В окопах Грозного: 25 лет назад закончилась первая чеченская война

Россия прожила со стреляющей Чечней более двадцати лет лет, начиная с конца 1994-го, когда российские войска вошли в эту северокавказскую республику и начали бездарный и безумный штурм Грозного, заканчивая 2017 годом, когда по заявлению директора ФСБ Александра Бортникова бандитское подполье в этой республике было окончательно разгромлено.

По сравнению с Ольстером в Англии или басками в Испании — сущий пустяк. Но только по времени, а не по количеству жертв. «Счётчик» двух чеченских войн обошёл даже количество погибших во время советско-афганской войны, длившейся десять лет.

У каждого человека, наверное, своё отношение к войне — вернее, к ее подлым, а других здесь не бывает, нюансам.

Войну нельзя любить или не любить, её можно только принимать или не принимать. А ещё — ненавидеть.

Мое личное отношение к той бойне сложилось в тяжелый день 12 августа 1996 года — на самом финише «первой чеченской», во время последнего штурма боевиками Грозного. Один день, но в нём будто спрессовалась вся жизнь, а ещё смерть. Чужая смерть, но именно она повлияла и на мою жизнь, и на личное отношение к войне.

До этого было много увидено и запечатлено в памяти. Были трупы в январе-феврале 95-го в Грозном, когда горстку чёрной обугленной грязи — все, что осталось от человека, — сгребали лопатой на солдатскую плащ-палатку. Были искромсанные пулями тела боевиков, которые присыпали после боя землей, чтобы вскоре вытащить их обратно для обмена на такие же изуродованные трупы российских солдат… Журналист на войне фиксирует в сознании происходящее, будто на фотопленку, которая проявляется потом в голове годами. Но тот день…

Спокойно-размеренный генерал Константин Пуликовский, исполнявший в то время обязанности командующего федеральной группировкой, заявлял столпившимся возле штаба в Ханкале репортерам: «В Грозном все спокойно». Уж не знаю, какой бес дернул тогда меня за язык: «Вы лжёте, господин генерал. В городе идут кровопролитные бои — из Грозного приходят машины, набитые трупами». «А ты поезжай и посмотри сам, — раздраженно бросил генерал. — Трепаться всякий может». «Сейчас в Грозный уходит колонна, дайте команду старшему, чтобы меня взяли», — ухватился за повод попасть на место событий.

«Валяй!», — ответил генерал.

В Грозном и впрямь стреляли — всё смешалось в кучу, шли такие ожесточенные бои, когда трудно понять, где передний край, где свои, где чужие. Схватки разгорались на пятачках уличных перекрестков и за каждый конкретный дом. Мне удалось прибиться к одной из мотострелковых рот 205-й бригады, пробивавшейся к центру Грозного в районе больницы «Скорой помощи». Среди оборванных, пропитанных порохом и водкой контрактников светлым пятном выделялась медсестра Юля. «Юля из Чебаркуля», — ласково называли её охрипшие от мата солдатские глотки.

К полудню рота пошла на штурм покоцанной пулями и снарядами девятиэтажки, где засели боевики, мешающие прорваться к стадиону «Динамо». Под огнем чеченских пулеметов атака захлебнулась, а на дворе, неподалеку от детских качелей, остался лежать раненый солдатик. Он даже не стонал, а только тихо всхлипывал, но в звенящей после взрывов и выстрелов тишине эти звуки набатом рвали сердце. Всего тридцать метров отделяли парнишку от спасительного укрытия…

Как Юлька рванулась вперёд — никто толком и не заметил. Мелькнул ее русый хвостик из-под зеленой косынки-банданы, да громоздкая сумка с красным крестом на боку. Через пару секунд она была возле раненого. И тут заработал опомнившийся чеченский снайпер из соседнего дома. Первая пуля — в ногу. Юлька упала, перевернулась на живот и поползла на четвереньках к бойцу. Второй щелчок «эсвэдэшки» — в протянутую руку. С такого близкого расстояния, меньше ста метров, снайпер хорошо видел, в кого он целил. И мог легко выбрать любую точку для прицеливания на теле своей жертвы. И он ее выбрал…

Смертельная пуля попала точно в девичью грудь — в аккурат под левый сосок, которому уже никогда не суждено было наполниться материнским молоком… А было-то Юле из Чебаркуля всего девятнадцать годков с небольшим хвостиком.

Вечером того же дня в небольшой дворик частного дома в Грозном вползла воняющая соляркой БМП. В ее боевом отделении, рассчитанном на десять человек десанта, набилось двадцать чеченских женщин. Их эвакуировали из подвала разрушенной пятиэтажки российские солдаты и вывезли в более-менее безопасное место. На руках одной из женщин покоился попискивающий сверток — новорожденная девочка, двух дней от роду, там, в подвале, она и родилась под грохот разрывов. У мамки от стресса пропало молоко, и малышка плакала от голода.

Капитан-медик Саша из Новосибирска, оторвавшись от окровавленных бинтов, смущенно закряхтел: «Вот только этого мне не хватало… Дуйте в больницу, там есть в подвале несколько местных врачей. Не мне же грудью новорожденного кормить». До больницы — двести метров, половина из которых находится в простреливаемом секторе. Мальчишка-срочник, ни фамилии которого, ни номера в/ч никто не знал, вызвался провести туда молодую маму. Они, неуклюже пригибаясь, побежали через скверик — женщина с ребенком на руках и худенький солдатик рядом, пытающийся поддерживать её под локоть свободной от автомата рукой.

…Разрыв мины накрыл всех троих. Вспышка огня, дым, пыль — и больше ничего. Чья это была мина — никто так и не понял, в тот день в Грозном много стреляли.

Уже поздней ночью, возвращаясь на военную базу в Ханкале, лежа на броне МТЛБ, я тупо смотрел в высокое ночное небо, где мерцающие в дымке звёзды перечеркивались трассерами пуль. «Звезда — это надежда, это направление пути, — мелькало обрывочно в голове. — Пуля — это крест на всех надеждах. Как они могут существовать рядом?» Объяснения не было… А ненавистная война продолжалась. И продолжается уже который год. В её жерновах — и Юлька из Чебаркуля, и молодая чеченка с так и не получившей имя малышкой, и юный худощавый солдатик, в искреннем порыве пытающийся спасти чью-то жизнь…

Сколько их ещё нужно, человеческих жизней?

Из досье «СП»

Первая чеченская война (11 декабря 1994 г. — август 1996 г.) продолжалась более 20 месяцев. Вторая чеченская война (с октября 1999 г.) продолжалась в активной фазе до 20 апреля 2000 года, а фактически до 2017-го. Потери федеральных сил во время первой чеченской войны составили: убитыми — 4103 (по другим данным — 4379) человек, ранеными — 19 794. Пропало без вести — 1231 человек.

Потери в боевой технике выглядели так: БТР и БМП — 400−500 машин, танки — 60 (по другим данным — 100), самолеты — 5, вертолеты — 8. Потери боевиков убитыми и ранеными за время первой чеченской войны (по оценкам Минобороны) составили 15 000 человек.

Несколько лет назад довелось побывать в Грозном. Прошёлся по улицам, где раньше можно было передвигаться либо ползком, либо перебежками. Город не узнать — его фактически отстроили заново. На улицах допоздна играют дети — верный признак спокойствия. Они выросли уже без войны и не знают её ужасов. Но всё-таки это был очень тяжёлый путь к мирной жизни.