Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре…
Пушкин, «Бесы»
Это своего рода аморальный интернационал…
Владимир Путин, Послание Федеральному собранию РФ, 2013
Мы всё чаще обоснованно возмущаемся запретобесием. Бесчисленные заявления в прокуратуру, в Думу, в СКР, куда угодно вплоть до Спортлото — о проверке фильмов, запрете выставок, экспертизе книг. Культпоходы мочеплещущих отморозков в арт-галереи. Беспрестанное внесение в Госдуму невменяемых запретительных законопроектов, призванных отменить что-то плохое, имеющее, по мнению законопроекторов, какое-то отношение к чему-нибудь ужасному. Реальный срок для сотрудницы детсада Евгении Чудновец за репост видеоролика (в результате привлечения ею внимания к которому были выявлены и задержаны настоящие преступники). Уголовное преследование глупого хипстера за репост фотографии депутата Милонова в футболке с надписью «Православие или смерть», официально внесённой в перечень экстремистских материалов. Запрет публикации фотографий времён Великой Отечественной войны (в том числе документальных снимков с оккупированных территорий) — за то, что там есть ужасная фашистская свастика. Ну и — далее везде. От запикивания «неправильных слов» в художественных фильмах для взрослых и закатывания в целлофан книг «18+», от отмороженной, для галочки, травли курильщиков (под предлогом борьбы с курением) до чудовищной практики, когда вместо реальной борьбы с наркотрафиком со всей своей госкомдури третируют врачей за не по всем правилам оформленное обезболивание (обрекая на мучительную смерть и доводя до самоубийства онкобольных, подводя под аресты и реальные сроки врачей и ветеринаров)… Это не просто чудовищно глупо. Это не просто — иногда — до изощрённого злодейства преступно. Это вообще за гранью добра и зла. Вполне подходит термин запретобесие.
Но говорить о феномене запретобесия невозможно, игнорируя навязываемую общественному сознанию (прежде всего — интеллигентскому, но вслед за ним — и массовому) практику бесодозволенности. Практику морального террора против любых традиционных ценностных самоограничений.
Выдающиеся таланты — даже гении — часто доходили в своих поисках до грани того, что считали морально допустимым их современники, и переходили далеко за эту грань. И вовсе не только Генри Миллер и Сальвадор Дали — но и Пушкин с Микеланджело. И разговор об этом ведётся веками и выходит далеко за рамки нашего разговора о практике запретов и разрешений. А мы здесь говорим вовсе не о праве искусства на выход за рамки, а совершенно о другом. О введении нового культурного стандарта, признающего искусством исключительно то, что выходит за рамки, точнее, сам факт такого выхода. О том, что прежний вопрос — может ли при определённых условиях порнография считаться искусством? — сменяется императивом: искусство не имеет права быть чем-то кроме порнографии.
Примеры для ясности. Писатель Владимир Набоков — имморалист. Писатель Венедикт Ерофеев — сквернослов и маргинал. А, например, режиссёр Владимир Мирзоев — отъявленный оппозиционер, зацикленный на политических претензиях к действующей власти. Но все они — красавцы ли, мерзавцы ли — но такие таланты, что масштаб создаваемого ими выходит далеко за рамки их собственных установок и ущербностей. А, например, писатель Виктор Ерофеев, режиссёр Константин Богомолов и кинорежиссёр Андрей Звягинцев — это совершенно другая история. Она не про ломающий рамки талант (которого просто нет) — а исключительно про маркетинг. Про то, что показанная со сцены или с экрана голая жопа (будь то порнография, садизм, русофобия или новосибирский «Тангейзер») хорошо продаётся просто потому, что — голая жопа. А также потому, что усилиями нескольких поколений маркетологов обеспечено продвижение голой жопы как современного тренда, покупать который престижно и модно.
И очень важно отдавать себе отчёт в том, что красивые (и отчасти справедливые) слова Константина Райкина (а также Богомолова, Звягинцева, Павленского и иже с ними) против цензуры и в защиту свободы искусства — это важная часть борьбы за собственную цензуру, за собственную обязывающую «традицию» — ту самую, в рамках которой 7 апреля 2011 г. Государственный центр современного искусства, учреждённый министерством культуры РФ, наградил премией «Инновация» (400 тысяч рублей) акцию арт-группы «Война», ту самую, в рамках которой хулиганство «Пусси Райот» в Храме Христа Спасителя было яростно и торжествующе поддержано улюлюканием «либерал-террористов» задолго до встречной «апелляции к городовому», закончившейся «двушечкой».
