Командировка на войну в один конец

Обстрел российского мобильного госпиталя в Сирии, гибель двух медсестер и тяжелое ранение врача от прямого попадания снаряда в приемное отделение многих в России и возмутило, и встревожило. Медиков, известно, принято беречь. Тем более, если это специалисты по детским заболеваниям и травмам. А наш персонал, дислоцированный в освобожденном незадолго до этого районе многострадального Алеппо, предполагал оказание помощи преимущественно как раз сирийским детям.

Ужасно и то, как отреагировали на случившееся в Международном Комитете Красного Креста — гуманитарной организации, призванной защищать и оказывать помощь всем пострадавшим в вооружённых конфликтах и внутренних беспорядках. Там сообщили, что «проводить гуманитарные операции в Алеппо в условиях непрекращающихся военных действий и отсутствия гарантий безопасности практически невозможно». Сообщение появилось на информационных лентах далеко не сразу, спустя более суток после ЧП с медиками из РФ, словно его требовалось с кем-то согласовывать. Даже не сообщение, а простая констатация фактов: гарантий для медицинского персонала и гуманитарных работников нет, так что, мол, нечего туда (в Алеппо) и лезть.

Похоже, так же думают и наши «западные партнеры», как принято в последние годы именовать власти ЕС и США. Представителей их медслужб в нынешней Сирии вряд ли увидишь. Это косвенно подтвердил корреспонденту «СП» и побывавший там минувшей весной подполковник медицинской службы Александр К. На правах анонимности (комментарии для прессы у военных можно давать только с разрешения высокого начальства) он рассказал о своей короткой командировке.

 — Как я оказался в Сирии? Мне предложили, я согласился. Хотелось помочь ни в чем не повинным людям. Загодя было сказано: лечить придется местных жителей. Пришлось непросто. В тех краях, судя по всему, вообще не принято обращаться за медицинской помощью, консультацией, разве что «пока не прижмет». Да и война, разруха, конечно, сказываются. Как я понял, мы в том небольшом городке на Западе страны стали первыми иностранными врачами за много лет.

«СП»: — Боевые действия там велись?

 — Нет. Тем более удивительно, что те же американцы, так ратующие за «порядок в Сирии», не позаботились начать наводить его с территории относительного спокойствия.

Российский медперсонал работает в Сирии давно. Изначально помощь оказывалась (и оказывается) ранеными солдатам армии Асада. Позже она потребовалась гражданскому населению. Только благодаря этому, как считают сами сирийцы, удалось избежать, в частности, масштабных эпидемий.

Результаты той командировки, в которой побывал подполковник К. — проведено 10 успешных операций тяжелораненым солдатам, а 200 местных жителей, в том числе, дети, получили помощь разной степени сложности.

С одной стороны, свидетельств эффективности российской медицинской поддержки сирийцев немало. С другой, вряд ли можно оправдать этим потери наших сотрудников. По заявлению официального представителя Минобороны РФ генерал-майора Игоря Конашенкова, скорей всего, на госпиталь боевиков кто-то навел, выдав им точные координаты его месторасположения, слишком прицельным был огонь. Но разве такая возможность не рассматривалась в воюющей который год стране? Почему россияне оказались беззащитны перед ракетным ударом «в точку»? И ведь не новички пострадали: и для погибших медсестер, и для раненного доктора Арсентьева это была уже вторая командировка на воюющий Восток. Стало быть, знали в принципе, как себя вести в ситуации возможного обстрела.

Корреспондент «СП» обратилась за комментариями к Борису Гайдару, генерал-лейтенанту медицинской службы, академику РАН, доктору медицинских наук. В течение семи лет (2000−2007 гг.) Борис Всеволодович возглавлял Военно-медицинскую академию им. Кирова в Петербурге. Сейчас служит в ВМА на кафедре нейрохирургии.

