Китайцы в Уссурийском крае: 100 лет спустя

Работа Арсеньева «Китайцы в Уссурийском крае», вышедшая в Хабаровске в 1914 году и лишь совсем недавно впервые переизданная полностью, до сих пор по-настоящему не прочитана. Как толком не прочитана (и даже не опубликована!) немалая часть наследия Владимира Клавдиевича, из которого широкий читатель знает, пожалуй, лишь «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» — наиболее беллетризованные вещи.

Первое полное академическое собрание Арсеньева выпускается издательством «Рубеж» (Владивосток). Из шести томов пока вышло три — и уже с третьего начинается Арсеньев почти неизвестный. Один из главных текстов этого тома — «Китайцы в Уссурийском крае».

За минувшие 100 лет между нами было всякое — конфликт на КВЖД, освобождение Китая от японцев советской армией, «дружба навек», Даманский, снова дружба… Но текст Арсеньева и сейчас неожиданно актуален и свеж, то и дело перекликаясь с днём сегодняшним.

«Китайцы…» — отнюдь не только о китайцах. Арсеньев даёт развёрнутый историко-географический очерк территории, делящейся на Уссурийский, Южно-Уссурийский и Зауссурийский края (грубо говоря, всё это вместе и есть нынешнее Приморье). «Мы совершенно не имеем полной истории. До нас дошли только одни сколки, случайные факты», — констатирует Арсеньев, пытаясь реконструировать прошлое.

Вот в Приморье возникает Бохайское царство, затем под именем династии Ляо воцаряется племя киданей, ещё позже возникает Золотая империя чжурчжэней… А дальше — провал вплоть до прихода русских: «История с XII столетия до XIX века… остаётся тёмною». Настаёт запустение, причины которого волнуют Арсеньева не из праздного интереса. Россия пришла сюда всего полвека назад — надо было понять, что её здесь ждёт. В каком-то смысле предвосхищая Льва Гумилёва, очарованный странник-офицер расшифровывал сигналы тревоги, слабо мерцавшие из прошлого.

Это ещё не «худлит», но уже не сухой отчёт; сплав документальной точности и лиричности, замешенных на личном опыте, — та характерная черта арсеньевского стиля, который выкристаллизуется несколько лет спустя. «Даже самый привычный бродяга, погружаясь в дебри Сихотэ-Алиня, невольно каждый раз испытывает страх перед этою лесною громадой…», — так, лавируя между жанрами, автор нащупывал свою манеру.

***

У китайцев есть причины не любить Арсеньева. Если к «инородцам» (так называли тех, кого сейчас относят к «коренным малочисленным народам»; были ещё «тазы» — окитаенные инородцы, утратившие свои прежние привычки и облик) Арсеньев относился очень хорошо, не раз выступая их защитником, то к китайцам — куда хуже. И потому, что они фактически поработили уссурийских инородцев, и по причине хищнического отношения китайцев к природе, и по геополитическим соображениям. Известный нам прежде всего как учёный и писатель, Арсеньев не только исследовал край, но и боролся с хунхузами — китайскими таёжными бандитами (хотя порой в союзниках Арсеньева по этой борьбе бывали и китайцы — например, Чжан Бао).

Арсеньев точен и честен. Он отмечает такие черты китайцев, как солидарность, гостеприимство, забота о путнике, трудолюбие — «у них никогда не бывает недорода», «они не смотрят на земледелие как на бремя, они действительно любят свои поля и огороды!». Сравнение с русскими переселенцами часто оказывается не в пользу последних. Китайцы не ссорятся, а если поссорятся — то быстро мирятся: «В этом отношении русские переселенцы представляют полную противоположность китайцам. Где соберётся их три или четыре человека, там на другой уже день начинаются ссоры, и вслед за тем начинается умышленная потрава пашен друг у друга». Ханшин — самопальную водку — китайцы пьют часто, но «допьяна не напиваются… В урочное время все на своих местах… Полную им противоположность представляют русские переселенцы».

Есть любопытные наблюдения: делая перекур, китайцы отдыхают «сидя на корточках, причём ноги ставят не на носки, а на всю ступню» — о том же мы читали в мемуарах советских зэков. Азартные китайцы, проиграв имущество и свободу, играют «на мясо», отрезая кусок от собственного живота. «Китайцы по природе народ крайне жестокий, — отмечает Арсеньев. — Европейцев поражает равнодушие китайцев к смерти». Причём и к своей тоже.

