
В Греции и Испании аукнулось — за океаном откликнулось. Европейские беды влияют на настроение американских инвесторов (снижаются котировки ценных бумаг, биржевые индексы катятся вниз) и простых американцев, которые боятся, что из-за Европы нынешнее «плохо» станет еще хуже. Сейчас даже ребенок знает, что в современном мире все зависят друг от друга. От Америки, конечно, другие зависят больше, чем она от других, — как-никак эта страна составляет четверть мировой экономики; по экономическому потенциалу США приближаются к 27 странам Евросоюза вместе взятым. Это не Греция: если в Америке начнется второй виток кризиса, мы все это почувствуем.
Дело Кейнса живет и побеждает
Но второго витка, слава Богу, не видно, а «плохо» — оценка относительная. Бывало, конечно, лучше, и даже намного лучше, но и нынешняя ситуация в Америке далека от безысходности. Безработица — 8,1% с тенденцией к снижению, что гораздо лучше показателей многих европейских стран. Социальная защита в США — слабее, чем в Европе, но лучше, чем в России; есть пособия по бедности, безработице, инвалидности
Кризис, как мы помним, начался в Новом Свете в самом конце 2007 года, а уже в 2008-м перекинулся на остальной мир. Но американцы не только породили кризис — они также применили эффективную стратегию борьбы с ним. Уже в 2008-м, в последний год президентства Буша-младшего, федеральное правительство США закачало в экономику сперва $152 млрд, а потом $700 млрд. В 2009-м новый президент, Барак Обама, добился утверждения Конгрессом США еще одного стимуляционного пакета размером в $787 млрд (позже эту сумму скорректировали до $813 млрд).
Эти гигантские деньги были призваны запустить заглохший мотор американской экономики, и они сделали свое дело. Они работают в таких областях, как энергетика, здравоохранение, образование, инфраструктура; они работают даже в таких, казалось бы, чисто затратных сферах, как дополнительные — «кризисные» — налоговые льготы для юридических и физических лиц или неоднократное продление увеличенного срока действия пособий по безработице
Короче говоря, идеи британского гуру макроэкономики Джона Мэйнарда Кейнса (1883−1946), которым следуют американцы, оказались более жизнеспособными, чем концепция американского мудреца Милтона Фридмэна (1912−2006) и его чикагской школы, которую применил Евросоюз под предводительством дуэта «Меркози» (Меркель-Саркози). Когда в экономику перестают поступать в нужном количестве деньги из частного сектора, их приток, как учит кейнсианство, должно восполнить государство. О сокращении бюджетных расходов можно говорить лишь потом, когда экономика снова заработает. Для чикагской же школы вмешательство государства в экономику — тормоз развития, оно должно быть сведено к абсолютному минимуму; что касается бюджетной экономии («по одежке протягивать ножки»), то с нее надо начинать.
Единая мировая валюта? Едва ли…
В первом квартале текущего года валовый внутренний продукт (ВВП) США показал рост на 2,2%, в то время как ВВП Германии увеличился лишь на 0,5%, а Франции и еврозоны в целом — на 0,0%. Автопром США, которому в начале кризиса предсказывали полный крах, уже вернул государству все займы, и детройтская «большая тройка» («Дженерал моторс», «Форд» и «Крайслер») вновь стала рентабельной. Продажи американских машин растут рекордными темпами, «Дженерал моторс» вернула себе статус крупнейшего автомобилестроителя планеты, потеснив недолговечного лидера из Японии — «Тойоту». Рейтинги надежности и дизайна машин «Made in USA» в последние годы ощутимо повысились и по некоторым моделям вышли на самую верхушку. Автопром Старого Света являет собой прямо противоположную картину.
Жилищное строительство, с которого начался кризис, тоже показывает в США признаки начинающегося выздоровления — даже на таких глубоко депрессивных рынках жилья, как Флорида, Калифорния, Невада, которые «высоко летали, да низко падали». Ускорение роста показывает промышленное производство — в общем, есть надежда, что экономика США медленно, но верно идет на поправку, а вслед за ее выздоровлением из болота рецессии выберется и остальной мир.
Россия, кстати, тоже практически действует по той же кейнсианской модели — режим жесткой экономии наше правительство откладывает на потом. И еще один важный момент: американская, как и российская, единая валюта привязана к единой финансовой политике: один центробанк — один минфин. В зоне евро дело обстоит иначе: ЕЦБ — один, а минфинов — 17 штук, в каждой стране свой. О нежизнеспособности такой модели не раз говорили многие эксперты: зона единой евровалюты должна представлять собой финансово-политический союз, которого нет.
В 2004 году я брал интервью у «отца евро», профессора Колумбийского университета Роберта Манделла, в связи с пятилетней годовщиной евровалюты. Тогда лауреат Нобелевской премии 1999 года по экономике выказывал оптимизм в отношении своего детища — евро. Он говорил, что международная финансовая интеграция пойдет дальше — в направлении единой мировой валюты: «…Можно иметь международную валюту, по отношению к которой каждая из национальных валют будет конвертируемой». Сегодня, в свете кризисных явлений внутри еврозоны, европейцев трудно убедить в том, что евро лучше «сепаратистских» валют — британского фунта стерлингов, шведской кроны и датской кроны. Эти страны — члены ЕС, с самого начала не пожелавшие войти в зону евро, вряд ли в обозримом будущем передумают.
