Кто-то еще пытается задавать вопрос, чей Крым?

Этот город — для него место встречи с Той, что зовется Жизнью… Жизнью, в которой история Отечества, его героический дух, святыни и несокрушимая вера в светлое победное будущее — естественная часть атмосферы, воздуха вольных черноморских ветров, бьющих в паруса кораблей. Все это сформировало его натуру. И человека, и гражданина, и писателя…

«Здесь камни звучат человеческой речью», — почти через век написал поэт о мужестве защитников Севастополя, вспоминая дни другой, еще более страшной войны…

Эти речи людей, шепоты умирающих, выкрики команд, а еще — топот ног и копыт, снарядный гром, дымное марево от горящих построек, матросские тела на каменистом ложе земли, грозное молчание подготовленной к священной жертве русской эскадры в бронзовом зареве луны над Севастопольской бухтой, древние обветренные горы — вот взрезающие душу кинжалом впечатления, легшие в основания творческого дара и гражданской позиции будущего замечательного русского писателя.

О Константине Михайловиче Станюковиче по праву можно сказать — он «насквозь севастопольский», здесь он родился, провел детские годы, здесь ему ребенком выпало пережить тяжелейшую «севастопольскую страду» — первую оборону города в Крымской войне, видеть легендарных адмиралов Корнилова и Нахимова… Его отец был комендантом севастопольского порта и военным губернатором города.

Память о тех событиях Константин Станюкович пронес через годы, и она оживает в его литературном творчестве, подобно великому историческому воспоминанию народа.

В дни Севастопольской обороны юный Станюкович, как сказано в официальном документе того времени, «занимался изготовлением для больных корпий», теребил употреблявшуюся в качестве перевязочного материала ветошь, то есть нащипанные из старой льняной ткани нитки, а затем доставлял на перевязочные пункты для раненых. Был награжден медалями: серебряной на Георгиевской ленте «За защиту Севастополя» и бронзовой на Андреевской ленте «В память войны 1853−1856 годов».

Все дальнейшее — Пажеский, а потом Морской кадетский корпус, учебные и кругосветные плавания, служба на Дальнем востоке, где увидел, как Франция разжигает войну в Индокитае, наблюдения над жизнью и бытом офицеров и простых матросов, — не только расширяли опыт и кругозор будущего писателя, но и укрепляли в идеях, зародившихся в его юной душе под влиянием домашнего учителя Ипполита Дебу. Тот был участником разгромленного кружка Петрашевцев в Петербурге, к которому принадлежал и Ф. М. Достоевский. Разжалованный в солдаты, Дебу отбывал тогда наказание в Севастополе. И его антикрепостнический настрой принес свои плоды: жестокие нравы и порядки на флоте никак не совмещались в сознании Станюковича с героизмом русского матроса и солдата, с таким величием проявившемся совсем недавно в обороне Севастополя, с памятью о флотоводцах, отдавших жизнь в вероломной Крымской войне. Севастополь — в земных и небесных смыслах — замковый камень Крыма. Южный портал России…

О Станюковиче много написано. Поэтому, говоря сейчас о Константине Михайловиче, нет задачи — набросать, пусть даже эскизно, творческий портрет или напомнить важнейшие вехи биографии писателя. Однако необходимо сказать вот о чем. Его непоколебимая гражданская и политическая позиция, рассказы и статьи, смело раскрывающие пороки чиновничества и некомпетентность управления, защита от произвола самодержавия простого люда приводят к аресту писателя и годичному заключению в Петропавловской крепости, а потом к ссылке в Сибирь…

Есть художники, в чей творческий портрет входит не только список созданных ими произведений, а что-то еще, чему, бывает, и названия не подберешь. Некая надтворческая составляющая, которая при упоминании его имени становится доминирующей в возникновении целостного образа. Этот образ не исчерпывают полностью биографические сведения «ОТ» и «ДО» — как мастера и как художника. Морские рассказы Станюковича, их гуманистический настрой стали ведущей силой литературной традиции, внесшей вклад не только в нашу национальную культуру, но и наше подсознание. Ведь в его прозе важна не только историко-социальная составляющая, умело выстроенная интрига и прекрасный русский язык. Главное, его книги пробуждают в читателе редкое ныне свойство — тягу к мечте, к морским странствиям, восхищение сильными и мужественными характерами, милосердием, благородством и справедливостью. А еще они призывают стремиться к преодолению, казалось бы, несокрушимого в себе и окружающем зла, и — победить. «В океане надо иметь смелую душу и чистую совесть», — говорил писатель.

Прислушаемся к последним трагическим аккордам потрясающей повести Константина Михайловича «Севастопольский мальчик». И увидим — вслед за автором — нетленный свет нового утра, обещающего воздаяние и возрождение столь дорогой ему России:

«Последний общий штурм двадцать седьмого августа был днем гибели Севастополя…

Отбитый почти везде, он не мог быть отбит малочисленными охранителями Малахова кургана…

Туда были направлены огромные силы французов. Почти все защитники этого «ключа» нашей защиты были убиты или ранены. Немногие остались в живых…

Четыре бесстрашных матроски во время штурма подавали воду храбрецам Малахова кургана…

В восьмом часу на Малаховом кургане взвился французский флаг, а в четыре часа все начальники войск и бастионов получили приказание очистить Южную сторону и перейти на Северную. Поздним вечером началась переправа войск через мост и продолжалась всю ночь.

А в это время в оставляемом Севастополе, погруженном в мрак, раздавались взрывы. Их производили охотники, саперы и матросы. Взрывы, от которых рушились стены полуразрушенного уже города. Пожар охватывал всю оборонительную линию…

Уходившие из Севастополя крестились, оборачиваясь на город…

- А ты, Маркушка, теперь будешь при мне, - говорил Николай Николаевич Бельцов мальчику, стоявшему рядом с ним на мосту, который сильно качался от волнения.

В восемь часов утра все войска были на Северной стороне.

Рейд был пуст. Все корабли затоплены. Мост был уничтожен.

Утро было прелестное.

Маркушка, отлично выспавшийся под буркой, данной ему Бельцовым, был счастлив и оттого, что жив, и оттого, что не на бастионе, и оттого, что заманчивая новизна будущего застилала от него ужасы прошлого, и, главное, оттого, что ему было двенадцать лет".

Кто-то еще смеет задавать вопрос, чей Крым?

Infocus