«Крепость Россия». Буферные зоны — в традиции отечественной стратегической культуры

Концепция «государства-крепости» занимает особое место в стратегической культуре России, США, КНР, КНДР. Так сложилось исторически.

В условиях гибридной войны (ГВ) эта концепция приобретает новое содержание. Ее востребованность для России задается тем, что современная ГВ, одной из основных мишеней которой является наша страна, имеет мировой размах, поскольку ведётся на всех уровнях: от военного до культурно-мировоззренческого, затрагивает большинство государств, даже не участвующих в прямых боевых действиях.

При этом используются глобальные инструменты экономического, дипломатического, информационно-психологического воздействия.

В течение нескольких десятилетий для разработки вопросов теории и практики ГВ в США, Великобритании, НАТО и ЕС привлекаются государственные и частные исследовательские организации.

А мы заметно отстаём во внедрении гибридных форм и способов борьбы в документы стратегического планирования, в то время как наши противники уже давно перешли от стадии научно-теоретических дискуссий к активному использованию во внешней политике стратегии ГВ, технологий контролируемого хаоса и цветных революций в попытках ослабить и расколоть независимые государства, навязать им свою волю.

Примеры: СССР/Россия, Украина, Балканы, страны Ближнего и Среднего Востока, Венесуэла, Куба, Никарагуа…

Важно понять, что государство, которое не располагает политической волей, кадровыми и другими ресурсами для противоборства в ГВ, неизбежно будет сталкиваться с угрозой поражения и переходить к военно-силовому ответу, что связано с высокими рисками и неопределённостью.

С начала ХХI века ГВ заняла место в современной типологии военных конфликтов «нового поколения», к основным чертам которых следует отнести:

— отказ от четкого разделения между состояниями войны и мира, нашедший воплощение в понятии «серая зона»;

— увеличение территориального охвата боевыми действиями;

— возможность сокрытия инициаторов военного конфликта и его ведения без формального акта объявления о его начале и завершении при размытости понимания «победы».

— комплексный подход с задействованием разнородных средств и ресурсов, охватом всех сфер и областей противоборства;

— главный упор на разрушение экономики и установление контроля над сознанием правящих элит и населения страны-жертвы;

— привлечение к подрывным действиям неформальной оппозиции, агентов влияния и пятой колонны;

— приверженность организаторов к стратегии «истощения», рассчитанной на длительный период при сохранении вероятности перехода сторон к крупномасштабному военному конфликту вплоть до ядерного.

Таким образом, войны с фронтальным вооружённым противоборством государств и их коалиций становятся лишь частью мировой ГВ, которая ведётся транснациональной элитой консолидированного Запада в интересах захвата и удержания господства с применением изощрённых форм и способов информационной войны, технологий контролируемого хаоса и цветных революций, прокси-армий в сочетании с экономическим и силовым давлением.

Востребованность новой концепции «государства-крепости» во внутренней и внешней политике страны в условиях ГВ обусловлена тем, что такая модель усиливает устойчивость к комплексным гибридным атакам, сочетающим военные, информационные, экономические, кибернетические и другие методы воздействия.

«Новая» ГВ приобретает тотальный размах, поскольку даже локальные конфликты (как в Сирии или на Украине) втягивают множество стран через санкции, поставки оружия, информационные кампании. Такой тренд обусловливает беспрецедентные изменения мира, что требует решительной адаптации векторов внутреннего и внешнеполитического развития к реалиям современного миропорядка.

Основные внутренние векторы «государства-крепости» в условиях ГВ направлены на обеспечение политической устойчивости, информационной безопасности, экономической самодостаточности, кибербезопасности и цифрового суверенитета, контроля над гражданским обществом, а также способности оказывать военно-силовое противодействие.

Политическая устойчивость достигается наличием сильной централизованной власти, минимизирующей риски внутренней дестабилизации; эффективной системы противодействия цветным революциям и манипуляциям общественным сознанием, а также контроля над политическими процессами, включая ограничение влияния прозападных НКО и иностранных агентов.

Информационная безопасность обеспечивается жёстким контролем над медиапространством, борьбой с дезинформацией, развитием суверенных цифровых платформ (аналогов Рунета) для снижения зависимости от зарубежных IT-компаний.

Защитой от идеологического вмешательства служат пропаганда патриотизма и национальной идентичности. Важно обеспечить контроль над гражданским обществом за счёт мониторинга и жесткого подавления деструктивных элементов.

В основе экономической самодостаточности лежит самообеспеченность государства в критических секторах (энергетика, продовольствие, высокие технологии), снижение зависимости от долларовой системы и дедолларизация экономики, развитие параллельных финансовых механизмов (криптовалюты, клиринговых расчётов), укрепление интеграционных объединений, в первую очередь — ШОС и БРИКС.

В военно-силовой сфере противодействие гибридным угрозам требует не только современных «классических» Вооружённых сил, но и наличия пограничных войск, способных обеспечить надёжную охрану границ, а также сил информационно-психологической борьбы, кибервойск, ЧВК.

Важная роль принадлежит интеграции традиционных ВС с иррегулярными формированиями (добровольческие отряды в приграничных областях, ополчение, партизанские резервы).

Специальной подготовки требует готовность к действиям в «серых зонах» — таких ТВД, как зоны «горячих» конфликтов на Ближнем Востоке, на Балканах и в ряде африканских стран.

