Последний эндшпиль

В марте ему исполнилось восемьдесят пять, а он все еще играл в шахматы. Бодрился, не хотел гнуться под тяжестью лет? Или мучительно пытался разобраться, почему он, отчаянный боец, смелый стратег и мудрый тактик, одержавший столько впечатляющих побед, так и не покорил главную цель — не стал чемпионом мира?

Шахматы были для Виктора Львовича радостью и проклятьем. Благодаря им он обрел известность. Из-за них потерял Родину. Игра давала ему импульс, пополняла тающий с возрастом запас сил. Из-за шахмат Корчной был вынужден сражаться с мощной политической системой. Кстати, тот длинный «матч» завершился вничью. Он уехал из СССР, но продолжал играть на высоком уровне.

В 1974 году Корчной встретился с Анатолием Карповым в финальном матче претендентов на шахматную корону. Победитель получал право оспаривать высокий титул в противостоянии с чемпионом мира, американцем Робертом Фишером.

Разница в возрасте двух советских гроссмейстеров была колоссальной. Корчному было сорок три, Карпову — на два десятка лет меньше. За плечами первого — огромный опыт, мастерство, стальной характер. У второго — яркий талант, уверенность, бездна сил.

В тяжелой, изнурительной борьбе победил Карпов. Но Корчной считал, что на него давили «сверху». Он не был убит горем, но — обиделся. Дал интервью югославскому агентству, в котором не слишком лестно отозвался о Карпове. Мол, по таланту его соперник не превосходил шахматистов, которых обыграл в отборочном цикле. А Карпов в то время был на вершине славы — чемпион мира, любимец Брежнева, член ЦК ВЛКСМ. Получалось, что Корчной бросил тень на всю страну…

Строптивец попал под мощнейший пресс государства. Сначала Тигран Петросян — его злейший враг! — упрекнул Корчного в статье «По поводу одного интервью Корчного», опубликованной в «Советском спорте». Затем с порицанием выступила Шахматная федерация СССР. Далее, как водилось в те годы, в газетах появились осуждающие письма граждан Советского Союза.

Виктор Львовича не то, что стали притеснять, а потеснили. Урезали гроссмейстерскую стипендию, два года не посылали на международные турниры. Да и в прессе о нем «забыли».

Корчной обиделся еще больше. Он стал «вторым Солженицыным» — шахматным. Первого Солженицына как раз в семьдесят четвертом депортировали из страны. А Корчной покинул СССР в 1976-м. Уехал в Голландию и не вернулся. Позже обосновался в Швейцарии.

Ему вслед понеслись проклятья, осуждения. Тридцать советских гроссмейстеров выступили с письмом, в котором клеймили позором его поступок: «Ничего, кроме чувства возмущения и презрения, не вызывает у нас подлый поступок шахматиста Корчного, предавшего Родину…» Между прочим, ту бумагу не подписали экс-чемпионы мира Михаил Ботвинник и Борис Спасский.

Кстати, Корчной потом не раз повторял, что не был диссидентом, не желал распада Советского Союза. «Можно считать так: борясь против СССР, я боролся за себя», — говорил он. Мол, на него «давили», и он не мог играть в полную силу. А когда уехал, много времени ушло на акклиматизацию, решение различных проблем — бытовых, моральных. Из Советского Союза долго не выпускали его сына…

И получилось, что Корчной не только стал жить вдали от родины, но и еще больше отдалился от своей главной цели — стать чемпионом мира. Но все же еще один реальный шанс ему представился.

В 1978 году в филлипинском городе Багио состоялся новый матч Карпов-Корчной. Первый защищал титул чемпиона мира, второй — снова штурмовал шахматную вершину. Карпов представлял СССР, Корчной был беглецом из этой страны. В советской прессе даже не называли его фамилию, характеризовали не иначе, как «предатель», «изгой»…

У Владимира Высоцкого есть стихотворение с такими словами:

«И вот сидят они: один — герой народа,

Что пьет кефир в критический момент,

Другой — злодей без имени и рода,

С презрительною кличкой «претендент»".

