На линии огня: Спецкор «СП» передает из прифронтовой зоны — Донецка и Горловки

Донецк сейчас резко отличается от того, каким видел я его в августе прошлого года. Тогда, по крайней мере, в центре жизнь напоминала мирную. Сейчас людей на улицах меньше, то и дело слышатся «плюсы» (это когда орудия и реактивные системы залпового огня стреляют по нашим), и «минусы» — ответная стрельба защитников Донбасса. Постоянно срабатывает воздушная тревога, на наших глазах сбивают «беспилотник», в голубом небе от него остаётся лишь облачко.

С поэтом Алексеем Шороховым мы бродим по улицам столицы ДНР, приходим в себя после более суток дороги из Москвы. На улице Университетской, где от разрыва «Точки-У» погибли десятки людей, до сих пор на ступеньках блестят осколки разбитых окон и витрин. Цветов у злополучного банкомата не так много. Видимо, люди устали от потерь, чувство сострадания притупляется к исходу 8-го года обстрелов. На треснувших стёклах свадебного салона на месте трагедии объявление: «Мы работаем». Надо жить дальше. У банкомата совсем рядом в 10 минутах ходьбы от трагедии скопление людей. Получить «наличку» в ДНР не так просто. Сколько после того трагичного дня 14 марта, когда взорвалась ракета, говорили о том, чтобы банки приняли меры и запускали людей с улицы в офисы. Но…

Дончане живут надеждой на скорую победу. «За восемь лет пора бы привыкнуть, но все равно бывает очень страшно, — признается пожилая жительница Донецка Александра Ишкина. — Но самое трудное сейчас — вода. Дают на час в день, да и то не всегда. Надеемся на то, что скоро бои прекратятся, зла на простых мирных украинцев я не держу, и готова жить с ними в одном государстве, но только вместе с Россией».

Едем дальше, в Горловку. Именно туда, в прифронтовой посёлок Зайцево мы везём гуманитарку и деньги, собранные священниками и прихожанами храма Смоленской иконы Божьей Матери в Фили-Давыдково и Николо-Архангельского храма Балашихи, а также неравнодушными жителями города Долгопрудного.

По прямой от Донецка до Горловки совсем немного — минут 40−50 умеренно быстрой езды. Но дороги напрочь убиты, а на блокпосту при выезде из Ясиноватой нам сообщают, что прямая трасса на Горловку закрыта — с утра её регулярно обстреливают. Ехать в объезд для нас — большая вероятность заплутать и потерять полдня. Мы просим пропустить нас — самый опасный участок всего километров 15, проскочим.

Что-то близкое есть в усталых мужиках с автоматами в руках. Я полюбил ополченцев, этих, как правило, добрых, но готовых в любой момент принять бой людей с 2014 года. Наверно, и командир блокпоста чувствует в нас своих. «Ладно, — машет он рукой, — езжайте, только не говорите в Горловке на въезде, что вы через нас ехали».

Газую по пустой дороге, где на обочинах видны разбитые прямыми попаданиями машины. В таких местах кожей чувствуешь сгустившуюся в воздухе опасность. Но вот что интересно: везде дороги разбиты, а на этом участке — почти без колдобин. Поэтому жму под 120 километров, не забывая иногда маневрировать то влево, то вправо, чтобы усложнить задачу украинским наводчикам и снайперам.

Проскакиваем Пантелеймоновку и под самой Горловкой с облегчением вздыхаем — обошлось.

Однако в самом городе опасности не меньше. Едва подхожу к гостинице, стены сотрясает грохот близкого разрыва. Прилёт ложится метрах в двухстах от меня возле памятника Героям Горловского Восстания. Стайка ребят, игравшая на площади перед памятником, разлетается, как испуганные воробьи. Упади снаряд чуть ближе, и жертв было бы не избежать. Человек не местный скажет, ну и чего дети делают на улице в такое время? Дескать, дома или по убежищам надо сидеть. И, возможно, будет прав.

Но, с другой стороны, всё детство нынешних маленьких горловчан проходит на фоне сражений. Мне запомнилось, как священник храма Святителя Тихона патриарха московского отец Николай Марковский рассказывал, что его поразил запах плесени от детей, приходивших к нему на исповедь. Ведь им иногда сутками приходилось проводить в погребах и подвалах.

«Пора заканчивать это. Отправлять тех, кто стреляет по мирным жителям, в объятия Бандеры», — зло думаю я, вдыхая резкий запах пороха.

Весь вечер на город падают украинские снаряды. Хотя, к счастью, в отличие от долгого периода недоброй памяти «минских» наши «минусуют» куда больше. Вроде бы у укров заканчиваются боеприпасы. Казалось бы, им надо беречь их для решительного сражения, а они лупят по мирным жителям, в своей животной злобе теряя всякую логику.

На следующий день мы уже в многострадальном посёлке Зайцево. В 2015 году война разделила его на две части. Здесь военные действия все это время не прекращались почти никогда. И также никогда не прекращались службы в храме Святителя Тихона патриарха Московского. Его настоятель упомянутый выше Николай Марковский считает, что не имел права оставить свою паству в опасности без духовного окормления. Люди рады и благодарны нам за помощь, но многие не могут сдержать слез. Нервное напряжение велико — все ждут, когда же это закончится.

«На той стороне украинские и грузинские каратели прямо говорят людям, что русскоязычные подлежат уничтожению, — рассказывает прихожанка храма Татьяна. — По сарафанному радио мы слышим, что в соседней Жованке грузинские каратели отравили воду в колодцах, не хотят отпускать людей из зоны боевых действий».

И все же после того, как Россия открыто вступилась за Донбасс, местным стало легче. «Мы как дети радуемся, когда видим, как наши русские самолеты летят бомбить украинские позиции. Мы 8 лет этого ждали», — едва сдерживая слезы, говорит Татьяна.

Впрочем, надо сказать, настроения у людей неоднозначные. Среди мужчин немало и тех, кто уклоняется от объявленной в республике мобилизации.

— Почему не в армии? — спрашиваю у одного гуляющего с собакой парня лет 35.

— Один раз в 2014 году мы уже понадеялись, что Россия вступится, и всё будет хорошо. А что получилось? Бойня целых 8 лет. И почему так мало российских самолётов и ракет? Бомбят где-то, но не здесь. Вот уже почти два месяца как Россия признала ДНР, а обстрелов только больше стало. У меня вот нет уверенности, что Россия не отступит.

Понимаю, что так мой собеседник оправдывает собственное малодушие, и всё же доля правды в его словах есть. Люди Донбасса устали от боевых дествий и не понимают, почему Россия не воюет на полную катушку.

И потери действительно велики. В церквях каждый день идут отпевания. Митрополит Горловский и Славянский Митрофан даже распорядился отпевать погибших бойцов ДНР бесплатно.

Среди местных ходят слухи, что уже вот-вот начнётся долгожданное освобождение. А пока мирные жители следят за происходящим в Мариуполе, и вспоминают прошедшие годы.

«Мы очень сочувствуем тем, кто сейчас в Харькове, Мариуполе и других городах, куда пришла беда, — говорит священник Николай Марковский. — Но всё-таки 1−2 месяца и 8 лет — это разные вещи. У меня за эти годы множество знакомых погибло. И также мы все видели разорванных на части детей и сгоревшие дома. Вот и мою квартиру недавно повредил украинский снаряд. Чудом не пострадали мои дети. Мы понимаем, что после того, как бои закончатся, мы ещё долго не сможем стать нормальными людьми, которые смогут жить обычной мирной жизнью. Должно пройти лет десять, а может и больше, чтобы время залечило раны».