Мой друг Александр Щипков опубликовал на сайте «СП» колонку «Зачем воюют с сооружениями культа?». С подавляющим большинством высказанных мыслей я совершенно согласен. Однако то немногое, с чем я не согласен, представляется мне настолько важным, что я решил написать ответ.
Я абсолютно согласен, что в спальных районах Москвы совершенно недостаточно православных храмов. В результате многим верующим, в том числе пожилым, приходится ехать до храма на нескольких видах общественного транспорта.
И, разумеется, я полностью поддерживаю программу строительства храмов шаговой доступности в спальных районах Москвы. И я уверен, что Святейший Патриарх Кирилл был полностью прав, когда оценивая потребность нашего города в храмах, определил ее в 600 храмов. А вовсе не в 200, как через некоторое время решили московские чиновники, прислушавшись к воплям атеистов и антиклерикалов.
Я совершенно согласен с Щипковым в том, что потребность москвичей в храмах шаговой доступности в спальных районах ничем по существу не отличается от аналогичных потребностей в поликлиниках, школах, детских садах, спортзалах и магазинах. И я отсюда делаю вывод, что участие государства в строительстве таких храмов абсолютно оправдано.
И, таким образом, я категорически отметаю «возражения» все тех же атеистов и антиклерикалов о том, что якобы совершенно недопустимо «строить культовые сооружения на средства налогоплательщиков». Отметаю, в первую очередь, потому, что как верно отметил Щипков, все соцопросы показывают, что 80% москвичей причисляют себя к православным верующим.
И речь, конечно, идет не только о нашем городе. Когда атеисты и антиклерикалы «гневно возражают» против возвращения Церкви Исаакиевского собора в Питере, я могу им предложить только одно — организовать сбор подписей за проведение общегородского референдума по этому вопросу. И я совершенно уверен, что результаты такого референдума, что называется, «приятно удивят» его организаторов.
И я, опять же, полностью согласен с Щипковым в том, что пропаганду против строительства храмов шаговой доступности в Москве ведут большей частью отнюдь не местные жители, недовольные проектом строительства храма в том или ином конкретном месте, а хорошо организованные антиклерикальные политические активисты, все больше прибегающие в своей деятельности к политтехнологиям оранжево-майданного характера.
А вот дальше у меня с Щипковым начинаются разногласия. Потому что, насколько я понял пафос его текста, он считает, что на «антихрамовые» протесты нужно просто не обращать внимания, и продолжать строить новые храмы на тех местах, которые запланированы изначально. И вот с этим я категорически не могу согласиться.
Во-первых. То что «антихрамовые протесты» обычно проводятся, так сказать, «профессиональными антиклерикалами», вовсе не означает того, что местные жители всем довольны. Очень часто, ничего не имея в принципе против строительства храмов в своем микрорайоне, местные жители недовольны конкретно выбранным местом для строительства.
Нередко это место «перегораживает» традиционные многолетние маршруты пешего передвижения. Бывает, что место для строительства храма отсекает большой кусок от зеленого массива или бульвара, которых и так слишком мало в спальных районах. Или для строительства храма приходится, к примеру, срыть горку, с которой зимой привыкли кататься дети. Ну, и так далее. И, в отличие от наглых и демагогических объяснений типа «мы там выгуливаем собак» или «мы не желаем, чтобы мимо нас таскали гробы с жмурами», недовольство жителей вышеприведенными обстоятельствами мне лично представляется вполне обоснованным. Как, кстати, и нежелание части местных жителей слышать громкий колокольный звон внутри двора-колодца из двадцатиэтажек.
Во-вторых. Процедуры определения места для строительства храма, при которой будут учтены интересы и возражения жителей, на сегодняшний день не существует. Я вообще не понимаю, откуда берутся те или иные конкретные проектные предложения. Одно дело — когда храм хотят построить в больнице или на территории ВУЗа. А с храмами по «Программе-200» все непонятно.
Спасибо городским властям, что сейчас основное решение принимается районными депутатами. Потому что до того, как был установлен такой порядок, у меня нередко возникали подозрения в том, что место для строительства храма определялось тайным сговором префекта, благочинного и какого-нибудь, прости господи, «православного инвестора».
Но и сегодня предложения, которые выносятся на обсуждение в районном муниципальном собрании, возникают крайне непрозрачным образом, чтобы не сказать «неведомо откуда». Неожиданно возникает какая-то левая «группа верующих», и ее предложения почему-то начинают обсуждаться. И это, на мой взгляд, крайне странно, потому что очень многие предложения о храмовом строительстве, исходящие от моих православных друзей и знакомых, отвергаются сразу, безо всякого обсуждения. И у меня есть нехорошее подозрение, что на районные муниципальные собрания по негласному «совету» городских властей выносятся исключительно проектные предложения, прошедшие предварительное согласование в епархии или даже полностью в епархии составленные. А большинство «групп верующих» используется исключительно «для порядка».
Мне известно множество случаев, когда проектные предложения реально существующих годами православных молитвенных общин отвергаются безо всякого объяснения или с крайне неубедительными объяснениями. Об одной такой истории, в которой я принимал и принимаю участие уже много лет, истории пока неудавшихся попыток восстановить на историческом месте храм Преображения господня на улице Новаторов, я писал в колонке «Реакция на восстановление».
