Поймать агента U-235

Если зацепиться за лаконичность названия и бросающуюся в глаза 21-ю букву русского алфавита, то никак не удастся пройти мимо сравнения нового романа Ольги Погодиной-Кузминой «Уран» с писавшейся в конце 1920-х — начале 1930-х гг. и опубликованной лишь в 1988-м году книгой Всеволода Иванова «У».

Хотя интонационно произведения не похожи вовсе, общего у них оказывается не так уж мало: от парадоксально не отрицающей советского периода русской истории антисоветской начинки до неожиданных рифм-реверсов в случае, например, с построением сюжетов обеих книг вокруг крушения, прямо скажем, религиозного — коммунистического ли, христианского ли — толка (смерть Сталина — его империи, его мифа — в «Уране», расправа над Храмом Христа Спасителя в «У»).

Важна также перекличка по медицинской части: если персонажи Всеволода Иванова доктор Матвей Иванович и его секретарь Егор Егорыч (этакие new Дон Кихот и Санчо Панса, либо Шерлок Холмс и Джон Ватсон 2.0) постоянно обсуждают психоанализ и отсылают читателя к трудам Фрейда, Кречмара, Корсакова etc., то главный антагонист у Ольги Погодиной-Кузминой западный агент U-235 разделяет «сознание на три самостоятельные части», в результате чего «три капсулы сознания, три расщеплённых гомункулуса ведут обособленное существование, почти непроницаемые друг для друга» (чем не пациент Матвея Ивановича?).

Кроме того, интересны наличие постмодернистских приёмов в романе «У» (допустим, комментарии и примечания к нему вынесены в начало и даже не привязаны к указанным страницам) и, может быть, невольный отсыл к современным классикам отечественного постмодернизма в книге «Уран»: стоящие подряд фразы «Мой Бог — насекомое» и «Прочее — сказки для дураков» заставляют вспомнить «Жизнь насекомых» Виктора Пелевина и «Школу для дураков» Саши Соколова.

Впрочем, гораздо больше связей можно обнаружить с замечательными советскими детективами вроде «Я, следователь…» братьев Вайнеров или «Деревенского детектива» Виля Липатова, где культурно-общественный ландшафт, а также психологическая достоверность в раскрытии персонажей задвигают на второй план развлекательную — кто преступник? — составляющую.

Действительно, серьёзный разговор о функционировании в СССР «Комбината № 7», играющего важнейшую роль в реализации атомного проекта, с раскрытием лагерной темы, темы эстонских «лесных братьев» и темой «слишком человеческого» в высших эшелонах власти, — перекрывает интригу с завербованным ещё в годы Великой Отечественной войны агентом U-235, прозвище которого взято напрокат у изотопа урана (в нём возможна самоподдерживающаяся цепная ядерная реакция).

Причём каждая тема подкреплена стойким, так сказать, ассоциативно-кинематографическим (а последний, разумеется, и ассоциативно-литературным) рядом: функционирование комбината — что-то вроде фильма «Встречный» 1932 г. (а фильм — что-то вроде романа «Цемент» Фёдора Гладкова), лагерная тема — с авантюрной подложкой, как в «Крике совы» 2015 г. (при этом наследие «Жизни и судьбы», «В круге первом» и «Колымских рассказов», конечно же, ощущается), тема «лесных братьев» — нечто подобное было в «Ликвидации» 2007 г. (а до этого — в повести «Тревожный месяц вересень» Виктора Смирнова), тема «слишком человеческого» во власти — настроение фильма «Хрусталёв, машину!» (перекочевало из книг Рыбакова, Дудинцева etc.).

Кстати, с «Криком совы» роман Ольги Погодиной-Кузминой роднит ещё и шпионская линия, построенная на эхе-призраке печально известных событий в Локотской республике, а с «Ликвидацией» — патефонные иголки как важная часть сюжета.

Что восхищает: обилие персонажей в «Уране» совсем не сказывается на качестве их прорисовки, а среда, в которой они проживают свою художественную (однако основанную на реальных событиях!) жизнь, 3D-, нет, 4D-образна, и вещество большой литературы посредством диффузии очень скоро начинает проникать в читательскую душу.

Напомним, что большая литература никогда не искала своего величия в интонации школьного учебника. Не было в ней ханжеской надменности и/или скучной железобетонной серьёзности. Проще говоря, Гоголь мог себе позволить сочинить приключенческий роман «Мёртвые души», Л. Толстой — женский роман «Анна Каренина», а Достоевский — детектив «Братья Карамазовы» (разумеется, жанры названы в шутку, но в каждой шутке…). Поэтому не увидеть вирус классического текста за «агата-кристиевой» фабулой нового романа Ольги Погодиной-Кузминой было бы, на наш взгляд, даже и предосудительно.

Другой вопрос, что, несмотря на всю выпуклость изображения, ни один персонаж «Урана» не перерастает себя, не выходит за привычные для своего типажа рамки, как это происходило у того же Фёдора Михайловича, но здесь Ольга Погодина-Кузмина наследует, например, Василию Гроссману (глубокая проработка типажей досталась ледяной антисталинской литературе в качестве ультрасоветского рудимента), а также вспоминает своё второе «я» — призвание: сценарист.

Сценарный подход — это отнюдь не плохо, он часто позволяет избавить текст от, по Юрию Полякову, «ушибленности Прустом». А на сценарный костяк уже можно нанизывать (наращивать) мясо, мышцы и кожу, чем с успехом и занимается Ольга Погодина-Кузмина, являя на свет не чудовище Франкенштейна, но чудовищно красивый, умный и сложный организм: большой русский роман в прозе.