Мёд — не без дёгтя
Не всё, однако, безоблачно в американском царстве-государстве. До полного выздоровления экономики еще далеко, и это ясно показывает рынок труда, который всегда выздоравливает последним — вслед за финансовой сферой и реальной экономикой. Безработица в США (как и в любой другой стране) в действительности значительно больше официальной средней цифры: за бортом статистики остаются те, кто ушел из нее, отчаявшись найти работу, и те, кто трудится с неполной рабочей неделей. Экономисты говорят, что для возвращения к нормальной, почти полной занятости (порядка 4% безработицы) нужен рост ВВП не на два-три процента, а на четыре-пять.
Беда еще в том, что в США меняется в худшую сторону структура занятости: вместо миллионов исчезнувших рабочих мест создаются другие, но это уже не те рабочие места. Еще в 90-е годы, когда этот процесс еще только начинался, в Америке родилась присказка: потеряв работу в «Макдоннел-Дугласе» (авиастроительный концерн, который позже слился с «Боингом». — И.Б.), ты взамен получаешь работу в «Макдональдсе».
В американском обществе быстро растет имущественная поляризация: богатые становятся все богаче, бедные — беднее, а средний класс, благодаря которому Америка достигла своей мощи и процветания, сокращается. Согласно подсчетам экономиста Пола Букхайта из чикагского Университета Де Пол, «с 1980-го по 2006-й год самый богатый процент американцев утроил свою (после уплаты налогов) долю в национальном богатстве страны, в то время как доля нижних 90% снизилась более чем на 20%». Другой экономист, Роберт Фримэн из Калифорнии, отмечает, что этот процесс ускорился в последние годы: «с 2002 по 2006 год самый богатый один процент присвоил три четверти экономического роста страны».
Сегодня один процент самых богатых американцев, как писал журнал Vanity Fair, получает 25% всех доходов. По подсчетам ученых из Университета Калифорнии в Санта-Крусе, этому «эксклюзивному» одному проценту принадлежит 35% национального богатства. Следующим «сверху» 19% американцев принадлежит 50%, а «нижним» 80% народа — лишь 15% богатства страны. (Это — докризисные данные 2007 года. Сейчас поляризация еще больше обострилась).
Лауреат Нобелевской премии по экономике за 2008 год Пол Кругман убежден: то, что происходит в Америке с 70-х годов по сегодняшний день, — это целенаправленный демонтаж «государства всеобщего благоденствия» (welfare state), которое появилось после Великой депрессии, в 30-е годы. В России оно еще не появилось, а в Америке уже исчезает. Скоро сравняемся…
Предвыборная пора
Шестого ноября в США состоятся выборы, которые чаще всего называют президентскими, хотя переизбирается не только президент: на кону стоят 435 мест в Палате представителей (мандатный срок депутатов нижней палаты Конгресса США — два года) и третья часть от 100 мест в Сенате (сенаторы избираются на шесть лет), а также посты губернаторов некоторых штатов, мэров многих городов, судей, ревизоров и масса прочих выборных должностей. В день выборов также пройдут референдумы в тех городах, округах и штатах, жители которых решили вынести на голосование тот или иной спорный вопрос — от местных налогов до курения в общественных местах.
Республиканцы, которым президент-демократ как кость в горле, надеялись его убрать с помощью экономических неурядиц: вот, мол, до чего довел страну этот социалист! Но при «социалисте» Обаме экономика США выздоравливает после самого глубокого и опасного кризиса со времен Великой депрессии — кризиса, который начался при его консервативном предшественнике Джордже Буше. Даже цены на бензин не помогли Митту Ромни: пока кандидат-республиканец клеймил Обаму за дороговизну горючего, цены покатились под горку и продолжают снижаться.
Энергоносители дешевеют. В Америке быстро нарастает добыча сланцевых нефти и газа, которая в последние годы стала рентабельной благодаря новым технологиям. Технический прогресс также сделал возможным более эффективную откачку нефти из старых скважин в Техасе. Помимо этого, есть масса разведанных, но неосвоенных месторождений обычной, легкой нефти в Мексиканском заливе, у Атлантического и Тихоокеанского побережий США, на Аляске
Правые пытались «схарчить» Обаму на внешней политике — тоже не получается, потому что и в этой области Обама добился успехов: ликвидировал Усаму бен Ладена и Анвара аль-Авлаки (радикальный йеменский имам, имевший гражданство США и призывавший мусульман убивать американцев. — И.Б.), многих других лидеров исламского экстремизма; провел совместно с другими странами НАТО военную акцию поддержки ливийских повстанцев, в результате которой был свергнут диктатор Каддафи; вывел войска из Ирака и установил твердый срок ухода из Афганистана; подписал договор об ограничении стратегических вооружений с Россией
В общем, у республиканцев вышел облом. Народ, конечно, недоволен, но не настолько, чтобы не переизбрать Обаму на второй срок, — ведь никакой внятной альтернативы его противники не предложили. Разговоры о «гигантской задолженности в размере годового ВВП, которую мы перекладываем на плечи потомков» у кого-то могут найти отклик, но когда речь заходит о конкретных путях экономии (закрытие школ, больниц, сокращение социальных пособий
Нью-Йорк