Очень особенный Алексей Навальный

Широко освещается и горячо обсуждается последние дни посещение Марией Бутиной в качестве представителя Общественной Палаты РФ (далее — ОП), ИК-2 во Владимирской области, где отбывает срок самый известный сейчас в России заключенный Алексей Навальный.

Предельно коротко: Алексей настаивает, что болен, лишен достойного, как ему кажется, медицинского обслуживания, уверен, что условия его заключения — сплошная пытка. Он требует врача по собственному выбору, особых условия содержания, включая режим питания, освобождения от бытовых обязанностей, а главное — внимания к себе и решительного осуждения всех причастных к очевидным, на его взгляд, репрессиям в отношении, как он уверен, лидера оппозиции. Объявлена голодовка, которая вряд ли, после голодовок Сенцова, Савченко, Любови Соболь, может восприниматься серьезно.

Мария Бутина, множество раз корректно оговорившись, что никак не может компетентно высказаться о состоянии здоровья Навального, все же говорит, что для человека несведущего в медицине, Навальный серьезно больным не выглядит. Исходя из собственного американского опыта нахождения под стражей и накопленного в России опыта посещений колоний и СИЗО в составе комиссий ОП, позволяет себе оценить условия ИК-2 как нормальные, далекие от таких ярких определений Алексея, как «пыточная» или «концлагерь».

Содержание претензий Алексея и выбранный тон его, если так можно выразиться, беседы с Марией, нисколько не удивляют тех кто видел его выступления в судах по делу «Ив Роше» и особенно по делу о клевете на ветерана ВОВ, осмелившегося принять участие в агитационной компании в поддержку референдума о поправках к конституции. Навальный традиционно кричит, хамит, держится вызывающе, демонстрирует брезгливость и пренебрежение ко всем, кого считает пособниками режима, включая им же приглашенных правозащитников из ОП и разумеется, — к администрации колонии. Последовавшая за визитом яростная травля Бутиной со стороны традиционно ожесточенных и разгневанных поклонников Алексея, как рядовых, так и привилегированных, из числа таких известных борцов с режимом как завсегдатаи эфира и сайта «Эха Москвы», также совершенно предсказуема и сюрпризом ни для нас, ни для Марии не стала. Особенно удалось выделиться Евгении Альбац и Марии Певчих, перешедших к прямым оскорблениям. В разряд ожидаемых последствий можно добавить и нотации со стороны дипломатов западных стран и освещение в западной же прессе состояния здоровья и условий содержания. Все это, повторюсь, предсказуемо, привычно, буднично и даже уже скучно, к неудовольствию поклонников Алексея и к его собственному.

Интерес представляют два следующих сопутствующих обстоятельства: обескураживающая прямолинейность тактики действий Навального и его поклонников и защитников, — с одной стороны и как будто растерянное поведение администрации колонии, — с другой.

Начнем по порядку, с прямолинейности действий. Неужели ни Навальному, ни его, условно, друзьям с богатым медиа и политическим опытом, не пришло в голову придать своему возмущению вид заботы об обществе, не фокусируясь так в лоб на личности самого Алексея? Разве не лучше бы смотрелась озабоченность условиями заключения всех сидельцев, не только его одного? Совершенно очевидно, что негодование по поводу «пыток» и якобы кошмарных условий содержания всех заключенных, вызвало бы больший отклик и позволило бы Навальному набрать больше очков. Но нет, даже в голову не приходит. Важен только такой особенный Алексей. Он — не ровня каким-то там уголовникам, к которым его так якобы несправедливо поместили. Тот факт, что им тоже приходится спать по расписанию, ходить по грубому, дощатому полу (один из элементов пыток) вообще никак не волнует ни Навального, ни его группу поддержки. Больше того, он демонстративно пользуется привилегиями, вроде «берушей» и маски для комфортного сна, как у авиапутешественников, нисколько не смущаясь, что выделяется из прочих заключенных и может тем вызвать некоторое раздражение.

Собственная исключительность не ставится Навальным под сомнение и очевидно должна восприниматься как должное всеми окружающими. Никого из числа активистов либеральной общественности это не коробит. То, что это выглядит странно в глазах прочих и отбивает охоту сочувствовать Алексею у недостаточно просвещенной публики, их не заботит. Это довольно странно. Ну, допустим, что людям, претендующим на некую борьбу за электорат, искренне и по-честному не интересен этот самый электорат, однако делать вид, что он им всё же интересен, они, по идее, просто обязаны, или непонятно как они рассчитывают завоевывать его симпатии. В этих деталях проявляются одновременно и глубокое презрение к широкой публике и её полнейшее непонимание и удивительная неграмотность в политической борьбе. Получается, что собственная же пиар акция с болезнью и жалобами на условия организована, инфоповод создан, но эффект сводят к минимуму сами же организаторы. Конечно, ядерный электорат Навального, настроен к нему так восторженно, что равнодушие к прочим заключенным не отвратит их от кумира, но все же почему хотя бы не попробовать привлечь новую аудиторию? Удивительно.

Чуть менее удивительно, но все же заслуживает осмысления, несколько беспомощное поведение администрации колонии. Навальному позволяются все эти выходки, этот хамский, вызывающий тон и поведение, несомненное разлагающее дисциплину в учреждении. Очевидно, это объясняется личностью сидельца и давлением сверху. Конечно, руководство ИК-2 могло бы в два счета, хочется надеяться, не слишком брутальными мерами, пресечь все эти шалости и привести Навального в чувство, но они, по независящим от них причинам, сделать этого не могут. Бесконечные замечания, без каких либо последствий и повышенное внимание, вроде ночных проверок, лишь усугубляют впечатление, что администрация откровенно боится, как бы с Алексеем чего не случилось. Он этого не может не видеть и откровенно пользуется, рисуясь на фоне растерянных и скованных людей в форме. Нет сомнений, что в глазах преданных поклонников, особенно поклонников юных, такое поведение смотрится как удаль и смелость, а не как нахальство от безнаказанности и хамство.

С сожалением вынуждены констатировать ту же ситуацию, что мы видели, когда Навальный был на условном сроке. Десятки нарушений, которые в любом другом случае повлекли бы неизбежные законные неприятности для кого угодно, остаются без последствий. Власть сознательно или нет, но снова культивирует образ очень особенного Алексея, которому можно куда больше, чем простым смертным. Этот образ, кстати, очень популярен в современной массовой культуре, ориентированной как раз на подростковую аудиторию Навального. Хорошо перекликается с Гарри Поттером, со всякого рода «Дивергентами» и прочими «Голодными Сумерками», с комиксами Марвел, где главный герой всегда от природы особенный. Самому Навальному дается пища для и без того раздутого самомнения и повод и дальше громко хвастаться, как власть его боится.

Смысл столь трепетного отношения к персоне Навального со стороны власти, честно говоря, ускользает. Вряд ли удастся как-то повлиять на санкционную политику западных стран, если дело в этом, или хоть в малейшей степени заставить западную или отечественную либеральную прессу смягчить тон. А вот искусственно подогревать интерес к персоне Навального и демонстрировать нерешительность, власти как раз удается. Возможно, эта мягкость обусловлена не стремлением снизить накал критики власти со стороны тех, кто критиковать ни в коем случае не перестанет, но более здравым желанием не позволить создать образ мученика «берлинскому пациенту» и самому известному заключенному страны.

Нам остается лишь следить за развитием ситуации и делать собственные выводы.