«Китайская страна земледельческая… Все дикие места у них превращены в пажити и нивы. Зато в другом отношении страна их безжизненна и пустынна. Китайцы уничтожили всё живое. Остались одни только собаки и крысы. Даже в море — и там они ухитрились уничтожить всю морскую капусту, выловить всех трепангов и всех съедобных моллюсков. Богатую Маньчжурию с открытием её для китайской колонизации ожидает та же участь. То же самое следует сказать и про Уссурийский край», — предупреждал Арсеньев, и это крайне актуально теперь, когда в Китай гонят лес-«кругляк», пограничники ловят в тайге китайцев, собирающих лягушек, а на таможне задерживают партии медвежьих лап, тигриных клыков и т. д.

Говоря о фактическом порабощении китайцами приморских инородцев, Арсеньев приводит множество шокирующих свидетельств. Он пишет, что до 1906 года русская власть не распространялась дальше долины Уссури и залива Св. Ольги. На остальном огромном пространстве Приморья «сыны Поднебесной Империи царили полновластно, жили самостоятельно по своим законам, а инородцы находились у них в полнейшем рабском подчинении». Их закабаляли, подсаживали на спиртное и опий (не менее пагубно на инородческой демографии сказывалась занесённая русскими оспа, о чём Арсеньев тоже не молчит). Позже, когда Россия прочно обосновалась на Дальнем Востоке, китайцы избрали другую политику: «Они стали устраивать среди инородцев свои школы… Дети изучают китайские иероглифы… Учитель учит их этике, знакомит их с историей Китая, ни слова не говорит о России или говорит о ней то, что не надо…». В итоге инородец «на всё… будет смотреть китайскими глазами. То, что должны были сделать русские, сделали китайцы».

Это, по Арсеньеву, куда хуже эксплуатации.

Поэтому он предлагает разрушать «всякие политические и торговые китайские ассоциации» в Приморье: «рассчитывать на обрусение китайца не приходится», и «с какой стати хлопотать о китайцах, когда есть свои туземные инородцы, о которых надо позаботиться!». Арсеньев — за выселение китайских охотников как «хищников и браконьеров». Сложнее с теми, кто арендует землю, но Арсеньев уверен: у русских «китайцы должны быть только как рабочие, а не как арендаторы». Впрочем, и это не выход: «Русские рабочие конкурировать с китайцами никогда не могут, а между тем прийти на помощь русскому мужику надо». Арсеньев предлагает ввести квоту на китайскую рабсилу и постепенно её снижать; напоминает нынешние споры о гастарбайтерах.

***

«Китайцы…» — высказывание политическое. Оно неудивительно: Арсеньев — человек военный, отчётливо государственнических взглядов (в 30-е его, покойного, даже заклеймят в приморской печати как «великорусского шовиниста»). Уссурийский край для него — будущий театр военных действий (подразумевается противостояние с Японией) и «буфер, выдерживающий натиски жёлтой расы».

Вот один из основных посылов «Китайцев…»: «Вопреки весьма распространённому, но ни на чём не основанному мнению, что китайцы будто бы владели Уссурийским краем с незапамятных времён, совершенно ясно можно доказать противное: китайцы в Уссурийском крае появились весьма недавно». Тезис не утратил важности, потому что китайцы и теперь нередко доказывают себе и другим, что Приморье раньше якобы было китайским (и многие русские, кстати, им потворствуют).

Арсеньев выступает как ревизионист, доказывая, что Приамурье и тем более нынешнее Приморье долго были далеко за периферией китайского внимания. Только появление на Амуре русских заставило Китай посмотреть в эту сторону. В Приморье китайцы вообще пошли лишь в 1840-х, и то частным порядком: китайское правительство до 1870-х об этом не знало. «Амурский… край китайцы почти совсем не знали, и только появление в этой стране русских заставило их обратить на неё своё внимание. Уссурийский же край находился в стороне, и о нём китайцы знали ещё меньше…, пока не появились Невельской и Завойко со своими кораблями», — пишет Арсеньев.

Первые китайцы — искатели женьшеня, звероловы, затем и земледельцы — появились в Приморье буквально за пару десятилетий до русских: «Почти одновременно с эмиграцией китайцев в Уссурийский край началось и заселение его русскими». Но если с русскими в конце 1850-х сюда пришло само российское государство, то китайское государство сюда не приходило никогда. Более того, по Арсеньеву, Приморье было для китайцев этакой Запорожской Сечью, куда бежали преступники и любители вольницы. Кстати, обилие в Приморье зверя и рыбы — ещё одно подтверждение того, что китайским край не был: иначе бы всё давно повыловили и съели, как у себя.