Сегодня с учётом консолидированного военного, политического и экономического давления Запада Россия осуществляет стратегическую переориентацию вектора своего внутреннего и внешнего развития на Восток, применяя новые модели сотрудничества.

Мощный импульс такой трансформации придала СВО, победа в которой призвана поставить точку в сомнениях части правящих элит по выбору вектора развития, по переносу на восток политических, экономических, промышленных и научных институций.

Идея концепции «государства-крепости» не нова. Она восходит к мыслям Сунь-цзы, который рассматривал государство как систему обороны, где ключевое значение имеют укреплённые города и психологическая стойкость населения.

Византийские стратеги (например, Маврикий в «Стратегиконе») развивали идею империи как цитадели, окружённой варварским миром. Макиавелли в трактатах «Государь» и «О военном искусстве» подчёркивал необходимость сильной обороны и милитаризованного общества для выживания государства.

Вобан (маршал Франции, XVII-XVIII вв.) разрабатывал теорию «железного пояса» для защиты границ. Карл фон Клаузевиц рассматривал государство как крепость, где война — продолжение политики, а оборона — основа стратегии.

Жомини (швейцарский стратег) развивал идеи укреплённых рубежей и оборонительных союзов. Кстати, нынешняя швейцарская модель «государства-крепости» предусматривает нейтралитет, ополчение, укреплённые альпийские районы как «редуты».

В XX веке немецкий геополитик Хаусхофер рассматривал «государство-крепость» в контексте континентального блока (идея «крепости Европа»). Современные интерпретации включают теорию «осаждённой крепости» в идеологии Северной Кореи (чучхе).

«Крепость Россия» в прошлом и сегодня

В течение более чем тысячелетней истории нашего государства получила развитие концепция строительства «Крепости Россия» как защитная реакция на постоянные вторжения иноземцев.

Предотвращение нашествий захватчиков с запада, востока и юга в течение многих веков было и остаётся важнейшей задачей при выработке долговременных решений по обеспечению безопасности границ и мирного населения.

Таким образом, концепция «Крепости Россия» — один из ключевых факторов отечественной стратегической культуры, подчёркивающий оборонительную направленность внешней политики на фоне восприятия окружающего, прежде всего, Западного мира как враждебного.

Исторические корни концепции проистекают из геополитической уязвимости России, что связано с отсутствием естественных границ (равнины на Западе, открытые степи на Юге). Этот геополитический фактор требовал создания буферных зон с необходимой стратегической глубиной для предотвращения насилия.

Вторжения: Золотая Орда (XIII в.), польская интервенция (начало XVII в.), Наполеон (1812), немецко-фашистская агрессия — закрепили в отечественной СК твёрдую уверенность в том, что «Россия всегда выживает, но только пройдя через тяжелейшие испытания».

В советскую эпоху мобилизующим фактором служила официальная доктрина «капиталистического окружения» и Холодной войны, что требовало проведения масштабных оборонительных мер с акцентом на западное направление. Это стало еще более актуальным с расширением НАТО до наших границ.

Идея «Крепости Россия» не носит характера официальной, но может служить альтернативой в период жёсткой конфронтации.

В то же время нельзя отрицать, что в течение многих столетий идея интегрировалась в СК нашего государства, а сегодня подпитывается пониманием реальной опасности внешних и внутренних угроз и уверенностью в том, что только сильная и суверенная экономика, жёсткая оборона, надёжная охрана границ, централизация власти, патриотизм и единство народа предотвратят возможную агрессию.

Для нашей страны рационален акцент на формировании «стратегической глубины», ядерном сдерживании и восприятии окружения как потенциально или реально враждебного.

Это комплексная концепция, включающая географические, военные, экономические и политические факторы, которые позволяют эффективно противостоять агрессии, выдержать первоначальный удар противника и сохранить способность к длительному сопротивлению. Чем выше стратегическая глубина государства, тем больше его военная устойчивость и тем более оно опасно для вероятных противников.

Президент Владимир Путин на совещании с членами правительства 22 мая этого года заявил о создании буферной зоны безопасности вдоль границы с Украиной для защиты Белгородской, Брянской и Курской областей, которые граничат с Харьковской, Сумской и Черниговской областями Украины. Глубина буферной зоны, находящейся под контролем России, может достигать нескольких сотен километров.

Наряду с развитием восточного вектора для Российской Федерации, актуальна модель создания системы охраны государственной границы и Погранвойск, укрепления территориальной обороны, адаптированной к комплексу вызовов и угроз.

Глава МИД РФ Сергей Лавров на ассамблее СВОП 24 мая отметил, что «впереди нас всех ждет не знаю сколько лет испытаний». Такой прогноз требует консолидации всего потенциала страны и его адаптации к реалиям современности.

В условиях ГВ охрана сухопутных и морских рубежей, совершенствование разведки и контрразведки, создание надёжных систем ПВО/ПРО и контроля космического пространства, организация территориальной обороны требуют присущего концепции «государства-крепости» комплексного подхода, сочетающего традиционные и нетрадиционные методы противодействия.

Консолидация неотложных мер в Высшей стратегии Российского государства создаст надёжную основу для развития страны в турбулентном и трудно предсказуемом мире, где адаптированная к новым условиям концепция «государства-крепости» должна сыграть свою историческую роль.

---

Автор — член-корреспондент Академии военных наук.