Спор с моим давним другом и коллегой Виктором Милитаревым мне кажется очень важным, так как он связан с самыми острыми вопросами, ответы на которые еще совсем не очевидны. Судьба политических аналитиков нас часто сводила с Виктором: оба мы «родом» из неформального демократического движения конца 80-х, оба стали дистанцироваться от «демократов» той эпохи, пытаясь «скрестить» социальную, национальную и демократическую идеи, оба как аналитики «окучивали» политиков, которым стремились привить идеи «просвещенного консерватизма», вместе были в горящем Белом доме в драматическом противостоянии 1993 г., вместе в 2003 г. раскручивали в качестве аналитиков наспех слепленную к выборам «Родину», видя в ней и ее лидерах представителей новой национально ориентированной элиты, которая по логике политического процесса должна была прийти на смену обанкротившимся либералам. И вот настала «Русская весна» 2014 г., а ей предшествовали еще два года разворота основного политического тренда в сторону «традиционных» консервативных ценностей, неизменно поддерживаемых «новым путинским большинством», разросшимся то ли до 85%, то ли даже до 89%. Правые радикалы, еще недавно экзотические фигуры на нашей идеологической поляне, стали едва ли не официозом (пресловутый «Изборский клуб»). Поддержка либералов сдулась до 5−7%. Стали неразличимыми все парламентские партии, соревнуясь в верноподданической риторике и градусе общественного консерватизма. Собирание «русского мира» многими стало восприниматься в качестве искомой национальной идеи.
Казалось бы, дело нашей жизни победило, и есть повод порадоваться, что и делает мой нынешний оппонент. А мне вот последние три года как-то совсем не радостно. Говорят, что худшим наказанием становится исполнение твоих желаний в гротескной, неприемлемой форме. Когда в начале 90-х пришли к власти «демократы», в том числе и бывшие диссиденты, невольно думалось: Боже, неужели это те самые люди, которые были в советские времена нашими властителями умов? То же самое, только в отношении наших новоиспеченных «патриотов» хочется сказать и теперь: неужели это те самые политики, и те самые слова и идеи, ими произносимые, это то, на что мы потратили лучшие годы своей жизни? И это чувство какого-то морального краха не оставляет меня последнее время.
Жизнь прожита, времени и жизненных сил у нашего поколения остается все меньше, и начинать «новую жизнь» уже поздновато. Но это все — лишь лирическое предисловие к ключевым моментам нашего спора по существу.
Итак, национал-социалистический запрос, связанный с доминирующими ценностями национал-патриотизма, порядка и справедливости. Я не вижу в подобном сочетании какого-то особого криминала. Аналогии с гитлеровской Германией кажутся совершенно неуместными, тем более что там как раз и не было ни социализма, ни социалистического запроса, просто термин, расходившийся с реальной практикой. Больше аналогий у нынешнего российского общества я вижу с Италией при раннем Муссолини, но и это если и сходство, то все-таки отдаленное. Италия выстраивала национальное государство, и выстроила его, и все было бы не так плохо, если бы итальянский дуче не связал судьбу своей страны с гитлеровским рейхом. Те же задачи строительства национального государства стоят и перед путинской Россией, только на этом пути наше общество изрядно буксует. Ну а как же «русская весна», спросите вы? Разве она не объединила русский народ в нацию, противостоящую «тлетворному влиянию Запада»? Как социолог выскажу мнение, что скорее нет, так как я вижу наше общество глубоко расколотым, по-прежнему атомизированным, с крайне слабыми горизонтальными связями, с тотальным недоверием ко всему, выходящему за пределы самого узкого круга общения («человек человеку волк»), агрессивным, до неприличия податливым к самой грубой пропаганде, и равнодушным почти ко всему, выходящему за пределы своих самых узких личных интересов, с полупарализованными институтами и отсутствием всякого запроса на их дееспособность.
