«Я устал от хулы и коварства…»

Можно было бы сказать — ещё одна русская судьба. Попал под каток истории… Русские судьбы в Двадцатом веке трагичны.

А что — немецкие не трагичны? Или еврейские? В Двадцатом-то? Причём как у тех, кто расстреливал, так и у тех, кого расстреливали… И последнее — проистекало из первого.

Сергей Клычков не расстреливал никого. Он навоевался в Первую мировую. В то время, когда его кумир Александр Блок тосковал в тыловом обозе, а его будущий друг, санитар Сергей Есенин читал Великим княжнам стихи в Царскосельском госпитале, Сергей Клычков набирался немецкой шрапнели на передовой. Где-то рядом с шашкой наголо летал Николай Гумилёв. Остальные нюхали кокаин и пили запретный самогон в артистических кафе Петрограда, спорили об особом русском пути и революции. В одно из таких кафе, «Бродячую собаку», частенько захаживал ещё не то чтобы Троцкий, но уже и не Бронштейн. Прислушивался…

Человеком «ослепительной красоты» называла Клычкова Ахматова, «голубоглазым цыганом» Цветаева. «После расстрела Клычкова, — записала Надежда Мандельштам, — люди в Москве стали как-то мельче».

Стихотворение «Не жалею, не зову, не плачу…» Есенин посвятил именно ему.

…Сергей Клычков после возвращения с фронта мечтал только об одном — писать. Революции ему хватило ещё в 1905 году, набегался с Конёнковым (в будущем — прославленным скульптором) по баррикадам декабрьской Москвы. Батальон Семёновского полка, усиленный казачьими сотнями, желание «похулиганить» отбил надолго. Военных впечатлений с фронта — тоже хватило. Хотелось писать.

Остававшиеся двадцать лет жизни Клычков посвятил только этому. Он успел очень много: книги стихов, три романа, несколько прозаических сборников, статьи, рецензии…

Его, Алексея Ганина, Сергея Есенина, Петра Орешина, Павла Васильева, Николая Клюева зачисли в разряд «новокрестьянских поэтов». И зачистили всех. Ганина и Есенина в 1925 году, остальных — в 1937-м. Клычкова арестовали в августе, расстреляли на Бутовском полигоне в октябре. Два месяца ускоренного делопроизводства. Обжалованию не подлежит.

Для меня всегда было загадкой — почему? Автор антисоветских «Собачьего сердца» и «Мастера и Маргариты» писал письма Сталину, ставился во МХАТе, Пастернаку вождь даже на домашний звонил, разговаривал. Бердяев с Ильиным плыли себе на пароходе, подальше от Советов. Мережковский вообще вылез из одних тапочек в своей квартире в Петрограде, и залез в другие в своей квартире в Париже. Точно такие же. Купленные по случаю. Лихачёв «отпрашивался из ГУЛАГа» на выходные — «поработать в библиотеке».

А тут — всех. Что, не могли они написать пьеску про юность вождя или поэмку про бакинских комиссаров? Могли…

Возможно, отгадку даёт Кожинов, когда приводит воспоминания Черчилля. Премьер Великобритании спросил Сталина:

— Наверное, господин генералиссимус очень сильно переживал, когда под Сталинградом решалась судьба войны?

Вождь ответил:

— Гораздо страшнее было в годы кулацких восстаний…

Речь идёт о крестьянском сопротивлении действиям новой власти. Как известно, по всей России в 20−30-е годы полыхало более 200 крестьянских восстаний, некоторые из них, например, Антоновское на Тамбовщине, власть душила боевыми отравляющими газами. Против своего народа. Если, конечно, для Тухачевского и компании это был — «свой» народ.

Но голосом именно этого народа и были Есенин, Клюев, Клычков. И если Есенина из песни уже не выкинешь, то остальные и в 90-е годы Двадцатого века не дождались своего подлинного возвращения. Всё их куда-то норовили и норовят утащить: к рушникам и туесочкам, в чащобный дым сектантства и солярных свастик, к лешим и домовым. Даже песни на стихи Клычкова известных рок-групп на альбомах приписывали Мандельштаму. Так оно «культурнее». Вряд ли Осип Эмильевич с этим бы согласился…

В минувшие выходные на родине Сергея Клычкова, в деревне Дубровки Талдомского городского округа Московской области, был праздник, посвящённый 130-летию поэта. Открылся отреставрированный музей-усадьба Клычкова, выступили поэты, певцы и народные коллективы.

Многократная чемпионка Олимпийских игр и мира Ирина Роднина и глава Талдомского городского округа Московской области Владислав Юдин выкосили траву в саду Клычкова, жители и гости праздника оценили покос.

Всё вроде бы ничего. Кроме одного. Русская культура, и её родниковый голос — Сергей Клычков — и сегодня в стороне. Оно и понятно — он писал о святости. И искал её в своём народе. Это не модно. И «не культурно». Вот если б свальный грех и голые пионерки — тогда б деньги на восстановление усадьбы не пришлось искать целых двадцать лет. Русские и так свою родину любят, зачем им и их культуре ещё и деньги давать? Примерно так размышляют любители гоголь-моголь центров и лебедей Розенталя во власти. Пока не заслышат рёв моторов Panzerwaffe в полях Подмосковья, тогда, конечно, другое дело, тогда — русский народ спасай нас! Главное, чтоб не поздно было…