Исповедь

«Лейтенантская», «офицерская», военная проза зачастую требовала звучных и неодносложных заглавий: «Батальоны просят огня» (Юрий Бондарев), «А зори здесь тихие…» (Борис Васильев), «На войне как на войне» (Виктор Курочкин), «Вызываем огонь на себя» (Овидий Горчаков).

Захар Прилепин прислушался к духу, даже к диктату слова, уловил, как мне кажется, эту поразительную закономерность и в последний момент изменил название своего произведения с «Кафе „Сепар“» (что-то шпионское было в нём, игровое) на «Некоторые не попадут в ад» (звучно и неодносложно, как у старших товарищей-учителей).

При этом роман-фантасмагория, конечно, не совсем военная проза, вернее, не только она.

Роман-фантасмагория рассказывает о нескольких эпизодах из жизни русского писателя Захара Прилепина после 2014-го года. Самое интересное в романе: как, повествуя о современности — вещи вроде бы несовместимые, — ЗП делает большую литературу.

Иногда я начинаю забывать, что ЗП — писатель № 1 в России. Я сам это как-то сказал, лет 10 почти назад, спокойно сообщил самому себе, не на публику. Так вот. Иногда я начинаю об этом забывать, забывать даже, что я не раз говорил своей любимой: «Ровно три литератора увлекают меня в любое, подчёркиваю, любое своё сочинение с головой: Достоевский, Леонов, Прилепин. У этих троих нет ни одной лишней буквы, нет ни единой глупой запятой. Когда я их читаю, то забываю, где я нахожусь, сколько мне лет, день теперь или ночь и придумало ли человечество Интернет или хотя бы телефоны с дисковым набором. Я растворяюсь в тексте».

Когда я это забываю, я становлюсь скучным человеком. Я не верил, что новый роман ЗП меня поразит (хотя авансом раздавал комплименты, знал, что плохо не будет): за конфликтом на Донбассе слежу с самого его начала, за Прилепиным — с доисторических времён, читал, разумеется, и «Не чужую смуту», и «Всё, что должно разрешиться…», и вообще чего только не читал. Выходил через социальные сети на жителей Донецка и Луганска, расспрашивал. Они, в свою очередь, выходили на меня (зачем-то).

Кстати, если взять упрощённый вариант моего генеалогического древа, отследив по бабушкам и дедушкам, то окажется, что мои предки были: а) луганские крестьяне, б) донецкие рабочие, в) астраханские казаки и г) польские сибиряки (сосланы то ли в XVIII, то ли в XIX веке).

Однако Евгений Николаевич всегда находит способ удивить. Качнуть, как боксёр на ринге. Убрать читателя на ложном замахе. Нокаутировать в сердце.

…Финал романа всем известен: Захарченко убьют, «смертельно ранят».

Прилепин нигде не пытается выдавить из читателя слезу.

Прилепин нигде не пытается быть пропагандистом, как Лойко в своём кошмарном — не читали? — романе «Аэропорт». Прилепин, конечно, за Донбасс, но он не расчеловечивает своего противника. «Наш несчастный неприятель» — идеальная формулировка: «наш» — всё-таки родной, не чей-нибудь (будем мы братьями, уже есть); «несчастный» — солдату приказали, он и пошёл убивать (а вдруг сам-то он и не хочет, а вдруг самого-то убьют?); «неприятель» — не враг (с врагом жить дальше бок о бок не получится).

В тексте «Мой Прилепин» я как-то употребил (придумал?) термин «донбасский анабасис». Я не отсылал, но держал в голове знаменитый будейовицкий анабасис Швейка (а также малоизвестную песню «Анабасис» группы «Наутилус Помпилиус» с такой, например, строчкой: «пусть нам повезет отведать ананас удачи»). А роман «Некоторые не попадут в ад» начинается с упоминания героя книги Ярослава Гашека. Бывает же.