Какая уж тут нация, тем более современная, способная конкурировать в развернувшейся в мире гонке наций и национальных государств. Это не значит, что я не вижу абсолютно никаких ростков позитивной самоорганизации, всегда радостно читать и слышать о каких-то живых инициативах, не санкционированных свыше, но пока это тонкий ручеек, не делающей никакой общественной погоды, более того, в последние три года, когда власть начала с удвоенной силой выжигать все позитивные ростки живых инициатив, ситуация только ухудшается. О каком национальном подъеме можно говорить, когда под треск ура-патриотической риторики мы продолжаем оставаться абсолютно безразличными к нашей экологии, когда продолжают уничтожаться и разрушаться от ветхости памятники нашей истории, экономика остается сырьевой и зависимой от внешней конъюнктуры, коррумпированной сверх всякой меры, бездарные эксперименты над наукой и образованием поставили их на грань выживания, и это, похоже, всех устраивает, и власть, и общество. Зато «Крым-наш», но об этом я поговорю чуть позже. Так что национал-патриотический запрос, краеугольный камень нынешнего «большинства», на мой взгляд, как и почти все у нас, носит больше характер имитации, это канал для выплеска накопившейся в обществе агрессии, услужливо подогреваемой известно кем. Конечно, проще и приятнее грозить кулаком Америке, непутевым хохлам, ей продавшимся и разведшим у себя «бандеровщину», либералам, разного рода «кощунникам и крамольникам», геям и иностранным «агентам», чем посмотреть на самих себя в зеркало и сделать на этом основании печальные, но полезные на будущее выводы.
Такой же имитацией на уровне пустых деклараций остается и социалистическая составляющая национал-социалистического запроса. Конечно, социальная справедливость, как запрос к государству, но при этом мы сами не готовы палец о палец ударить, чтобы сделать хоть что-то «за так», ради общественной пользы, ради интересов дела, как это делало поколение наших родителей. Зато готовы удавиться и соседа удавить ради нескольких десятков сантиметров земельного надела и огородить «свое» глухим железным забором с сигнализацией. Хороши социалисты. Объясняя подобное противоречие между декларируемыми ценностями и реальными жизненными установками, я в своих последних публикациях говорю об архетипических пластах массового сознания, искусно разбуженных властью и прислуживающими ей пропагандистами, причем в корыстных, охранительных целях. Нет, национал-социалистический запрос если и чем-то не хорош, то именно своей имитационностью, тем, что вместо мотивации на развитие и самоорганизацию, он толкает общество на ничем не подкрепленное самодовольство («мы самые лучшие, самые духовные, самые нравственные; наша страна самая богатая и все ей завидуют») и праздность («обо всем позаботится Владимир Владимирович»). Что же касается агрессии, нетерпимости к альтернативным взглядам и идеям, то, увы, этим грешат все идеологии большинства, поддерживаемые властью в недемократическом обществе. То же было и при коммунистах в пору расцвета в СССР коммунистического режима, то же было и при «демократах» в 90-е, закрывавших инакомыслящие издания, и поддержавших силовой разгон законного парламента в 93 г. Ну уж про агрессивный потенциал националистических идей я и не говорю, так как это очевидно. Идеологический монополизм плох уже тем, что он резко усиливает голоса с края идеологической поляны, и чтобы быть замеченными и отмеченными властью, даже еще вчера казавшиеся приличными люди начинают наперебой выдавать совершенно безумные и дикие, а подчас и просто человеконенавистнические мысли, что мы сейчас и имеем сомнительное удовольствие наблюдать и в Госдуме, и в телевизоре, и во власти. Все это страшно развращает общество, и сегодня уже никого не удивишь открытыми призывами к войне, вплоть до новой мировой, к уничтожению «пятой колонны» и прочих «врагов народа», да и Бог весть к чему еще. «Фашизация» нашего общества связана совсем не с национал-социалистической идеологией по сути, а именно с агрессией массового сознания, нежеланием принимать в расчет никакие альтернативные точки зрения, ставкой на силу и власть, а не на право и разум. Такого разгула правового нигилизма, как сейчас, давно не было в нашей стране, где право, как известно, всегда было нелюбимой падчерицей и власти, и общества.
Виктор Милитарев в своем критическом эссе недоумевает, с чего бы это Леонтий Бызов так печется о «либеральном меньшинстве» в 5% максимум, а не о каких-нибудь анархистах, троцкистах, и других политических «экзотах», когда мы имеем монопольное большинство в 85% настоящих патриотов. Поясняю: это «большинство» во многом виртуально, именно в силу логики политического конформизма. Вы думаете, что у сторонников А. Дугина, А. Проханова, других «изборцев», всех призывающих к войнам и репрессиям, реальных сторонников больше? Не думаю. Я вижу общество немного иначе: тонкий слой радикалов право-левого толка (в том числе и убежденных национал-социалистов); тонкий слой убежденных либералов-западников (настолько тонкий, что мы почти всех их знаем по именам) на противоположном фланге, и идеологический «микст» в обширной середине нашего общества, в котором вполне мирно уживаются ценности патриотизма, справедливости, свобод — личных, экономических, в меньшей степени политических.