Говорили, да и сам Корчной утверждал, что ему мешает экстрасенс, в частности, звучала фамилия доктора медицинских наук Владимира Зухаря. К тому же Карпова готовили лучшие шахматные силы СССР — Лев Полугаевский, Михаил Таль, Ефим Геллер — между прочим, многие из них были хорошими приятелями Корчного. Разумеется, до его отъезда из страны.

Спустя несколько лет Таль пошутил: «Мы не могли даже представить, чтобы чемпионом мира стал не советский, а антисоветский шахматист! Не исключено, что шахматы тогда объявили бы лженаукой».

К тому же Карпов находился в отличной форме. Да и был Анатолий Евгеньевич, что называется, в самом соку — 27 лет. Корчному же без трех годков — пятьдесят. Но он неистово рвался в бой.

Однако и матч в Багио складывался в пользу Карпова. После двадцати семи встреч он вел со счетом 5:2, и до триумфа ему оставался всего один шаг. Но вдруг случилось почти невероятное — стойкий Корчной, выиграв три партии, сделал почти невозможное и сравнял счет!

Однако на последнее, решающее усилие Виктора Львовича не хватило. Карпов выиграл матч со счетом 6:5 и спас престиж Советского Союза. После победы в решающей партии он получил поздравительную телеграмму Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева.

Корчной сыграл с Карповым еще один матч — в 1981 году — в итальянском Мерано. Но там у него не было почти никаких шансов — в итоге чувствительное поражение — 2:6. Стало ясно, что «поезд» Корчного ушел еще тогда, в Багио. Тем не менее, он продолжал выступать на высоком уровне, и был желанным гостем на любом турнире.

Спасский называл Корчного героем социалистического труда, а когда тот перебрался на Запад, изменил формулировку — на героя капиталистического труда. Виктор Львович и впрямь очень много и долго работал. Его как-то спросили, в чем секрет творческого долголетия.

Оказалось, все просто. Когда он жил в Ленинграде, него была престижная «Волга». Но в 1973 году Корчной за рулем задумался о какой-то шахматной партии и задел ехавшую впереди милицейскую машину. Права у него, известного человека, не отобрали, но психологический шок был такой сильный, что он из водителя превратился в пешехода — навсегда. И постоянные прогулки, по словам Виктора Львовича, помогали ему поддерживать физические силы и умственные способности…

Корчной начал выступления на высоком уровне в пятидесятые годы прошлого столетия, а завершил карьеру практически одновременно с уходом из жизни. То есть, играл в шахматы более шести десятилетий! Кстати, год назад Корчной встретился с другим выдающимся стариком — гроссмейстером Вольфгангом Ульманом. Но не уступил своему более молодому сопернику — немцу было «всего» восемьдесят. Тот матч завершился со счетом 2:2.

Корчной, в отличие от упитанного и гладкого Ульмана, был худ, морщинист. Старость как-то съежила его. Он играл, сидя в инвалидном кресле. Но блеск в глазах Виктора Львовича не угас, он так же уверенно, а порой и бойко переставлял фигуры…

Корчной запомнился не только своей игрой — рискованной, бескомпромиссной, но и характером. Гроссмейстер отличался прямотой суждений, обостренным чувством справедливости. Качества замечательные, но в конечном итоге они не позволили добиться цели. Виктору Львовичу оставалось лишь сожалеть — в книгах, интервью — о непокоренной вершине.

С возрастом Корчной становился более спокойным, а его комментарии выглядели более взвешенными. Он меньше гневался на советскую систему, перестал обвинять во всех грехах своего давнего соперника Карпова. Корчной говорил, что крещен в католичестве, и держать столько лет камень за пазухой ему не пристало — это не религиозно.

Словом, Корчной с присущей ему солидностью и точностью, как в шахматной партии, все расставил по своим местам. И спокойно готовился к последнему эндшпилю. Возможно, и перед уходом Виктор Львович вспоминал какую-то свою давнюю партию…