Роман-фантасмагория включает в себя несколько литературных портретов: конечно же, Бати, Александра Казакова, Ташкента, прочих ополченцев. Но не только их.

Во-первых (хронологически), это Хаски. Во-вторых, Эмир Кустурица. В-третьих, Никита Михалков. В-четвёртых, Эдуард Лимонов. Персонажи наполовину повторяют главных героев книги «Вежливый герой» Алексея Колобродова.

Сам Прилепин (герой-рассказчик) предстаёт немножко — что есть, то есть — Хемингуэем, немножко Лимоновым. Такого Прилепина мы ещё не видели. Впервые он пишет с позиции практически сверхчеловека. С самоиронией, безусловно, но тем не менее.

Портрет Эдуарда Вениаминовича удался лучше всех, хотя замечателен каждый. Дед, думаю, разозлится, если прочитает. Не потому, что Прилепин его ругает (он его не ругает вовсе), но потому, что Прилепин признаётся ему в любви и видит в нём человека, а не божество. Видит его насквозь.

Два важных момента: 1) экзистенциальный ужас и 2) нравственный облик писателя.

Момент первый: в «Некоторых…» есть два слишком кинематографичных (не говорю: «придуманных») эпизода, по-хичкоковски жутких (так было в повести ЗП «Допрос»). Эпизод № 1: преследование-запугивание семьи героя-рассказчика в России (горящая ёлка, заклеенные стёкла автомобиля, разлитый на пороге кетчуп-кровь, ночные звонки). Эпизод № 2: подкинутый в «круизёр» героя-рассказчика магазин с 7-ю патронами и совет-угроза человека-призрака. Эти эпизоды выглядят страшнее эпизодов с описанием боевых действий.

Момент второй (что-то подобное было в рассказе ЗП «Вонт вайн»): в героя-рассказчика очевидным образом влюбляется феноменально красивая — красивее Моники Беллуччи — замужняя женщина. Они с ней переписываются. Автор здесь «не по плису, не по бархату ходит», а по краю. Образ примерного семьянина слишком прочно закрепился за Прилепиным, чтобы его разрушать. А книга, как ни крути, автобиографическая. В итоге всё заканчивается хорошо.

Интересно было узнать, как те события, за которыми я в течение нескольких лет следил и гадал о природе их возникновения, объяснятся в романе-фантасмагории: создание батальона — объявление о создании Новороссии — демобилизация ЗП.

Я (нескромно, да) чувствовал своё незримое, неуловимое присутствие в романе. Я, например, жал руку Евгению Николаевичу за сутки до того, как в топе Яндекса появилась новость о его возвращении.

Александра Владимировича Захарченко я воспринимал как самого близкого своего родственника, хотя не знал его лично. Я видел тех людей, которые скорбили в день его смерти, но скорбили как-то дежурно, скорее умом, нежели сердцем.

У меня в тот день текли слёзы, я молчал, ничего не ел и, кажется, пил крепкий алкоголь. Было тяжело. Очень.

С внутренней болью я читал финал «Некоторых…».

…Роман-фантасмагория «Некоторые не попадут в ад» — роман, который необходимо читать между строк, роман крайне смелый.

Тут имеет смысл говорить о влиянии прозы Артёма Весёлого и Александра Малышкина, заявил, если я не ошибаюсь, Захар Прилепин.

Первого расстреляли, второй сам умер в том же, 1938-м году. Слишком много смерти вокруг и внутри «Некоторых…».

Евгений Николаевич не сочинил роман. Он написал исповедь.

В моей рецензии, может быть, слишком много меня. Простите.

И в качестве постскриптума:

Хотя ЗП в данном случае влияние Л. М. Леонова отрицает, заметим следующее: если у Леонова было «здесь со своею болью обитаю я», то у Прилепина — «здесь со своей любовью обитаю я» (примерная цитата из «Некоторых…»).

Военное обозрение: Ополченцы ДНР уничтожили огневые точки украинских силовиков