Именно этот «микст» и был опорой власти в «нулевое» десятилетие, и это было совершенно естественно. Он был порожден историческим компромиссом общества, произошедшим в конце 90-х, когда до всех дошло, что «прыжок в рынок» без адекватных общественных институтов, при дорогом и неэффективном, но огромном государстве, при неконкурентоспособной экономике и отсутствии трудовых ресурсов, угрожает самому существованию страны. С другой стороны, нет альтернативы и медленному, без прыжков движению к современной экономике, созданию современных политических и общественных институтов, иначе мы навсегда останемся на глухой обочине нынешнего мира. Какая-то часть этого «микста» чуть больше тяготела к ценностям национал-социализма и умеренного консерватизма, какая-то — к ценностям либеральным, но и тех, и других объединяло стремление обойтись без революций, войн и потрясений, сохранить сильное государство и крепкую власть. Что стало происходить с 2012 г. Под влиянием страха перед массовыми выступлениями оппозиционно настроенной части общества, власть объявила фактически вне закона либералов, навесив на них и кощунство в церкви, и гей-пропаганду, и предательство национальных интересов, изолировав их тем самым от общественного большинства в виде того «микста», о котором я говорил. А этому большинству предложили изборцев, Мизулину с Милоновым, Киселева с Соловьевым, ну и конечно «Крым-наш».
Эту наживку проглотили, с ней мы и живем сегодня. Если консерватизм «микста» опирался скорее на социальную базу новых средних слоев общества, заинтересованных в стабильном развитии и постоянных «правилах игры», то «консерваторы» из числа вышеперечисленных — на маргиналов, неважно много их или не столь много, которым нечего терять, и которые готовы поддержать любые, даже самые вздорные авантюры нынешней власти, вроде войны за Донбасс или продуктовых санкций, накладываемых нашей властью на нас же самих. Все это привело, как я ощущаю, к беспрецедентной порче общественного воздуха, к резкому ухудшению морального климата, к массовому бессовестному лизоблюдству перед властью и агрессией к несогласным. Да и как может быть иначе в стране, где идейную повестку дня определяют маргиналы с неуравновешенной психикой и бредовыми идеями. Повторяю специально для уважаемого Вити Милитарева: Леонтий Бызов не был и не стал сторонником либеральной идеологии, но он фиксирует, что процесс вытеснения и маргинализации радикальных либералов посредством альтернативы в виде либерального государственничества, в которое совершенно органично вписывается и социал-демократия, столь любезная нам с Витей, пошел вспять. С таким трудом формировавшийся политический центр разрушен, и теперь по законам маятника, когда безумная идеология «изборцев» окончательно провалится, снова властителями умов станут либералы. Одна крайность порождает другую крайность, это прекрасно известно. А сегодня страна усилиями той публики, о которой я говорю, поставлена перед невиданными в 70-летней послевоенной истории стратегическими рисками и, положа руку на сердце, не поручусь, что на этот раз все сойдет с рук.
Ну, и в конце, как я и обещал, совсем немного о русском мире и прочих патриотических радостях. Я не хотел углубляться в эту тему, она требует специального разговора. Год и даже уже больше, прошедший с тех роковых событий, совершенно отчетливо показал, что наживку заглотили, с песнями и плясками, а вот о том, как ее переварить, не подумали, было не до того. И как та рыбина, съевшая столь аппетитного червячка, оказались на шипящей сковородке с выпотрошенным брюхом. Это грандиозный провал нашей придворной аналитики, в раже верноподданичества выдававшей власти абсолютно превратную картину мира, которая быстро рассыпалась при первом же столкновении с действительностью. Я не буду перечислять все то, что прекрасно известно всем. «Крым-наш», в первую очередь, всем обнажил как в сказке про голого короля, все слабые места нашей страны — политические, экономические, моральные. Страна оказалась в полной изоляции с клеймом «страны-агрессора», искомый «русский мир» оказался перед угрозой распада (одно Приднестровье чего стоит), а лицом «русского мира» стал разрушенный Донбасс с затопленными шахтами и доведенным до отчаяния населением как наглядный урок тем легковерам, кто еще раз поверит посулам Великой России — собирательницы «Русского мира». А ввязываясь в бой, следовало бы хотя бы перечитать работы Льва Гумилева, в которых он ясно показал, что собирание империй — удел государств с пассионарным этническим ядром, чего и близко нет у нас сегодня. Этнос, находящийся в фазе «обскурации», лишенный пассионарной энергетики, атомизированный и расколотый, может еще долго протянуть в своей инерционной фазе, но любая внешняя, тем более военная активность ставит его на грань катастрофы, приводя к прямо противоположным результатам. Или, переводя на русский, «нет ничего более глупого, чем сильный жест слабого человека».
На этом завершаю свой полемический ответ на дружескую критику. Есть о чем поговорить и еще, но оставляю до следующего раза.
