидел километровую плотную очередь из людей, которые там стояли часами, чтобы проголосовать, улыбались, шутили… пришло пятьдесят шесть тысяч человек! Против — проголосовало тринадцать. Я разговаривал с теми, кто был в комиссии, они клялись, что никаких фальсификаций…
Т.Ш: — Но это московские жители Луганска и Донецка, понятно, что они за тесную связь с Россией…
А.Ч: — Я поговорил с отцом. Он у меня живёт в Донецке. Так вот он говорит: послушай, я такого никогда в жизни не видел! В моей школе, где я учился, был один из избирательных участков — очередь была такой величины, что выходила из огромного школьного двора! А ведь изначально были сомнения в легитимности, были найдены бюллетени, отпечатанные на ксероксе… но чего никто не мог отрицать — что была повальная, массовая явка. И это, в основном, люди, которые за независимость, потому что люди, которые не признают этот референдум легитимным — они чаще всего просто оставались дома.
Т.Ш: — Это явная, но пассивная поддержка. Может ли она стать активной? Можно поверить, что если Путин завтра введёт войска, то он будет тем самым легитимным властителем, к которому потянутся люди… Но что, если этого не произойдёт?
А.Ч: — Есть такое понятие: творчество из ничего. Вот то, что сейчас происходит в Донецке, я лично воспринимаю как чудо. Потому что сам писал про упадок Донецка, про город, в котором не хочется жить, откуда хочется уехать… В Донбассе, писал я, ощущается уныние, мрак. И вдруг в этом месте, которое я сам покинул в восемнадцать лет, возникает движуха — и я чувствую, что она искренняя! Сквозь советскую идентификацию пробивается русская, поднимаются российские флаги, люди сознают себя русскими… И я воспринимаю это как чудо. Ты спрашиваешь, может ли это иметь развитие. Да, я теперь верю, что может. Но это не произойдёт быстро. В марте месяце опросы показывали, что лишь пятнадцать процентов населения Донбасса хотят войти в состав России… И наверное, это правда: люди привыкли к определённому размеренному течению жизни. Но под действиями хунты этот расклад стремительно меняется. Сейчас непротивление уступает место сознанию, что украинство — это враг. Это нечто антирусское. Это то, что хочет тебя убить. И поэтому ты должен с ним сражаться.
Т.Ш: — Это и есть политическая идея Новороссии?
А.Ч: — Я считаю, что не нужна политическая идея отдельно Новороссии. Потому что сразу после Новороссии должен быть поставлен вопрос о Малороссии. Киев — это тоже русская земля, русский город. Архитектурно он возник где-то, преимущественно, в тридцатые годы XIX века. Я даже не знаю, что такое «украинская традиция в Киеве», это что-то непонятное. Малороссия и Новороссия — русские земли. Мы как ФРГ и ГДР. Когда-нибудь мы всё равно соединимся. Думаю, это произойдёт на нашем веку. Но Россия — не Соединённые Штаты, не такая независимая и мощная страна, ей приходится считаться с международным сообществом. Путин прав, когда действует осторожно. Может быть, Новороссия какое-то время побудет как бы независимым государством… Но она всё равно когда-нибудь станет частью Российской империи. И там, и там живут русские люди. Значение Новороссии как раз в том, что это модель их воссоединения. Пространство, где русский человек учится управлять своими землями. Где он не ноет, а заряжен на деятельность. Где вновь рождается русская идея, без которой такое большое государство, как русское, не может существовать. Мы должны понять замысел Божий о русском народе. Для этого и существует Новороссия.
Т.Ш: — А прирастать она будет за счёт собственных усилий или за счёт слабости Киева?
А.Ч: — Я думаю, что стремление хунты давить на людей порождает их сопротивление. Моя подруга, журналистка Алёна Кочкина, только что вернулась из Днепропетровской области. Она мне говорит: ты не представляешь, как люди там ненавидят этих фашистов, правосеков. Достаточно, чтобы туда вошли «вежливые люди» — и они поднимутся на восстание. К сожалению, сами сообщества Запорожья и Днепропетровска пока не могут этих «вежливых людей» из себя продуцировать. Но они появятся, я уверен. Мы сейчас присутствуем при моменте, когда начинается уже не история государства русского — а русского народа, его самостоятельной активности.
Фото: Коммерсантъ/Илья Питалев.