С другой стороны, о российской принадлежности левобережного Амура, а затем и правобережной Уссури приходилось договариваться именно с Китаем. Арсеньев объясняет это скользкое место так: «Китайцы вообще плохо знали страну (Приморье — В. А.) и если и смотрели на неё как на принадлежащую к Китайской Империи, то так же, как они смотрели и на все окружающие их страны и народы…, которых они считали своими вассалами… Вот почему и Невельской так легко — без одного выстрела — захватил весь Уссурийский край от Амура до Владивостока». По Арсеньеву, лишь сами начавшиеся переговоры «дали китайцам мысль, что они имеют право на эту землю», причём «отсутствие твёрдой уверенности, что край принадлежит им, исключило какие бы то ни было осложнения». И вот по Пекинскому договору 2 ноября 1860 года (уже заложен Владивосток!) нынешнее Приморье окончательно стало российским. До этого территория де-факто была ничья. Кстати, к ней проявляли интерес англичане и французы, в ходе Крымской войны 1850-х побывавшие там, где чуть позже появится Владивосток, и давшие здешним островам и бухтам свои названия. Но мы в итоге оказались расторопнее европейцев.

Есть, правда, ещё китайские названия. Их после Даманского убрали с наших карт, но старожилы до сих пор зовут реку Раздольную — Суйфуном, Илистую — Лефу, а уж Шамору — знаменитый владивостокский пляж — бухтой Лазурной не зовёт никто. Арсеньев указывает: китайскими названиями пестрят только юг края и долина Уссури, а для остального Приморья характерны названия «туземные» — орочские, удэгейские, нанайские… Из этого следует: на севере Уссурийского края китайцев не было никогда, на юг же они пришли чуть раньше русских и попытались «застолбить» территорию, заменив инородческие топонимы своими. Скажем, место, где стоит Владивосток, китайцы называли Хайшеньвэй — «залив трепанга», но городов до русских здесь не было. Чуткий к словам, Арсеньев признаёт: «Нужно отдать китайцам справедливость, что названия свои они давали очень метко. Уже по самому названию можно приблизительно было сказать, чем замечательна та или иная местность». К тому же эти названия экзотически-красивы, и многие из них, заменённые в ходе большой топонимической чистки 1972 года русскими, часто дежурно-безликими, искренне жаль.

«Исторические факты с непостижимой ясностью свидетельствуют нам, что, когда китайцы пришли на Амур, там были уже русские», — резюмирует Арсеньев, предлагая новую точку отсчёта: «…Начало российского владычества в Приамурском крае надо считать не с 1859 года — года административного присоединения края, а с начала XVII столетия, то есть со времени фактического владычества русских на Амуре». Арсеньев выступает радикал-империалистом, этаким русским Киплингом. Вот в чём его важность для нас (помимо столь бесспорных достижений, как описание востока империи и создание великого образа Дерсу). Он доказал, что Россия имеет куда больше исторических прав на обладание Дальним Востоком, нежели Китай. Тем более странным выглядит явно недостаточное внимание потомков к этой части арсеньевского наследия.

***

За прошедший век многое изменилось, и сам Арсеньев сегодня написал бы совсем другую работу. Интереснее другое: сто лет назад Арсеньев открывал России Уссурийский край и китайцев — но и сейчас это открытие по-прежнему необходимо, ибо оно не завершено.

Китайцев в Уссурийском крае давно почти нет — зато в Приморье выросло целое постсоветское поколение, бывающее в Китае, но не в Москве.

В центральной России ходят слухи о «жёлтой опасности» — от китайского якобы засилья на Дальнем Востоке до прогнозов о том, что после возвращения Крыма России Китай симметрично присоединит Приморье. Местные эксперты эти слухи опровергают, констатируя исход китайских бизнесменов и туристов с Дальнего Востока РФ по ряду причин, прежде всего экономических. Охотно сюда едут только среднеазиатские гастарбайтеры.

Вместе с тем правительство РФ не далее как в 2000-х уступило Китаю спорные острова на Амуре у Хабаровска, что позволяет считать: «жёлтая опасность» всё-таки есть. Только не в Пекине, а в Москве…

100 лет назад Арсеньев написал: «Разрешение жёлтого вопроса в Приамурском крае много зависит от того, насколько вообще наша политика на Дальнем Востоке будет устойчивой. К сожалению, до сего времени она была очень неустойчива».

Эти его слова ничуть не устарели.

На снимке: военный инженер-топограф Владимир Клавдиевич Арсеньев и «лесной человек» Дерсу Узала (между 1902 по 1907 годами).