То есть у меня давно уже возникают подозрения в том, что мы сталкиваемся с чиновничьим высокомерием, как городской, так и епархиальной бюрократии. Подобно тому, как городские власти и руководство московского метрополитена с легкостью и, как правило, без достаточно основательных мотивов, переименовали уже несколько станций метро, а требование православно-патриотической общественности переименовать станцию метро «Войковская», «динамят» уже много лет. То есть действуют по принципу — переименовывать станции это наша прерогатива, а не всяческого люмпенского быдла.
Годами ничего не получается у молитвенных общин, борющихся за восстановление Страстного монастыря или храма священномученика Ермолая на Бронной. А за строительство многих храмов в спальных районах, против места расположения которых возражают местные жители, ведутся «священные войны» при, хоть и неявной, но все же симпатии городских и епархиальных властей.
В-третьих. Не так уж и редко, когда вместо строительства храма в явно «бесконфликтном» месте типа границы промзоны с жилыми кварталами или многолетнего пустыря, выбирается место в зеленом массиве или другом освоенном и обжитом местными жителями пространстве. Более того. Бывает и так, что храм изначально построен на вполне удачном месте и никому не мешает, но к нему начинают добавляться пристройки, которые уже ощутимо затрагивают интересы местных жителей. А иногда и вообще происходит «глобальная пространственная экспансия». Например, храм Пресвятой Троицы в Воронцовском парке уже много лет как прирезал к себе довольно большой кусок парка. И на эту территорию никого не пускают. Включая прихожан, которые могут зайти только внутрь самого здания храма. Мне лично все такие ситуации представляются абсолютно нетерпимыми.
В-четвертых. Очень многие конфликты вокруг строительства храма возникают потому, что решение о его строительстве было принято не муниципальным собранием, а якобы на «общественных слушаниях». Но общественные слушания в Москве — вещь довольно сомнительная. Когда городским, окружным и районным властям нужно, они могут быть проведены в пользу отказов в строительстве храма. А когда им же нужен другой вариант — в пользу согласования такого строительства. И я прошу меня извинить, но депутатам районных собраний я как-то больше верю, чем организующим все эти слушания чиновникам префектур и управ.
И, наконец, в-пятых. Мне категорически не нравится, что «профессиональным антиклерикалам» противостоят в конфликтах по храмовому строительству такие же «профессиональные клерикалы». И это, на мой взгляд, становится уже чрезвычайно комичным, когда на общественных слушаниях зал оказывается наполнен людьми из двух противоборствующих команд, подавляющее большинство из которых не проживает по месту возможного строительства храма.
А ситуация, когда вокруг конфликтного места, с одной стороны, тусуются антиклерикалы, пытающиеся устроить маленький антихрамовый майдан, а им противостоят не менее агрессивные клерикалы, организующие в ответ свой маленький прохрамовый антимайдан, представляется мне, при всем своем дурновкусии, скорее, пугающей, чем комичной.
Все эти «священные войны» пора прекращать. Во-первых, я уверен, что необходимо создать общественно-государственную структуру по разрешению уже существующих и профилактике возможных конфликтов вокруг храмового строительства в рамках «Программы-200».
Думаю, что такая «конфликтная комиссия» может быть создана на базе Синодального отдела по связям Церкви и общества Русской православной Церкви и Комитета общественных связей Правительства Москвы с привлечением действующего при Отделе Совета православных общественных организаций и аналогичных структур при Правительстве Москвы, в первую очередь, разумеется, Общественной палаты Москвы.
В задачу такого «комитета согласия» должно входить исследование конфликтной ситуации, встречи с представителями противоборствующих сторон, выяснение позиций сторон и поиск компромиссных решений.
Но самое главное, на мой взгляд, это сделать прозрачным механизм выдвижения проектных предложений по строительству храмов шаговой доступности. Еще важнее, создать механизм принятия местными жителями решения о строительстве храма или отказе от такового строительства, и, в случае принятия положительного решения, разработать процедуру определения, устраивающего большинство местных жителей, местоположения строящегося храма.
Я уже говорил, что общественные слушания по такому вопросу считаю крайне неудачным механизмом. Столь же неудачным считаю и механизм городских электронных референдумов по этим вопросам. Потому что принимать решения по вопросу о храмах должны не абстрактные горожане, а конкретно местные жители.
Идеальным, разумеется, для решения таких вопросов была бы процедура проведения местного «микрорайонного» референдума или хотя бы справочного опроса. Но поскольку для такой процедуры сегодня у нас нет абсолютно никаких возможностей, то остается только одно.
Полагаю, что по вопросам строительства храмов в рамках «Программы-200» нужно принимать решения на общерайонных референдумах, проводимых, предположим, раз в год, в рамках единого дня голосования. Если жители района примут положительное решение о необходимости строительства храма шаговой доступности, то на следующий референдум должен выноситься вопрос о конкретном месте нахождения такого храма. А в промежутке между первым и вторым «турами» должна быть серьезная работа общественных и экспертных структур по примирению интересов сторон и нахождению приемлемого решения.
И, разумеется, всему этому должна предшествовать церковно-общественная работа по формированию местных общин православных верующих с последующей регистрацией таких общин в городской епархии и соответствующих регистрирующих структурах города. Потому что предложения о строительстве православного храма шаговой доступности на той или иной конкретной территории должны исходить от реальных православных общин.
Мне кажется, что все эти мои предложения отвечают духу той «новой церковной политики», которую осуществляет наш Святейший патриарх. Мне также кажется, что все это весьма близко и духу Поместного Собора 1918 года, на котором впервые в российской истории был всерьез поставлен вопрос о церковной общественности.