«СП»: — Прежде всего, хотелось бы узнать о состоянии вашего коллеги по Академии 53-летнего доктора Вадима Арсентьева, тяжело раненного в Алеппо при обстреле полевого госпиталя. Есть какие- то подробности, а то информация официальных лиц Минобороны РФ слишком скупа.

 — Как раз незадолго до вашего звонка я разговаривал об этом с московским коллегой. Состояние Вадима Геннадьевича улучшается. Операция, которую ему сделали, прошла успешно.

«СП»: — Почему его доставили на лечение в Московский военный клинический госпиталь, а не в клинику родной ВМА, где он служит, если не ошибаюсь, уже двадцать лет?

 — Это вопрос к Министерству обороны, гадать не берусь. О Вадиме могу сказать, что врач он «от Бога». Служит на кафедре детских болезней. Человек спокойный, дело свое знает и любит.

«СП»: — Прошла информация о том, что в Сирии он был уже не в первый раз…

 — Да, это его вторая командировка. Первая была в конце лета, длилась примерно до середины осени. Он руководил там группой педиатров. По итогам той поездки в ноябре к нам доставили для лечения шестерых сирийских детей из освобожденных районов с тяжелыми хроническими заболеваниями. Сами заболевания вызваны отсутствием долгое время нужного лечения.

«СП»: — Можно узнать, Борис Всеволодович, командировка на войну для вас и ваших коллег всегда обязательна? Вам самому, знаю, приходилось бывать в «горячих точках» — в Афганистане, на Чеченской войне. Как это происходит: начальник вызвал, приказал, военврач ответил «есть!»?

 — По-разному это происходит. Начинались, замечу к слову, такие командировки ещё в первые послевоенные годы. В конце 1940-х годов в Чили случилось страшное землетрясение, и советские военные медики отправились спасать людей в далекой Латинской Америке — по собственному почину, одобренному руководством нашей страны. А когда и приказать можно. Мы же люди военные, носим погоны. Правда, я таких случаев не помню. Как и отказов на предложение ехать в «горячую точку». Чаще всего это личное решение конкретного человека. Так было и в моем случае в свое время. Так и сейчас. Если вас интересует, почему Арсентьев, едва вернувшись из Сирии, вновь оказался там, то ответ прост: посчитал, что нужен там сейчас.

«СП»: — На ваш взгляд, почему кроме российских других медиков в Сирии нет?

 — Полагаю, потому что сирийцы вряд ли им обрадуются. Ведь руководство США, некоторых стран Евросоюза не раз заявляло о необходимости свержения режима Асада. Что людям думать, услышав такое? Вот и не приглашают.

«СП»: — Много там сейчас ваших коллег из ВМА?

 — В Сирии постоянно присутствуют, сменяя друг друга, сотрудники академии. Сроки командировок от двух до четырех месяцев.

«СП»: — А местные, сирийские врачи, насколько квалифицированы?

 — Разные среди них специалисты. Есть очень толковые. Это, как правило, те, кто получил образование в РФ. На нашей кафедре нейрохирургии учились до недавнего времени три сирийских хирурга. Они прекрасно владели английским языком, учили русский. Старались вникнуть во все тонкости профессии. С обострением ситуации на своей родине, обучение прервали. Сейчас работают в полевых госпиталях бок о бок с нашими медиками.

«СП»: — Известно, что все действия российской ударной авиации осуществляются только под прикрытием истребителей. Усилена и противовоздушная оборона. Такое решение было принято после того, как сбили наш самолет, а одного из летчиков, который катапультировался, расстреляли с земли боевики. Почему медиков в Алеппо не прикрывали? Ведь очевидно же — если террористы безжалостно убивают своих сограждан, что им российские врачи!..

 — Что тут скажешь? Отправляясь в «горячие точки», нужно быть ко всему готовым. В том числе, и к прямому попаданию снаряда, как в случае с полевым госпиталем в Алеппо. Уверен, данный печальный урок пойдет впрок военному руководству нашей страны.