Поэтому запретительные инициативы — в их существенной части — было бы совершенно справедливо назвать «реакционными»: по первому смыслу слова «реакция». Это — ответ на моральную агрессию проповедников аморализма (как, кстати, и так называемые «гомофобные» инициативы Милонова — ответ на попытку превратить сексуальные извращения из давно декриминализованной частной бытовой практики в модный и социально поощряемый норматив).
И вовсе не парадокс, а, скорее, закономерность в том, что «запретобесие» не только не пресекает беснование, но усиливает и поощряет его, дискредитируя и обесценивая единственное, что может ему противостоять — моральную силу здравомыслящего и здравочувствующего общества.
…Я навсегда запомнил первую в моей жизни встречу с прокурором. Было дело в 1971, если не ошибаюсь, году — к нам, третьеклассникам, на встречу пришла работница прокуратуры, чтобы рассказать детям о праве и морали. Закон, — объяснила прокурор, — запрещает совершать преступления, и за нарушения закона людей наказывают, сажают их в тюрьму. А мораль — это когда за неправильное поведение ругают и воспитывают. Ну, например: красть — это преступление. А брать в столовой котлету из тарелки рукой, а не вилкой — это неправильное поведение. Но по мере того, как наш народ приближается к коммунизму, мы будем всё строже бороться с плохим поведением. И то, что сегодня считается неправильным и нехорошим, при коммунизме будет запрещено законом. Так что же, — спросил какой-то ребёнок, — в будущем неправильно пользоваться вилкой и ложкой станет преступлением? Ну, в общем да, — ответила тётя-прокурор…
Сегодня та безымянная тётя — вместе с идеей криминализации застольного этикета — конечно, инкарнировалась в безнадёжном стремлении сделать злобное самодурство единственной альтернативой разврату и прочему плохому поведению.
Между тем, глупость — в том числе в форме юридических запретов безнравственного — не просто неэффективна. Это — форма капитуляции морали перед аморальностью.
Мораль в конечном счёте намного сильнее права (я бы сказал тут о законе и благодати, но давайте не будем дразнить маньяков «светскости»). Декриминализация гомосексуализма в своё время стала важным и несомненным достижением российского общества — и вряд ли сама по себе повысила или как-то изменила ситуацию с этой перверсией. Кстати, можно задуматься о том, что инцест, супружеская измена, фактическое (не юридическое) многожёнство
Но это — так, реплика в сторону. Повторимся: мораль не просто сильнее права. Мораль — то единственное, что может реально противостоять аморализму и нравственному разложению. Потому что только укоренённость моральных ограничений способна воздвигнуть стену на пути разврата. Мораль — если она в обществе сильна — невозможно перепрыгнуть, но её нельзя и обойти, потому что мораль, в отличие от закона, не коррумпируется. Запрещённую книгу можно в массовых тиражах перепечатать в десятки тысяч рук на машинках «Эврика» (опыт СССР не даст соврать), третируемый спектакль или ограниченный в прокате фильм — преспокойно скачать в интернете. А вот силе массового бойкота что-то противопоставить трудно, но массовый бойкот нельзя имитировать, а подпитывающие его чувства оскорблённой нравственности — включить по приказу. Их можно только взрастить и воспитать.
Но воспитывать и взращивать очень и очень трудно. Это требует колоссальных усилий в образовании и воспитании — и не достижимо в парадигме «болонской системы образовательных услуг», производящей исключительно услужливых образованных болонок. Это требует мощной и системной государственной поддержки права граждан на реализацию гарантированной Конституцией свободы совести — права всех граждан, в том числе верующих, а вовсе не только агрессивного атеистического меньшинства. Это требует грандиозной церковной Миссии. И никак не может быть заменено хулиганством скандальных «активистов» со свиными головами и понтами клоунов-байкеров в железных крестах на кожаных шеях и с иконами Сталина наперевес. Это требует сильной, высокоразвитой, нравственной и уверенной в себе патриотической интеллигенции, способной к самостоятельной и осознанной поддержке страны и её интересов — а что может быть страшнее для организаторов запретобешенства? Ведь самые разнузданные шабаши либералов-коллаборационистов идут только на пользу: ими можно запугивать руководство страны и надувать свою, запретительскую, важность, а вот «умные свои» могут эту важность попросту обнулить и обессмыслить.
Именно поэтому вместо трудной общей работы включают на полную мощность «запретительскую» туфту. Туфту слабую, глупую и безнравственную. Представляющую собой политические приписки, идеологический контрафакт, в общем, массовую коррупцию в сфере общественной морали.
Коррупцию, которая оскверняет государство, дискредитирует патриотизм, подрывает устойчивость общества — на фоне глобальной войны, объявленной нам силами мощного, сплочённого и мотивированного «аморального интернационала».
